Фактор беспокойства

* * *

Среда пятнадцатого августа тысяча девятьсот тридцать четвёртого года в мировой истории обычный и ничем не примечательный день. Но не для меня. Я наконец-то смог «закрыть» последний пункт личного плана своей «гастрольной поездки» — выполнил все фигуры высшего пилотажа на американском истребителе «Boeing P-26». Утро солнечное и безветренное, температура воздуха у земли плюс двадцать семь градусов и погода для полётов самая оптимальная. Бензин «для покатушек», естественно, опять за мой счёт. Хорошо что хоть за «эксплуатационные расходы» мне платить не приходится, как-то упустили этот момент авиационные чинуши. Но я бы и за это заплатил. Иногда за свою мечту приходится расплачиваться в буквальном смысле этого слова, но я не в накладе и платить готов. По радио моими полётами руководит первый лейтенант Шеннолт, его оперативный псевдоним — «База». Себе, как-то особо даже не задумываясь взял позывной «Француз». А что? Это кодовое обозначение уже апробировано мною «в деле», хоть и «задним числом». Позывной залегендировал тем, что получил его ещё во время своего обучения во Франции. До обеда первые три часа летаю только «по коробочке», осваивая навыки управления и приноравливаясь к новому самолёту. Из фигур опробовал только «Горку», «Крен» и «Боевой разворот». Начало исполнения фигур предварительно согласовываю по радио с Шеннолтом и тот контролирует правильность и точность выполнени задания. В общем-то, особых замечаний и нареканий от руководителя полётов не получаю, да и сложно что-то тут выполнить неправильно. Может для кого-то это и рутина, полёты по кругу с незатейливыми элементами, но для меня это наслаждение. После обеда и часового отдыха вновь поднимаюсь в небо и набрав километр высоты начинаю «танцы».

— «База», я «Француз», иду на «Горку». — связь просто отличная, вот умеют же американцы делать и настраивать рации!

— Я «База», «Горку» разрешаю! — это уже мой руководитель даёт разрешение на исполнение фигуры.

И понеслось! Фигуры следуют одна за другой в максимальном возможном темпе. Чередование всех элементов пилотажа отработано ещё во Франции на «Девуатине» и выход из одной позиции тут же незамедлительно переходит в следующую. С точки зрения наблюдателей на земле «воздушные пируэты» моего самолёта должны выглядеть просто завораживающе. «Боинг» в пилотаже ведёт себя безупречно и чутко реагирует на все мои манипуляции с управлением, но в общем-то, по своим лётным характеристикам мало чем отличается от «Девуатина», разве что немного превосходит его в скорости и чуточку легче весит. Выполнение каскада фигур повторяю дважды, а затем набираю высоту в два километра.

— «Француз», ты что там задумал? Зачем так высоко забрался? — в голосе инструктора слышаться нотки заинтересованность, но я уже закладываю глубокий вираж и дождавшись срыва потока воздуха бодро докладываю:

— Я «Француз», выполняю фигуру «Штопор». — в ответ слышу одни сплошные «факи».

Всё-таки обсценный английский язык довольно беден. В богатстве выражений и образов бранной лексики далеко уступает по своей красоте и мощи языку русскому. Надо бы посоветовать первому лейтенанту пройти «курсы переподготовки» у Одесских биндюжников. Вот уж где есть своя, поистине народная эстетика самовыражения и безудержный полёт ненормативной лексической фантазии. А на английском языке даже «малый Петровский загиб» повторить не получится. Через три витка самолёт без всяких усилий выходит из штопора и, с толикой восхищения отметив его высокую устойчивость, тут же делаю «Полубочку», на этот раз «срываясь» в «Перевёрнутый штопор». Ещё три крутых витка, очередные пятьсот метров потери высоты и в полукилометре от земли вывожу самолёт в горизонтальный полёт.

