Поступь Империи

Глава 10

1715, декабрь, 10. Москва — Коломбо

Скрипнула дверь и в приемное помещение вошел рослый мужчина в доспехе. Евдокия Федоровна окинула его взглядом и немало удивилась.

— Лейб-кирасир?

— Так точно, — гаркнул он.

— Первым пришел или пропустили?

— Я спросил кто крайний в очереди, так мне и сказали идти. Уступили, стало быть. — ответил он, сохраняя невозмутимость, хотя глаза слегка заблестели, показывая скрываемое им озорство.

— Предсказуемо, — усмехнулась царица. — И по какому вопросу ты пришел? Это ведь издательский прием.

— Верно. Так я книгу написал. — потряс он папкой. — Вот и пришел.

— А чего по обычной процедуре не поступил?

— Так я ее не знал.

— Врешь же.

— Вру, зато от чистого сердца. Не было в реестре направлений, под которое моя книга бы подошла. Вот и решил — напрямую обратиться.

— А ты нахал, — усмехнулась Евдокия Федоровна.

— Так точно. Имею грех.

— И смелый. Ну да у вас все такие. Итак, о чем же твоя книга?

— Это фантастическая история о том, как наш человек после гибели очнулся в теле юноши в далеком обитаемом мире.

— Очнулся? Что значит очнулся?

— То и значит. Тут умер, а там очутился. Из юнца дух вышибли собственный, а этот, стало быть, подселился.

— Словно демон?

— Демон же к живым подселяется.

— А тут оживший труп?

— Ну… — замешкался лейб-кирасир.

— А чего же не в аду или раю он очнулся, а в другом мире?

— Не могу знать. Пути господни неисповедимы.

— Как тебя звать?

— Евгений.

— Какое необычное имя для лейб-кирасира. Ты сам откуда?

— Из Саратова.

— Хм… занятно. Так что, Евгений, твоя книга получается о том, как человек умер и превратился в демона, вселившегося в еще не остывший труп?

— Выходит, что так… — немного растерялся лейб-кирасир.

— Ты православный?

— А как же? — ответил он и широко перекрестился.

— И, несмотря на это, пришел со своей богохульной книжкой ко мне?

— Евдокия Федоровна, но какое же в том богохульство?

— В Святом писании и придании ни о каких иных мирах не сказано.

— Так там и о порохе ничего не написано. Алексей Петрович мне сказывал, что в былые времена люди писали то, что могли понять в силу своего образования и кругозора. Да и Всевышний не смущал людей непонятными и незнакомыми им вещами. Оттого всего там и не объяли. Вот я и решил, что ежели такое дело не описано как явно греховное, то отчего же ему не быть?

— А ты сыну моему книгу давал почитать? Отчего к нему не обратился?

— Занят же он вельми. Видел я как-то список книг, который он себе составил для прочтения. Там на пару лет вперед очередь. Куда мне вмешиваться в такой распорядок?

— Хм… допустим. И чем же этот человек в твоей книге занимается?

— Юнец тот на корабле работорговцев был, в полон его захватили. Сия книга о том, как он пытается вырваться из рабства, разбив волшбу, сковывающую его волю клятвой чародейской.

— И все?

— Нет, конечно. Сначала он вырывается из плена, а потом долго путешествует, попадая во всякие передряги. Пока, наконец, не становится наездником дракона.

— Что прости?

— Наездником дракона. Драконы это…

— Я знаю. Но отчего же наездником? Драконы ведь крайне могущественные существа, способные разрушать города и опустошать целые страны.

— А в том мире с ними можно договариваться. И если сдружишься с каким, то он позволит тебе на себе летать. В обмен за заботу и уход. Им же тяжело. Тут почеши. Там помой. Да и вообще — они в тех краях не сильно великие. Всадника унесут, но и все. Огнем плюнуть могут. Однако в одиночку они и города малого не разрушат, разве что он деревянный и спалить сумеют.

— Тебя не смущает, что Георгий Победоносец со змеем боролся?

— Так то змей. Воплощение лукавого. А тут дракон. Дикое, но гордое существо.

— И ты хочешь, чтобы я приняла твою рукопись и поспособствовала ее печати?

— Так точно.

