Столичный доктор. Том II

Глава 23

Смерть до прибытия — один из самых козырных вызовов на скорой в будущем. Потому что делать ничего не надо, а очередь прошла. Можно спокойно сесть и попить чайку. По старой памяти заехали в Сретенскую полицейскую часть, позвонил оттуда диспетчерам. Пользоваться телефоном в вертепе не захотел. А так — что напрасно подвижный состав гонять туда-назад без толку?

Оказалось, что не напрасно. В Алексеевскую слободу, что-то с родильницей случилось. Ох, не люблю я эти акушерские штучки! Не лежит у меня к ним душа. Мне бы по старинке, как привык — полостные операции. Тут я в своей стихии. Как говорится, столько не выпить, чтобы не смог. Если я что больше в хирургии не люблю, чем акушерство, так это фигня с сосудами. Смогу, но не хочу. Когда после удаления основной ветви начинается кажущийся бесконечным гемор по мобилизации и выкручиванию мелких ветвей… Как вспомнишь, так и вздрогнешь. Да и нет даже завалящего гепарина, и исследовать систему свертываемости крови можно только во сне. Или в мечтах. Так что заниматься сейчас венами нижних конечностей — просто не хочу. В ближайшие лет десять, или больше, ничего такого в нашей больнице не будет. Разве что кто из последователей решит этим заняться самостоятельно.

Алексеевская слобода — место жительства купчин средней руки. Героев пьес Островского и книг Ивана Шмелева. Встречал нас приказчик — лет пятидесяти, среднего роста, с совершенно обычной внешностью, в полотняной поддевке и сапогах в гармошку. На такого посмотришь — и забудешь сразу. Но не мельтешил, не лебезил. Поздоровался, причем кивком обычным, сказал: «Идите за мной». Следующим этапом оказался хозяин. Внешне — родной брат приказчику, типаж совсем не тот, что в «Славянском базаре», куражась, мажут официантов горчицей. Он, может, в ресторане ни разу в жизни и не был.

Впрочем, и от этого мы ничего не узнали. Махнул рукой, что у баб что-то там случилось. И нас повела на женскую половину дама, лица которой мы не видели, только сгорбленную спину. И лишь парой проходных комнат спустя мы узнали, зачем мы здесь.

— Грудница у невестки, — коротко сообщила ожидавшая нас пожилая женщина в темно-зеленом платье с неимоверно широкой юбкой и накинутой сверху цветастой шалью. — Криком кричит, охрипла уж совсем.

Родильница и не кричала уже — только стонала. Запах гноя крепко укоренился в воздухе. Чует мое сердце, сейчас вернемся на станцию, с больной.

Я протер руки спиртом, и послал фельдшера ставить термометр и измерять давление.

— Окна откройте, пожалуйста, — попросил я. — И показывайте, что тут у вас.

Да уж… Сама родильница соответствовала купеческим стандартам красоты на все сто. Самых худощавых из них потом выразительно изображал художник Кустодиев. Грудь у нее тоже была соответствующих размеров — натуральный доильный аппарат. После родов, вполне естественно, увеличилась. А так как воспалилась, то масштабы были совсем уж гигантские. Тут сцеживать даже пытаться не стоит — под это дело надо человека три с очень крепкими руками. Это по нижней планке. Так что застой, закупорка протоков, воспаление, сначала простое, потом гнойное. Это еще повезло, что только одна железа, левая, правая в более-менее пристойном состоянии.

— Тридцать девять и две, — доложил Пеккала данные термометрии.

— А что думать? Грузим на носилки, в больницу поедем. Операцию делать надо.

— Куда? — спросила хозяйка.

Судя по скудности эмоций, вряд ли невестка была ее любимицей. Или устала уже.

— К нам, на Большую Молчановку. Можете привезти ей вещи потом, переодеться. И желательно кого-нибудь, чтобы сцеживаться помогал, тоже пусть приходит. С сильными руками.

— А как же Сонечка? Дитятко мое? — наконец-то подала голос больная. Даже стонать перестала. — Я без нее никуда! Дома останусь!

— Помрешь, дура! — заткнула излияния чувств свекровь. — Кормилицу найдем.

Молодец, хорошо у нее получилось. Уважаю настоящего мастера. Хотя в таком состоянии… Я бы пока ставок на благоприятный исход не делал. Гнойное воспаление, интоксикация, сепсис… И антибиотиков у нас все еще нет. Дела с плесенями идут ни шатко, ни валко, продуктивного варианта мы так пока и не нашли. Зато завели на заднем дворе «звероферму». Заражать кроликов разной бякой и пробовать, пробовать до морковного заговенья разные штаммы. По фэншую полагается потом тестировать на обезьянках, но где мы их тут возьмем?

— Давление?

— Сто на пятьдесят.

— Давай носилки, поехали.