Вся мощь Моонзунда

Глава 18

Утром после того, как немецкие диверсанты оказались нейтрализованы, командный состав Береговой обороны Балтийского района собрался в штабе на совещание. Настроение у командиров хорошим не было. Все понимали, что хоть вражеская диверсионная группа и перестала существовать, но цена за это достижение заплачена немалая. Немецкие лазутчики постарались подороже продать свои жизни. А советский флот на архипелаге потерял один из пограничных катеров, на котором вместе с тремя немцами погибли пятнадцать краснофлотцев. Единственный выживший свидетель, матрос Переверзин, дал показания, что убиты еще и трое эстонских рыбаков. Но, это оказалось не совсем так, потому что один из них, как выяснилось, получив лишь легкую контузию от взрыва гранаты, упал в воду, сумев доплыть в ночи до берега, где и был задержан пограничниками, прочесывающими пляжи с собаками.

Совещание предполагалось важное. Специально для того, чтобы принять в нем участие, из Ленинграда ночью на Моонзунд прилетел сам комиссар Военного совета Краснознаменного Балтийского флота Евгений Лебедев вместе с несколькими чинами из Главного штаба КБФ, а председательствовал сам генерал Елисеев. Эти двое командиров очень хорошо знали друг друга. Они вместе служили на архипелаге еще в Империалистическую на 32-й батарее, расположенной к западу от деревеньки Выи на южной стороне острова Моон, он же Муху.

На 32-й имелись пять десятидюймовых пушек, которые выглядели очень солидно. Их стволы длиной почти одиннадцать с половиной метров и мощный орудийный станок, вместе с которым каждое орудие весило почти 54 тонны, вызывали уважение. И орудийная прислуга старалась заботиться о них с максимальной аккуратностью, благодаря чему 32-я батарея всегда находилась в готовности дать врагам достойный отпор. Стволы десятидюймовок изготавливались на Обуховском заводе с 1896-го года, когда поступил первый заказ на пять орудий. А станины для них отдельно производил Путиловский завод.

При строительстве 32-й батареи на острове Моон проложили узкоколейную железную дорогу от пирса в Куйвасту и до самой батареи, расположившейся у деревни Выи. Для подвозки боеприпасов от причала использовали два небольших пятидесятисильных паровоза. Батарея прикрывала пристань в Куйвасту, а также контролировала огневым воздействием Моондзунский пролив. Во время немецкой высадки, осуществляемой в рамках операции «Альбион», 32-я батарея до самого конца обороны обстреливала немецких десантников, закрепившихся возле Ориссаарской дамбы. И это дало возможность русским войскам организованно отступить. В конце обороны огонь могли вести только две десятидюймовки. А еще три орудия батареи к тому моменту уже вышли из строя из-за вражеского огня. При отступлении с Моонзунда оставшиеся орудия пришлось взорвать.

Береговые десятидюймовые пушки отличались от морских. Во-первых, они изготавливались облегченными на 10 процентов, во-вторых, имели цапфы, а поршневой затвор оснащался обтюратором с грибовидным стержнем. Но, самое главное отличие от морских орудий состояло в отсутствии электромеханических систем заряжания. Этим объяснялась низкая скорострельность. Орудия этого типа производили всего один выстрел в минуту. Тяжелые снаряды заряжающие грузили в специальные тележки и подвозили к пушке вручную. А фугасные снаряды к десятидюймовкам весили 225 кг, да еще и их пороховой заряд тянул больше шестидесяти. Так что работа заряжающих была тяжелой. Именно матросом этой воинской специальности служил в то время на Моонзунде Евгений Лебедев, а Алексей Елисеев к тому моменту уже сделал карьеру унтер-офицера, стал сначала кондуктором, а потом и мичманом, командиром орудия.

На флот Елисеев попал по призыву еще в 1908-м году. На следующий год он окончил школу комендоров в Кронштадте, а в 1910-м его направили в школу унтер-офицеров. Получив специальность артиллерийского наводчика, он был произведен в кондукторы и назначен на крейсер «Россия» командиром плутонга, где сдружился с революционерами-подпольщиками. Уже через год Елисеева арестовали за распространение большевистской литературы, после чего четыре месяца он провел под арестом. Ему вменяли участие в политическом антиправительственном кружке. Но, власти так ничего и не доказали, выпустив Елисеева без взысканий, после чего он получил назначение инструктором-преподавателем в Петербургский Морской корпус.

Вот только на престижной береговой должности Елисеев надолго удержаться не смог из-за интриг коллег. В конце 1912-го года его снова направили на крейсер «Россия» в прежней должности плутонгового командира. Осенью того же года на этом крейсере Елисеев участвовал в большом учебном походе в Атлантический океан. Крейсер заходил на Канары, на Мадейру, на Виргинские и Антильские острова. Однако, после этого дальнего похода Елисеев был с флота уволен за революционную деятельность.

Но, уже в июле 1914-го его снова призвали обратно на службу, назначив на линейный корабль «Слава». Впрочем, оттуда его за агитацию большевистских идей вскоре списали на берег. Так он и попал в береговую оборону командиром плутонга шестидюймовых орудий системы Кане 33-й батареи. Оттуда его перевели на ту самую 32-ю батарею, оснащенную десятидюймовыми орудиями. За точные обстрелы немецких кораблей, пытающихся штурмовать Моонзунд, Елисеева произвели в мичманы, наградив Георгиевскими крестами III и IV степени. Теперь же генерал-майор Елисеев возглавил всю береговую оборону Моондзунских островов.