Не знаю, как стреляет это «игрушечное ружьецо», а именно так переводится с английского языка его неформальное прозвище «Пишутер», но летает оно отлично. Захожу на посадку и первым кого вижу — так это красного от злости первого лейтенанта. А народу-то на авиабазе оказывается богато! Одних пилотов в эскадрильи двенадцать человек не считая штаба, техников, оружейников, механиков и прочего обслуживающего персонала. И всем вдруг нашлось какое-то срочное дело у взлётной полосы. Ну так-то мне всё понятно. Хоть это авиабаза и полётами здесь никого не удивишь, но не каждый день такое воздушное представление увидишь. Так что прилюдного разноса я не получил. Да и за что? Но «разбор полётов» всё-таки состоялся, правда лишь в присутствии инструкторов и в учебном классе.

— Мистер Лапин! Вы что себе позволяете? Разве не знаете, что выполнение элементов высшего пилотажа в Воздушном Корпусе не рекомендовано, а исполнение таких опасных фигур, как «Хаммерхед» и «Штопор» прямо запрещены инструкциями? Я же Вам вчера об этом говорил! А Вы устроили тут настоящее цирковое «Шоу», напрямую нарушающее эти приказы. Я более не могу Вам позволить продолжать полёты до соответствующего решения вышестоящего командования. Извините, но от полковника Паттерсона на этот счёт я получил прямое указание.

— Господин Первый лейтенант! Я лицо гражданское и на меня Ваши запреты не распространяются. К тому же Вы сами могли видеть, что в них нет ничего опасного. «Боинг» отличная машина и легко с ними справляется. Думаю что и Вашим пилотам моё «шоу» тоже пошло на пользу. Во всяком случае они наглядно убедились, что истребители на которых они летают вполне надёжные и управляемые машины. А летать сегодня я уже и сам не планировал. Всё-таки пять часов в воздухе требуют отдыха. Так что не переживайте, Ваш приказ о запрете полётов я не нарушу. — Шеннолт тяжело вздыхает и примиряюще произносит:

— Да я сам не в восторге от этих дурацких распоряжений, но приказ есть приказ! — и вдруг ухмыльнувшись протягивает правую руку к лейтенанту Латеру, потерев указательный и большой пальцы в характерном жесте.

— Роберт? — тот страдальчески морщится, но отсчитав из портмоне пять баксов со вздохом вкладывает в протянутую ладонь своего командира.

— Парень, с твоей удачей в спорах, ты скоро останешься без недельного заработка! — и заметив мой недоумевающий взгляд поясняет:

— Вчера Латер забился на пять баксов со Скотти, что напугает «гражданского» до мокрых подштанников. Сегодня имел глупость поспорить со мной, что кроме той программы что ты показал до обеда, на большее «гражданский пилот» не способен. — Шеннолт опять ухмыляется.

— А подумать? Вот на кой чёрт «гражданскому» приспичило бы лететь за тридевять земель. Чтоб только «покружится» над аэродромом? Я сразу заподозрил в этом какой-то подвох. Тем более что на экзамене ты показал знания отнюдь не зелёного новичка, а опытного пилота. Но Латер у нас «зазнайка» и думает, что лучше него пилотажников в Воздушном Корпусе нет. Признаться, до сегодняшнего дня я тоже так считал. — Клэр в некоторой задумчивости смотрит на меня оценивающим взглядом.

— Майкл, а где ты научился так летать? Полковник Паттерсон утверждает, что ты «гражданский штафирка» и к армии никакого отношения не имеешь. Это действительно так? — все трое инструкторов смотрят на меня с любопытством и явно ожидают исчерпывающего ответа.