— А не боишься, что после ее издания к тебе вопросы у людей патриарха прибавится?

— Так сказка же.

— Богохульная сказка.

— Вот вам крест, — снова перекрестил Евгений, — и в мыслях не было.

— Верю. В мыслях может и не было, а в делах — вполне. В отделе приема рукописей твою книгу бы не приняли. И ты это отлично понимаешь. Иначе бы ко мне не пришел. И теперь хочешь, чтобы патриарх на меня епитимью наложил за издание богохульной книги. К чему такие проказы?

— Евдокия Федоровна, сжальтесь. Я ведь не со зла. Да и нету в моей книги никакого богохульства. Там наш, русский человек, борется со злом. И побеждает. А как Алексей Петрович говорит — добро всегда побеждает.

— Ты учился то где? Отколь книги писать умеешь?

— Так нас всех учат добре. А книги я читал. Почти все фантастические, что изданы, прочел. У нас ведь при полку библиотека своя. Читай — не хочу. Вот и, глядючи на них, сам попробовал.

— Кто-нибудь читал твою книгу?

— Да почитай половина полка. Они и присоветовали к тебе идти. Посчитали, что книга добрая и нужно пытаться.

— Ладно… Евгений, давай сюда свою рукопись, — указала она на стол. — Искать-то тебя потом где?

— А я туточки подписал. — похлопал он по папке, — да подклеил. Вторая рота, третий взвод. Евгений Саратовский, стало быть.

— Странная фамилия у тебя.

— Да я по молодости захворал чем-то — память отшибло. Вот и дали мне такую фамилию при поступлении в лейб-кирасиры. Негоже ведь там служить и безымянным.

— Врешь ведь.

— Хворь все так проклятая, — ушел Евгений от прямого ответа.

Евдокия Федоровна усмехнулась, прекрасно поняв эту бесхитростную уловку. Несколько секунд помедлила и произнесла:

— Клади рукопись. И жди гостей для беседы. Без совещания с представителем патриарха я сию рукопись печатать не буду.

— Так вы сами гляньте, там ничего такого нет.

— Погляжу. Впрочем, если опасаешься, можешь ее не оставлять. А я посчитаю, что разговора нашего не было.

Лейб-кирасир нервно хмыкнул и быстрым шагом подойдя, положил папку на стол.

— Смельчак, значит.

— Ежели что дурное в книге и углядят, я готов нести за нее всю полноту ответственности. — хмуро ответил он.

— Полно тебе, не дуйся, — более добродушно ответила Евдокия Федоровна, которая смелость и наглость этого лейб-кирасира нравилась все больше. — Ступай.

Он протокольно попрощался и вышел чеканным шагом, громко бухая своими подбитыми сапогами о паркет.

Следом заглянул секретарь.

— Евдокия Федоровна, все нормально? — осторожно спросил он.

— Много там пришло на прием?

— Да дюжина будет.

— Кто там?

— Обычные просители. Как всегда.

— Что-то важное есть?

— Никак нет. Пятеро хотели бы получить гонорар вперед, так как выезжают в командировку. Еще шестеро явились напрашиваться в поездку для сбора материалов для книг. За казенный счет. Последний с жалобой явился. Де, гонорар ему не весь выплатили.

— Ясно. Пусть изложат прошения письменно у тебя. А им сообщи — пускай завтра придут. И прочих, ежели явятся без весомой причины, отправляй на завтра.

— Будет сделано.

— И кофе мне принеси. Со сливками взбитыми. Сладкого.

— Сию минуту…

Секретарь вышел, осторожно прикрыв дверь. А Евдокия Федоровна придвинула к себе папку и, развязав шнурок, открыла ее. Внутри лежали листы дешевой бумаги, немного засаленные, исписанные крепким, уверенным почерком. Без лишних украшательств, но явно выдававший в человеке приличную практику письма.

— Евгений, Евгений… — задумчиво произнесла она себе под нос, проглядывая листы. — Странный ты… ой странный… надо бы с Ариной поговорить, разузнать, что ты за фрукт.

После чего взяла первый лист и погрузилась в чтение. Очень уж ее заинтриговал и человек этот, и книга. Не столько действительно интересно, сколько любопытно было взглянуть на эту откровенную провокацию…