Пионерский гамбит-2

Глава 28, про такое равенство, когда некоторые равнее других

«На что, интересно, на этот раз разозлилась Марина Климовна?» — думал я, пока топал по тропинке, загребая кедами сухую хвою. Так странно, сначала она мне вроде показалась нормальной теткой. В самом начале первой смены. Когда она в танце вожатых участвовала. Вроде бы, с чувством юмора у нее нормально, самоирония, опять же, присутствует. Но потом случилась история с шашками, потом она сорвала со стены нашу газету, потом… У меня даже идей никаких не было, что я снова умудрился натворить.

Впрочем, настроение у меня было отличное, так что как-то особенно я не волновался. Не могла же Марина Климовна напрячься на только что прошедшие на нашей веранде чтения. Даже если бы она и узнала о том, что они проходили, то придраться было реально не к чему — наш корабль был построен в Советском Союзе, внутренний распорядок включал в себя построение под гимн на фоне красного знамени с серпом и молотом. Мы даже ради такого дела придумали голографический флагшток, чтобы советский флаг развевался прямо в открытом космосе. В общем, урок я усвоил, так что пренебрегать идеологическим подробностями мы не стали, даже наоборот.

Я открыл дверь и вошел.

Нда, лица у собравшихся весьма грозные, будто затевалась здесь по меньшей мере казнь на электрическом стуле. Кроме Марины Климовны присутствовали еще двое парней-вожатых — кучерявый зануда с отвратительным голосом и белобрысый здоровяк, ничем особенным не прославившийся, кроме футболки с портретом сурового бородача. И еще тут был Серый. Мелкий миньон Боди. Вид он имел крайне кислый, глаза красные, будто он только что плакал.

— Здравствуйте, Марина Климовна, — вежливо сказал я старшей пионервожатой, восседающей за столом под портретом Леонида Ильича. Остальным просто кивнул. Марина Климовна нахмурила брови, но до суровости взгляда вождя все равно не дотянула.

— Крамской, что это такое? — она простерла руку над столом жестом величественным и возмущенным. Стол был пустой. Почти. В центре лежал ровно один предмет — вскрытая пачка сигарет «Стюардесса».

— Сигареты, Марина Климовна, — пока еще не понимая подвоха, ответил я.

— Крамской, у тебя совесть есть вообще?! — напустилась на меня Марина Климовна.

— Эээ… А что случилось-то? — я осмотрел собравшихся. — Ну да, я знаю, что это такое. Некоторые люди курят. Моя-то совесть тут при чем? Я же их не заставляю?

— Сережа, скажи нам еще раз, где ты взял эту гадость? — Марина Климовна повернулась к Серому.

— Я купил их у него, — едва слышно пробормотал Серый, не глядя на меня.

— У кого ты их купил? — требовательно вопросила Марина Климовна.

— У Крамского, — еще тише проговорил Серый.

— Серьезно? — я чуть не заржал. — Серый, что это еще за фантазии?

— А ты молчи, когда тебя не спрашивают! — прикрикнул кучерявый.

— Почему это я должен молчать, когда он врет? — спросил я.

— Лучше подумай о своем поведении, Крамской! — Марина Климона встала. — Сережа, расскажи нам, как все было!

— Ну… — Серый бросил на меня испуганный взгляд. — Я гулял. Зашел за столовую… А там он с пацанами курит. Они сказали, что если я хочу доказать, что я взрослый, то я тоже должен закурить. А я сказал, что у меня нет сигарет. И тогда он говори, что может мне продать. За двадцать копеек. Я согласился.

— Сережа, ты же понимаешь, что курение не делает тебя взрослым? — вкрадчиво сказала Марина Климовна.

— Понимаю… — прошептал Серый.

— Тогда почему ты купил у Крамского сигареты? — спросила она.

— Почему ты врешь, что купил у Крамского сигареты, — уточнил я.

— Помолчи, Крамской! — прикрикнул кучерявый. — Говорить будешь, когда тебя спросят!

— Я буду говорить, когда считаю нужным! — сказал я. — Серый врет как сивый мерин!