Совещание было посвящено не только ликвидации разведывательно-диверсионной группы противника, проникшей на архипелаг. Это был всего лишь повод для того, чтобы еще раз обсудить все приготовления к отражению предстоящего вражеского штурма архипелага. Все понимали, что обстановка осложняется с каждым днем, и час атаки близок. Немцы наглухо застряли под Ригой и потому могли начать десантную операцию на Моонзунд в любой момент. Тем более, что противнику не давали покоя постоянные ночные налеты на территорию Германии советской дальней авиации с аэродромов на архипелаге. Так что германским командованием принимались все необходимые меры, чтобы устранить эту угрозу. И это было очевидно для всех командиров советского Балтфлота.

Тральщики в последнее время минировали подходы к архипелагу, уделяя наибольшее внимание постановкам минных заграждений в Ирбенском проливе. А личный состав тральной флотилии достойно нес свою опасную службу в условиях войны. Вместе с комиссаром Лебедевым на Моонзунд прилетели флагманский минер капитан третьего ранга Тулинов и начальник тральных сил флота капитан первого ранга Киреев. Он считался знатоком не только трального, но и минно-заградительного искусства, отслужив на тральщиках еще в Империалистическую войну.

Тральщики делали свое дело, а сторожевые корабли, подводные лодки и морская авиация непрерывно патрулировали прилегающую акваторию. Истребители флота и сухопутных войск, действуя согласованно, не давали противнику безнаказанно устраивать воздушные налеты и мешать минным постановкам. Авиацию на архипелаге предполагалось усилить еще двумя авиаполками. Чтобы командовать на месте передислокацией дополнительных эскадрилий, вместе с Евгением Лебедевым прибыл и командующий авиацией флота генерал ВВС Самохин.

Транспортные конвои со всем необходимым, с боеприпасами и с морскими минами, ежедневно прибывали на острова со стороны Таллина под защитой береговых батарей. И немцы пытались ночами минировать с самолетов прибрежный фарватер магнитными и акустическими минами. Для противодействия этим новым немецким минам советские тральщики начали применять специальные тралы: электромагнитный и акустический. А использовали их с немагнитных тральщиков, построенных из дерева. Так что минную опасность купировать пока удавалось.

К концу июля на Моонзунд передислоцировались эсминцы и торпедные катера, а в самое ближайшее время должен был прибыть и особый отряд катеров волнового управления. Новые береговые 180-мм дальнобойные орудийные установки спешно доводили до боевого состояния. Особое внимание уделили на совещании дооборудованию еще неукрепленных участков берега. Именно из такого места остатки немецкой разведгруппы смогли выйти в море на рыбацкой лодке, что потом позволило им взять катер МО-2 на абордаж. Чтобы впредь не допустить ничего подобного, всем экипажам сторожевых катеров предписывалось отныне находиться на верхней палубе со стрелковым оружием и немедленно провести учения против возможных абордажных атак.

На совещании комсостава в бывшем епископском замке на острове Эзель присутствовал и командующий главными силами флота контр-адмирал Ралль. Совсем недавно под его командование вернулся линкор «Октябрьская Революция», подновленный после ремонта. На заводе в Кронштадте не только восстановили сбитую финскими снарядами дымовую трубу, но и заменили лейнеры в орудиях, умудрившись произвести лейнирование без постановки корабля в док. Советские инженеры придумали технологию быстрой замены ствольных вкладышей. И теперь Ралль поднимал вопрос о том, чтобы аналогичные работы произвести и для орудий «Марата», поскольку из-за постоянной стрельбы начальная скорость снарядов уже уменьшилась процентов на десять, а точность выстрелов упала еще больше. И, конечно, не стоило ждать, когда двенадцатидюймовые стволы линкорных пушек разорвет по причине чрезмерного износа ствольных каналов.

И все же, главным вопросом, поднятым на совещании, был вопрос защиты побережья от повторения проникновений немецких диверсантов. Выводы сделали после тщательного изучения череды событий. Прежде всего решили насильственно выселить с побережья, обращенного в сторону открытого моря, всех местных жителей. Пойти на эту крайнюю меру обстановка вынуждала не только потому, что эстонские рыбаки могли сотрудничать с врагами, но и по той причине, что все оставшиеся без ограждений пляжи нужно было заминировать в кратчайшие сроки, а еще и укрепить противодесантной обороной, выставив заграждения из колючей проволоки и оборудовав стрелковые позиции и пулеметные точки. Этого до сих пор повсеместно сделать не успели, ограничившись оборудованием тех мест, где во время операции «Альбион» высаживался немецкий десант. Но теперь выхода просто не оставалось, и приходилось идти на крайние меры, быстро изыскивать дополнительные силы и средства для укрепления обороны.

Еще приняли решение усилить воздушную разведку в акваториях Балтики, прилегающих к Моонзунду. По предложению комиссара Лебедева пересмотрели схему связи и взаимодействия между авиацией, кораблями и береговой артиллерией, упростив ее, чтобы сообщения могли идти не только через штабы, а и напрямую, между командирами кораблей, самолетов и батарей, расположенных на берегу. Тогда и время скоординированных ударов по противнику сильно уменьшится. А штабная нерасторопность будет исключена.

Положение, существующее до войны в войсках и на флотах, когда донесения об обнаружении сил противника проходили сквозь множество инстанций, а в результате командование узнавало о вражеских действиях с большим опозданием, из-за чего решения об атаках или об отступлениях критически запаздывали, посчитали ненормальным. И постановили немедленно исправлять сложившуюся громоздкую схему докладов сначала в штаб, а потом ожидания от штаба указаний в полном бездействии. Теперь же командирам кораблей, эскадрилий и батарей позволили принимать решения в экстренной ситуации самостоятельно, исходя из положения на месте. А оперативно командовать всеми силами, имеющимися на Моонзунде, возлагалось на Елисеева. Причем, он мог теперь не докладывать в штаб о каждом своем чихе, а действовать на свой страх и риск, исходя из обстановки.