Возвращение Ликвидатора. Новая жизнь #1

«Меня нынешнего. Но не настоящего!».

— Итак. Денис Валерьевич Пичуга. — начал он, даже не озаботившись представиться. — Что вы делали этой ночью на проспекте Воцарения?

Мужчина выглядел, как спортсмен. Не качок, скорее гимнаст. Выше среднего, почти под метр восемьдесят, он был подвижен, как ртуть, но при этом весьма экономен в движениях. Одет был в форму. Военную, повседневную — не полевую. Но совершенно мне незнакомую. Черные брюки, синий мундир с красным кантом по воротнику и обшлагам, на голове — меленькая синяя же фуражка с высоким околышем и блестящим черным козырьком.

— А вы, вообще, кто? — вопросом на вопрос ответил я, «записав» в память «свои» ФИО.

— Вот значит как? — хищно оскалился военный. — В бирюльки со мной играть вздумал, Пичуга? А я за одно только нарушение комендантского часа могу закатать туда, где мать родная не найдет! Или ты думаешь, что раз дворянского происхождения, то это тебе как-то поможет?

— Да я не помню ничего! — максимально испуганным голосом пролепетал я, закинув в базу знаний тот факт, что я еще и дворянин. — Меня избили, на улице бросили! Я ничего о себе не помню! Даже имя свое только что от вас услышал!

Сочетание страха в ломком басе подростка с жалким выражением лица, похоже, сбило мужчину с толку. Он нахмурился, взял медкарту с кармана на спинке кровати, вчитался.

— Тут нет ничего про амнезию. — сообщил он минуту спустя.

Я только руками развел. И затянул жалостливо.

— Дяденька, я не знаю, правда… Избили меня, на улице бросили. Я шел-шел, даже не знаю куда шел. Людей вокруг нет, темно. Потом смотрю — машина! Я было к ней, а она взорвалась. Меня откинуло, а когда поднялся, смотрю, дядька стоит возле нее, горящей, и молниями с рук пуляет. А него тоже кто-то бьет. Но у того щит или поле какое-то, все поглощает.

Закончил и проникновенно посмотрел на военного. Мол, ну смотри какой я несчастный, маленький и безобидный! Разве могу я врать? Да ни в жисть! Особенно хорошо, я считаю, получилось с этим «дяденькой». Откуда только такое слово раскопал?

Некоторое время мужчина рассматривал меня. Неприятно так глядел, как на комара какого. Будто раздумывал — сейчас тебя прихлопнуть или погодить маленько. Потом рывком развернулся, словно по команде «кругом» и быстро пошел к выходу из бокса. Бросив через плечо.

— Никуда не уходи!

«Петросян, блин! Куда я, нахрен, из ведомственного госпиталя денусь!— презрительно подумал я. И тут же спохватился: — А Петросян — это кто?»

Оставаясь один, я еще раз пробежался по своей легенде, и пришел к выводу, что держаться нужно именно ее. Причем, даже врать не придется, а это важно. Мало ли, вдруг у них есть полиграф, чтобы проверить мою правдивость. А так, прикинусь валенком, буду давить на жалость и амнезию. Глядишь, и пронесет. Других вариантов я все равно не вижу.

Ждать вышло недолго. Уже через несколько минут в палату быстрым шагом вошли двое: уже знакомый мне офицер, и средних лет дядька с лицом грустной жабы, залысинами и больничном халате. Врач, надо полагать.

Ничего не говоря, этот тип подошел ко мне, довольно грубо ухватил за шею, и повернул голову на бок. Потрогал пальцами рану на затылке, не удовлетворился осмотром, снял пластырь. Потом снул нос в бумажки, что-то пробормотал, похоже, ругательство, и опять вернулся к созерцанию рубца на голове.

— Это странно. — наконец произнес он.

— Что? — тут же отозвался военный.

Я предпочел помалкивать. Пусть умные люди меж собой сами все порешают, я тут пока в уголке серой тряпкой полежу.

— Рана на его затылке. На обследовании этому не придали значения, провели лишь сканирование мозга на предмет повреждений. — принялся объяснять врач. — Ничего не выявили. Вероятно, действовали в спешке. Или не связали одно с другим.

Даже я почувствовал, что медик оправдывается. И ему это очень не нравится.

— И что? — подстегнул его офицер. — Что странно?

— Рана. Видите ли, характер рассечения ткани свидетельствует об очень сильном ударе. Такой всегда сопровождается отеком мозга. Обширным. В девяноста процентах это заканчивается смертью пациента. Точнее, превращение его в растение — функции мозга отмирают, и жизнь можно поддерживать лишь аппаратно.

— В девяноста процентах. — повторил военный. — Ну, значит пацану повезло, и он попал в десятку везунчиков. Не так уж и странно.

— Вы не понимаете! — воскликнул врач. — Удар, повлекший такие повреждения кожного покрова и тканей черепа, неизбежно бы привел к оттеку мозга! Неизбежно, понимаете? А у пациента — никаких следов, даже сотрясения нет! Это нонсенс!

— Амнезия возможна?

Офицер был мужчиной практичным, предпочитающим в дебри не лезть. Его интересовала конкретная информация, и он сейчас ее проверял, пригласив для этого специалиста. А все эти оттеки, нонсенсы и прочие, его интересовало постольку поскольку.

— Да, конечно… — немного растерянно проговорил врач. — но дело не в этом!

— Спасибо, Петр Андреевич. Можете быть свободны.

Доктор вышел, горя обидой и возмущением, а оставшийся особист — я не сомневался, что это именно офицер разведки или контрразведки — испытующе посмотрел на меня. Нехорошо посмотрел.

Меня, впрочем, это сейчас не слишком волновало. Мне только что сообщили, что я как бы умер, но при этом почему-то остался жив. Что мне теперь его пугающие взгляды?