По грехам нашим. Книга 4

***

Ехать по первому снегу было вполне комфортно, хорошо, что еще сильно не замело, и кони не проваливались на каждом шагу, между тем комфортной дорогой назвать было нельзя. Начало ноября встречало уже холодом и морозцем, но критического, все же, ничего в этом не было, намного лучше, чем слякоть и дожди. А периодически остановки с кострами и тренировками вполне нивелировали неудобство от морозца.

Стольный град Владимир встретил многолюдностью и суетой, граничащей с хаосом. Огромное скопление людей не только создавало ощущение тесноты, но и было похоже на восточный базар, как это я себе представлял. Шум, гам, толпы чаще всего вооруженных людей, писк и крики женщин, которым оказывают излишние знаки внимания особо игривые воины, и тут же окрики и нравоучения толи командиров, толи более нравственно стойких товарищей. Солдатня, она во все времена такая. И не сказать, что все вскрики женщин были с явным осуждением, иногда проскакивали и игривые нотки в этих извечных игрищах мужчин и женщин.

Натерпится Владимир от этих товарищей, если только не ввести жесткую уставщину. А Устава то и нет, ну в этих дружинах и ватагах ее нет точно, у нас-то внедряется что-то похожее на Устав, который еще только формируется и пишется отцами-командирами.

Устав пока не утвержден и нет однозначности в толковании всех принципов боя, несения службы. Есть распорядок дня, тренировок и караулов в воинской школе, кое-где основные, не требующие оспаривания истины уже нанесены на бумагу или пергамент, но этого мало. Можно было навязывать свое видение ситуации, но, даже при том, что в армии вбили Устав похлеще молитв в этом времени, я до конца сам не понимал систем взаимодействия в войсках, порядков и традиций. Такой документ должен писаться не одномоментно, а исходя из многолетнего опыта.

Многое нужно было еще привносить в формирующуюся армию. Так, необходимо было вывести в отдельный штат штабную работу, теоретиков для формирования единого Устава, создать военно-промышленную палату, или избу, не важно, как называться будет, главное функционал. Создать что-то вроде Генерального штаба и академии при нем. Пока даже не представлял, как в условиях, пусть уже и не такого дремучего Средневековья, сделать это. И нужно ли мне этим заниматься, когда есть княжеские воеводы, Филипп, как представитель нового видения войны, да и много еще кто.

Все перечисленное нужно сделать, вот только люди еще не совсем готовы к такому структурированию, еще только формируется система сдержек и противовесов, нет распределения и делегирования полномочий, да много чего. Фрукт должен дозреть. Но, что точно, в войске, которое набирается из воинских школ, как суздальской, так и унжанской, даже ополчение с наших мест, уже наличествуют зачатки дисциплины и субординации. Вот думаю, пора повсеместно вводить и воинское приветствие, и четкость ответов, это еще больше дисциплинирует и создает особую воинскую атмосферу и даже культуру.

Великий князь меня не соизволил принять сразу же по прибытию. Понятное дело, с таким бардаком, что творился в городе разобраться нужно, и без участия авторитетного правителя, многие вопросы решить просто невозможно. Я же сник, понимая, что в сложившейся ситуации и месяц без общения с владимирским князем просидеть могу. Решил не так уж и спешить, не нарываться на немилость, но на следующий день после прибытия найти Нечая, он то доведет до ушей великого князя всю информацию. А мне чиниться и ужиматься с «шептуном» великого князя не приходится, тут общение простое.

Мой дом, а точнее усадьба, в столице нашего, набирающего силу княжества, выглядела удрученно. Нет, не была разграблена, или пыль сантиметровая присутствовала, уюта не было, казенщина. Какое-то общее уныние и обреченность довлели на психику в стенах немаленького строения. Возможно, такое состояние было связано, что усадьба долгое время использовалась Лисом, предавшим меня. Навалилась некая тяжесть и тоска, много я возлагал надежд на этого предателя, продавшегося за «тридцать серебренников».