— Выбирай выражения, ты! — вступил в разговор белобрысый. — Спекулирует сигаретами, еще и хамит! Очень ему надо наговаривать на тебя!

— То есть, вы уже решили, что я виновен? — я иронично приподнял бровь. — А если я приду завтра и скажу, что кто-нибудь письки на заборе рисует, вы просто так мне поверите и накажете того парня? Просто по моим словам?

— Твоим словам теперь не так-то просто поверить, — язвительно бросила Марина Климовна. — Вечно ты…

— Вечно я — что? — хмыкнул я.

— Сначала ты дерешься, потом какая-то странная история с дымовыми шашками… — сказал белобрысый.

— Вы серьезно вообще? — я снова чуть не заржал. — Вообще-то, у меня просто кровь из носа пошла, а дымовые шашки мне Мусатов подбросил.

— Тогда объясни, почему другие не попадают в такие ситуации, Крамской? — Марина Климовна остановилась передо мной и уперла руки в бока.

— Понятно, ложечки нашли — осадочек остался, — тихо проговорил я себе под нос.

— Что ты там бормочешь? — Марина Климовна грозно нависла надо мной.

— Вы просто светоч справедливых суждений, Марина Климовна, — сказал я, мысленно подняв табличку «сарказм».

— Шуточки, значит, шутим, Крамской? — на шее старшей пионервожатой проступили красные пятна. — Весело тебе, значит?! Ты хоть понимаешь, насколько сейчас серьезно твое положение? Вообще-то я обязана вызвать участкового!

— Ну так вызывайте, чего вы на меня-то кричите? — я пожал плечами. — Вы же меня в преступлении обвиняете, ну так и пусть милиция разбирается…

— Паша, ну что я тебе говорила? — Марина Климовна с тоской посмотрела на кучерявого. — Похоже, надо собирать совет дружины и ставить вопрос об исключении Крамского из лагеря…

— А обыск-то хоть в рюкзаке устраивать будете? — спросил я.

— Иди отсюда, Крамской, — прошипела Марина Климовна. — Хотела я с тобой по-хорошему поговорить, но по-хорошему ты не понимаешь. Завтра соберется совет дружины, изволь явиться.

«Яволь, майн фюрер!» — подумал я, но вслух говорить не стал. Мое мнение о педагогических талантах Марины Климовны упали еще ниже, чем были после истории с нашей газетой. Вот же дура-то…

— До свиданья, Марина Климовна, — вежливо сказал я, развернулся и вышел из ленинской комнаты. Успел услышать только, как все трое опять напустились на Серого с нотациями о вреде курения. Ну да, его гораздо интереснее прессовать, чем меня.

Я остановился на крыльце и огляделся. Вряд ли Серый по своей инициативе взялся на меня наговаривать. У отличного плана выдать меня за спекулянта сигаретами должен быть идейный вдохновитель. Толстый такий вдохновитель…

Ага!

Вот и вся остальная компашка!

Заседает чуть в стороне, за столиком возле библиотеки. Карточки какие-то разложили или открытки… И делают вид, что целиком и полностью поглощены созерцанием и перекладыванием этих штук из одной стопочки в другую. Бодя бросил взгляд в мою сторону, встретился со мной глазами и отвернулся, приняв подчеркнуто-равнодушный вид. Своим миньонам что-то прошептал, а когда те принялись крутить головами, злобно на них шикнул, и они снова вернулись к своим карточкам.

Дурацкая, на самом деле, ситуация.

Мне стопроцентно ясно, чьих рук это дело. Но доказать, что Серый меня оклеветал с подачи Боди я не смогу. Разве что Бодя сам сознается. Или, собственно, Серый. Чем больше буду пытаться оправдаться, тем более виноватым буду смотреться.

Вот соберется завтра совет дружины и решит единогласно, что меня надо исключить из лагеря. Просто потому что посмел не опускать глаза и не лопотать извинения, «он все не так понял» и «больше не повторится!»

Блин.

Ну вот реально, что вообще пионер в такой ситуации должен предпринять? Кроме очевидного — пойти к Надежде Юрьевне и изложить проблему? Но доказательств моей невиновности у меня и правда нет. Слово против слова. Только некоторые равнее других, потому что у Марины Климовны на меня зуб.