— Искусству воздушного фигурного пилотажа меня обучал Джузеппе Боттичели, второй шеф-пилот авиакомпании «Фиат». Но Ваш Полковник прав, я действительно сугубо гражданский человек, хотя опыт учебных воздушных боёв имею, правда в основном на самолёте «Девуатин 500». Но свои первые схватки провёл на устаревшем итальянском «Фиате CR.30B» как раз против этого новейшего французского истребителя. В тот раз моим оппонентом выступал капитан Рене Поль Фонк, и он проиграл первые три схватки совершив ту же самую роковую ошибку что и Роберт Латер при нашей первой встрече. Для лётчика-истребителя должно стать непреложной аксиомой одно «золотое правило»: — Никогда нельзя недооценивать незнакомого тебе противника как бы беззащитно он не выглядел.

— Рене Поль Фонк? «Ас» Великой Войны? — Шеннолт пренебрежительно фыркает.

— Читал я его мемуары. Позёр и хвастун! Хотя в смелости ему не откажешь. Но его идеи безнадёжно устарели ещё во времена той Великой Войны. Он рекомендует истребителям идти на сближение «строем фронта» и вступать в индивидуальную схватку «один на один» проповедуя какой-то совсем уж замшелый и архаический «дуэльный кодекс чести». В современном бою нет места таким устаревшим понятиям. Ещё Освальд фон Бельке, один из первых немецких асов той войны разработал теорию, что оптимальной боевой единицей является пара истребителей, а не звено из трёх самолётов. Манфред фон Рихтгофен усовершенствовал его теорию наглядно показав, что вся авиаэскадрилья может действовать как единый организм. Истребительная группа Рихтгофена просто «сметала с неба» самолёты Антанты. После гибели «Красного Барона» руководство группой принял на себя Герман Геринг и самонадеянно отказался от наработок Манфреда, вновь сведя всё к индивидуальным схваткам, в результате чего вся группа была в конце концов уничтожена. Что несомненно пошло только на пользу Антанте, но ценный опыт единой маневренной группы больше так и не был никем востребован, а её плюсы оказались забыты. Во всех лётных наставлениях опять прописаны только полёты «строем фронта», трёх-самолётные звенья и индивидуальные схватки.

Первый лейтенант о чём-то задумывается, а я смотрю на него с уважением и некоторым ошеломлением. Жаль, что такие новаторские идеи ещё долго останутся невостребованными и в Воздушном Корпусе наших будущих союзников, и в ВВС РККА. Это немцы вскоре вспомнят о наработках фон Бельке и фон Рихтгофена, и уже в небе Испании появятся первые «пары» и «усиленные звенья» из четырёх самолётов.

— Мистер Шеннолт, я полностью разделяю Ваши опасения. В авиации, тем более истребительной, давно пора переходить на двух-самолётные звенья, а эскадрилью формировать из трёх усиленных звеньев по четыре истребителя в каждом. Такому звену по силам «расковырять» даже ваш новейший «Мартин В-10» и его модификации. Пара самолётов действуя слаженно, как единый организм, должны стать основой для новой лётной тактики. Но к большому моему сожалению, Вы правы. Пробить такое нужное и давно назревшее решение будет невероятно сложно. — теперь уже первый лейтенант смотрит на меня с интересом, почувствовав во мне сторонника своих идей.

— Не! Наши «медные лбы» никогда не пойдут на такое изменение, скорее вообще «отменят» истребители, чем станут заниматься изменением тактики или её корректировкой. Вспомните, как они разнесли в пух и прах статью парагвайского журналиста, описавшего разгром боливийского полка бомбардировщиков всего одной парой парагвайских истребителей. Они назвали её «пьяным бредом» дилетанта, ничего не понимающего в авиации. — Скотти Нельсон скептически хмыкает и продолжает:

— В общем-то они правы, эти парагвайцы явно выдали желаемое за действительное. В здравом уме в эту байку никто не поверит. Чтоб всего два самолёта-истребителя в бою разбили и сожгли половину полка бомбардировщиков? Тот парень, что написал эту статью в газету, явно перебрал с крепкими спиртными напитками, или злоупотребил чем-то позабористей. Знающие люди говорят, что в тех краях с этих проблем нет.