Конюх, или кем он был у Лиса, упал на колени при моем появлении, забывая даже отвечать на закономерные вопросы о том, почему он это сделал. В унжанском поместье, как и в Суздале, я не приветствовал раболепия и жесткого подчинения, вполне лояльно относясь к людям, которые меня окружали. Бывало, одаривал в праздники, мог где-то пожурить, или просто оправить искать другую работу, если не справлялся, но коленопреклонения не любил. Да и в целом подобострастия в этом времени особо замечено не было, еще не абсолютизм с его повсеместным уничижением вольного люда даже и всякого рода невольной челяди. Вон с князем и с тем «на ты» все разговаривают.

Причина была выяснена, когда получилось разговорить кухарку, к слову очень молодую и удивительно привлекательную девушку, пусть и не в моем вкусе, но нельзя было не отметить красоту чуть пышнотелой, с удивительно красивыми и правильными чертами лица даму.

Из недолгого разговора, больше похожего на допрос, я еще раз убедился, что некогда пригрел на своей груди змеюку, пусть и звалась она Лисом. Этот озабоченный, возомнивший себя вершителем судеб, несостоявшийся купчина и приказчик, портил девок, унижал и занимался рукоприкладством в отношении слуг. Такой вот сатрап, рожденный в глухом лесу под Унжей.

Настю, так звали девушку, тоже не минула сия участь. Но, в отличие от других девок, она была обласкана, пусть и появлялись синяки на теле довольно часто, но реже, чем у других. Настя была сиротой, получила неплохое образование для этого времени: читать и писать умела, знала немецкий язык, считала и складывала простые цифры, но после смерти родителей, не имела средств для существования. Ее отца, приказчика одного из купцов толи убили, толи морская пучина прибрала к себе, мать от горя померла, а больше и никого, все братья, кроме одного, ранее погибли, на руках остался батик-пацан семи годков. Вот и пользовал гаденыш красивую девку, которая могла стать отличной матерью и женой для достойного мужа. Сам же собирался жениться на какой-то там баронессе. И так уже знал, что Лис угодил в «медовую ловушку», направленную больше на меня. Еще узнаю, кто против меня такое измыслил. Дайте срок, латиняне, дайте срок!

Мое милосердие и добросердечие по отношению к прислуге в усадьбе поколебалось, когда я понял и иную причину их страха передо мной. Идиот Лис, даже не подозревающий о слове «конспирация», во все горло орал, как и зачем он меня убьет и после уедет к немцам. И ладно это, чего по пьяни не ляпнешь от чувства вседозволенности, но часть прислуги способствовала своему «боярину» и даже учувствовала в поиске новых жертв. По словам той же Насти, Лис обещал забрать ее, после того, как свершиться «правосудие» надо мной, чем в некоторой степени и умилостивил девушку, которая не так уж и насильно ложилась в постель своему благодетелю. Да не мне ее судить. Вряд ли она помышляет мстить за Лиса, не было в ее глазах и капли сожаления от того, что тот ушел на суд божий.

Как хозяйка, Настя оказалась на высоте и готовить умела знатно, она не знала всех тех новшеств кулинарии, что я привнес в этот мир, но даже каша с мясом и наваристые щи были выше похвал. Разваристая греча с большими, но тающими во рту кусками мяса, отдавала приятным дымком, который предавал блюду неповторимый аромат.

- Пойдешь со мной в Унжу и разуешь мужа себе. Обиды и кривды тебе не будет, - произнес я, одергивая молодуху, которая уже скидывала свой сарафан, поймав мой взгляд на себе.

Нет, желание было, пусть не в моем вкусе, но девушка была красива. Если бы не подлости Лиса, я бы и мог переступить через свои новые принципы и наставить-таки рога Божане. Но я все же не пожелал создавать трещину в, как мне мниться, идеальных отношениях, да и травмировать психику желанной для абсолютного большинства мужчин Насте дальше, не хотел. Лучше кого из приближенных облагодетельствовать. Тот же Ипатий мог мы покуситься, хотя – нет, Настя для него не подойдет характером, да и типажом. Тому темненьких подавай. Может отрядить отряд выловить в Африке негритяночку да подарить другу? Махровый я колонизатор! Но был еще и Божко, да в Унже много славных витязей неженатых, такая найдет себе мужа, если только не пойдет по проталиной дорожке в бордель.