Столичный доктор. Том II

* * *

Обратно в клинику я ехал, мягко говоря, охреневший. В голове сумбур и тьма египетская. Гроза уже закончилась, пролетка весело катила по лужам первопрестольной. А тут — без меня меня женили. И ведь отказ — это конец всему. Точно придется немедленно ехать в Цюрих. А еще лучше — в Буэнос-Айрес. Там имя поменять, и заняться разведением коров. Чтобы никто даже заподозрить не мог, что я русский, да еще и медик. Даже если предположить, что спецслужбы не так всесильны, как мне кажется, спокойно я себя почувствую где-нибудь в Канаде, в поселке шахтеров, куда почту раз в месяц привозят, да и то, после пятого года, когда Каляев бомбу бросит.

Приехал к себе в полном раздрае. А там работа. Я ведь, когда в это впрягался, не оговаривал последствия разговора с Великими князьями в качестве причины отказа от операций. Да и сам подчиненным постоянно рассказывал, что эмоции надо оставлять за дверью. А тут — как назло. Моровский чуть не на пороге встречает. Видно, от нетерпения уже скоро по стенам забег начнет.

— Евгений Александрович! Как хорошо! Дождались! Там прободная язва! Только вас и ждали!

Конечно, сейчас всё брошу и пойду рисовать тебе зайчика. Мне осталось только перфорацию оперировать.

— Вацлав Адамович, вы, наверное, запамятовали, где я сегодня был. Выпивал и закусывал. И в таком состоянии, по-вашему, я сейчас должен к столу встать? Кто из врачей свободен?

— Малышев и… Горбунов… кажется.

— Церковь рекомендует креститься, если вам что-то кажется. Смену принимали? И не помните, кто в вашем распоряжении?

— Они. Извините, не повторится.

— Да уж, постарайтесь. Готовьте операционную, я переоденусь и подойду.

Так, от этих хоть на время избавился. Вот чувствую — начну оперировать, накосячу. Не о том мысли сейчас. Успокоиться надо сначала. Но подчиненным показывать нельзя. Впрочем, они же мнят себя великими хирургами? Флаг им в руки, барабан на шею. Уж поруководить у меня морально-волевых качеств хватит.

Едва закрыл за собой дверь, как новая напасть — Вика выбежала из гостиной, обняла, как это пишут в романах, порывисто, и начала выкладывать явно заготовленную загодя речь:

— Женечка, любимый, сил моих больше нет оставаться у маман! Я приняла решение переехать к тебе!

А у меня поинтересоваться слегка забыла. Да что же это сегодня творится⁈ Я посмотрел через плечо девушки: ага, чемоданы, шляпные коробки — всё уже здесь. Я с трудом подавил желание выразить свой восторг с помощью тех слов, которых вроде и нет, но все их знают. Сейчас и знаменитый петровский загиб в строку пришелся бы. Что за день то сегодня такой? Ретроградный Меркурий?

— Послушай, — попытался я смягчить удар судьбы, обнимая Вику за плечи и целуя в щеку, а потом и в губы, — давай обсудим это чуть позже. Там серьезная операция сейчас начинается, без меня не справятся.

— С тобой что-то произошло? У Великого князя? У тебя лицо такое… Тебя там оскорбил кто-то? Опять дуэль? Да я этого не переживу!

Ох, уж, эта женская интуиция! Такие бы таланты, да в мирное русло!

— Ничего не произошло. Может, омаров переел немного? — я тут же попытался обратить всё в шутку. — Извини, я ведь на минутку только забежал, переодеться. Там больной на столе уже.

Мягко отстранил Вику, пошел облачаться в рабочую одежду. Хорош бы я был, попрись в операционную во фраке! Ничего, я подумаю об этом завтра. Или после операции.

Спустился в операционную, помылся. Хоть и не собираюсь оперировать, но указующим перстом ткнуть в нужное место могу. И только когда тер руки щеточкой, обратил внимание, как они дрожат. Надо валериану пить, или что там рекомендуют? Хотя мне больше французский коньяк помогает. Или вискарь односолодовый. Хотя я в наших винных лавках ни Шиваса, ни Гленфиддиха не видел. Или не заметил? Ну вот, мысли в сторону пошли, может, и получится отвлечься.

И я пошел в свою гордость — лучшую операционную Москвы. Все, кто видел, пальму первенства отдавали нам. Бестеневая лампа! Мечта идиота! Я крови попил из изготовителя порядком. Сделали как надо, и в кратчайшие сроки. Нужда заставит, будешь оперировать при свете горящих спичек, как вспоминал академик Вишневский, но когда есть комфорт, работать существенно приятнее! Стол операционный с наклоном, достаточно кого-нибудь запустить, чтобы ручку покрутил. Эх, много еще чего! Экскурсии скоро водить начнут. Билетики продавать будем, Викторию Августовну экскурсоводом назначу… Кстати, о птичках. Вот с этим счастьем мне что делать?

Осмотрел больного на столе. С диагнозом согласился. Случай для студентов, всё на виду — и анамнез язвенный с кровотечением года два назад, и начало острое, с классической фразой «как ножом ударили». Давление, температура — терпимо. Пульс частит, но это как раз норма. И тут я заметил взгляд Моровского на своих подрагивающих кистях. Пусть думает, что я всё же выпил лишку.

Дал команду анестезистке приступать, и начал допрашивать графа, что они собираются делать. Как же, тонкий кишечник они ушивали без меня, гении хирургии. Пусть продолжают расти.

— Постараемся ушить язвенный дефект. Мы тренировались. Можно сказать, все освоили.

— Ну, с божьей помощью, — и все дружно перекрестились, за исключением пациента, который уже надышался хлороформа и впал в наркоз.

Поначалу всё шло без особых приключений. Но вот когда добрались до двенадцатиперстной кишки, и Моровский нашел место прободения, тут и поперло. Уж не знаю, зацепил ли граф сосудик, или он просто ждал своей очереди, разъеденный процессом, но алый фонтанчик артериальной крови мы получили.

— Чего ждем, ветеринары? Срочно перевязываем! Бегом! — придал я правильный вектор движения операционной бригаде.

— Никак не найду, откуда кровит, — сообщил мне поляк.

Кровит? Да тут хлещет! Сам знаю, что там в складках попробуй найти, но можно ведь более крупную ветку зажимом временно перекрыть. Наконец нашли, перевязали. Нда, случись с ним такое дома — похоронили бы в считанные минуты. Так что повезло мужику с прободением, можно сказать.

— Салфетки, и перемываться всем, — скомандовал я банде мясников, еще пять минут назад бывших бригадой хирургов. — Санитара срочно, пол протереть. Не хватало только, чтобы кто-нибудь поскользнулся и упал.

Вернулись, сняли салфетки, которыми прикрывали операционное поле. Моровский сказал:

— Мы продолжаем.

Надо, конечно, ввести более продвинутый вариант? Когда там Селлан-Джонс свою операцию сделал с тампонадой язвы большим сальником? Году в тридцатом, наверное. Ну вот, значит, на треть века опередим. Будет операция Моровского. Пусть погреется в лучах славы. У меня тут все легендами станут, это я им обеспечу.