Когда я успел так выбесить старшую пионервожатую? Не хулиган ни разу, в каком-то смысле вообще тихоня…

— Кирюха, что я придумал! — наскочил на меня Марчуков, едва я успел приблизиться к своему отряду. — Давай в следующей главе напишем, что кто-то рисует на дверях разные значки, а?

— А кто рисует, не напишем, да? — подхватил я. — Пусть гадают, что это значит и кто все это устраивает?

— Точняк! — лицо Марчукова прямо-таки светилось вдохновением. — А еще можно…

— Так, погоди, Олежа, — притормозил я его творческий фонтан. — Надо кое-что обсудить. Найди Мамонова и Друпи. А я сбегаю за Цицероной. Собираемся в беседке недалеко от ворот.

— За кустами которая? — искрящееся вдохновение на лице Марчукова сменилось на деловитую серьезность.

— Ага, — кивнул я, повернулся и побежал в сторону второго отряда.

— Вот такие дела, ребята, — сказал я, закончив свой рассказ про Серого, Марину Климовну и пачку «Стюардессы». — Есть соображения, что в такой ситуации можно сделать?

— Прямо как в Тиле Уленшпигене, — срачно проговорила Цицерона. — Приходит на тебя донос, обвиняющий в ереси, тебя садят в тюрьму, и дают выбор — либо тебя бросят в реку связанным, и если ты утонешь, то молодец и не виновен. А если нет — то виновен, и тебя сожгут на костре.

— Такое впечатление, что вы ничуть не удивились, — я еще раз осмотрел лица своих друзей. Марчуков сжимал и разжимал кулаки, Мамонов жевал травинку и недобро щурился. Друпи… Ну, лицо Друпи, кажется, вообще никогда не меняет своего выражения. Кажется, что все они либо были на моем месте, либо такое уже случалось в их присутствии.

— Да она вообще! — Марчуков возмущенно задохнулся. — Мы только книгу начали писать, ребятам так нравится, меня прямо затормошили всего, чтобы мы срочно бежали писать продолжение… А тут это!

— Я предупреждал насчет Боди, — сказал Мамонов.

— Короче, представьте, что я попал в такую ситуацию впервые, — сказал я. — Ну, как будто впервые. Есть идеи, что можно сделать?

— Можно пойти к Надежде Юрьевне, — сказал Марчуков. — Как мы тогда с тобой. Только всем вместе пойти. Рассказать все и…

— Про это я в первую очередь подумал, — кивнул я. — Может еще что-нибудь?

— Я бы Серого этого подловил, — сказал Мамонов. — Бодя никогда ни с кем не дружит просто так. Наверняка этот Серый сделал, как он сказал, потому что должен ему или еще что-то подобное. Если его поймать одного и расспросить как следует, то он может и рассказать, как все было на самом деле.

— Да, если его припугнуть, то он наверняка все расскажет! — Марчуков снова сжал и разжал кулаки.

— Нет, пугать я его не буду, — я покачал головой, вспомнив несчастное зареванное лицо Серого. Вот же бедный пацан, натурально попал ведь еще хуже меня… Я повернулся к Цицероне. — Слушай, Ань, ты же мне поможешь? Поговорить с Серым и правда надо бы, но это надо еще так устроить, чтобы Бодя и остальные чем-то были заняты.

Увидев меня, Серый сделал шаг назад и попытался убежать. Но его перехватил Мамонов и подтолкнул к беседке. Цицерона справилась на отличненько. Пара ее подруг из второго отряда пристали к компашке Боди с какими-то расспросами, а может даже и своих открыток притащили. Что она наговорила Серому, что тот пошел к беседке, даже не знаю. Но меня он тут увидеть явно не ожидал.

— Не бейте меня… — захныкал Серый, прикрывая лицо руками.

— Бить? А кто сказал, что мы тебя бить собираемся? — прохладно сказал Мамонов, затаскивая Серого в беседку практически волоком. Тот сучил ногами, глаза все еше были красными. Блин, бедный ребенок, а…