Ликабет. Том 2

— Ну как тебе тропа. Корвус? — ехидно ухмыльнулся Цедиций.

— Мрачное место. Как между Сциллой и Харибдой прошел. Здесь есть еще такие места Луций? — спросил Валерий. Как раз настало время поговорить о мрачных местах.

— И похуже есть. Одно время, лет десять назад наткнулись на их тайное капище, здесь недалеко, в полдне пути ходьбы отсюда. Я знаешь, в жизни много чего повидал. Легионеру к виду мертвечины не привыкать, да и похуже видел. Но на этой поляне на такое насмотрелся, что до сих пор в поту просыпаюсь. Там кругом были прибитые к деревьям люди. Где уже скелеты, где еще с кожей, а где и живые висели. Все без глаз, без ушей, без губ. А в яме отрубленные руки и ноги гнили. Да и много другого, но не буду тебе говорить, а то светлый день серым станет — закончил рассказ префект.

— Нашли кого‑нибудь?

— Нашли. Жрица их сторожила. Здесь у каждого племени своя жрица есть, а где и у рода. Зависит только от того, есть ли такой человек, и смогут ли его прокормить. У нас считают, что тайным знанием здесь жрицы руководят, а не друиды, как у галлов.

— Ты, как я понял, так не считаешь? — Валерий посмотрел на Луция вопросительно.

Цедиций ответил внимательным взглядом, усмехнулся, покачал головой.

— Странный ты человек, Корвус. Для твоих лет слишком мозгов много, но ты прав. Видел я несколько раз странных людей, которые к вождям приходили. Начинаешь расспрашивать, германцы сразу замолкают. Да я и так знаю местных хорошо. К женщинам здесь особое отношение, но никто им подчиняться не будет. А здесь видно, что кто‑то есть над вождями. Вот и рог этот. Посмотреть бы, кому он послан.

— А есть такие места, которых даже германцы боятся? — Буховцев замер, ожидая ответа.

— Есть такое место — префект махнул рукой на север в сторону холмов и хмурого неба над ними — херуски говорят очень плохое место, бруктеры и близко не подходят. Однажды они кого‑то посылали туда, там и остался.

Хотя у Валерия от предчувствия екнуло сердце, он все — равно решил прояснить ситуацию.

— Может, просто темнят и это очередное капище?

— Однажды там заночевал наш отряд с гаруспиком. Дело было шесть лет назад. Тот на ночь решил погадать, и как водится когда под рукой нет свежей печенки, бросил кости. Мне рассказывали потом, что холм будто — бы засветился. Там по склону камни раскиданы. Камни как из кладки, только необыкновенных размеров. Им всем так стало жутко, что они по камням мигом взлетели и всю ночь не останавливаясь бежали до ближайшего селения. Я этих гастатов видел после. Все седые. Вот так.

Буховцеву стоило большого труда, чтобы не выдать своего волнения. Есть. В точку. Но, стоп, больше об этом молчок. Нужно подумать. Как ни странно Луций Цедиций сам продолжил тему.

— К таким вещам надо относиться серьезно, Марк. Я пожил больше тебя и поверь, знаю — потом хохотнул — хотя есть один человек, которому чтобы поверить, нужно увидеть. Так вот он собирался туда сходить и посмотреть. Если хочешь, можешь сходить с ним — префект уже просто смеялся.

— Если хватит смелости, кто знает, может и схожу — улыбнулся Валерий — а кто этот человек?

— Я тебе о нем говорил. Помнишь, эллин благородного рода. Его зовут Ахилл. Он в девятнадцатом, ты его увидишь. А насчет смелости, можешь не беспокоиться, она у тебя есть. Я видел, как ты прикончил хавка. — Цедиций хлопнул его по плечу.

— Спасибо Луций, но моей смелости там было немного. Еще мгновение и хавк бы меня проткнул.

— Но ведь не проткнул, Корвус. Я видел, как ты бился. Учили тебя хорошо, но к учебе нужно еще иметь характер и удачу. Все это у тебя есть. Ты вовремя прогнал свой страх и теперь, я с тобой иду и разговариваю, а хавк гниет в овраге, а ведь он был не плохой боец. Это и есть единственно верное подтверждение того, что ты молодец. Я Марк видел много воинов и хорош воин или плох, всегда определяется тем, как он повел себя в такую минуту. От плохих судьба быстро избавляется.

Они прошли по краю большого болота и свернули на юг. Тевтобургский кряж остался далеко за спиной, а тот, что был перед ними, приблизился и был постоянно слева. Фактически они шли вдоль него. Местность вокруг — типичная долина с множеством ручьев, небольших лесных массивов и полян между ними, покрытых молодой, сочной травой. Вскоре вдали показалась первая германская деревушка. Ее они обогнули и вышли на берег ручья, который постепенно по мере их продвижения, превращался в небольшую речушку.

— Осний — указал на речку префект — мы ее так называем. Впадает в Визургий. Лагерь находится на его берегу и завтра к обеду мы должны быть на месте, а сегодня трибун, заночуем около германской деревушки и отдохнем. Если по воле Богов ничего не изменилось, меня там должны ждать.

— Префект, а что говорят германцы про это плохое место? — вернулся к вопросу Буховцев.

— Ты все об этом? Говорят, что не знают что это такое. Это было и до того, как они пришли в эти места.

— Другие народы — задумчиво произнес Валерий.

— Да, здесь раньше жил кто‑то до германцев. Очень давно. Да и до галлов в Галлии тоже жили. В молодости, когда мне было двадцать, я служил в гарнизоне в стране арвернов в Галлии. Однажды отловили двух разбойников на дороге, и как водится, повели к палачу. После дня пыток те все рассказали, заодно и то, что не должны были говорить. А точнее, рассказали про друида, у которого в лесу есть тайник. Друида взяли, тайник нашли. Там действительно, были чудесные вещи, Корвус. Ни галлы, ни римляне не могут делать ничего подобного. Друид бился в припадке, когда мы их забирали. Потом у нас говорили, что это золото древних народов — Цедиций мечтательно потянулся — да Галлия, мне было двадцать лет тогда, и я был молод. Кровь играла, и было от чего. Ее звали Лусцильда. Полгода мы жили как муж и жена, а потом меня перевели сюда.

Буховцев мельком глянул на префекта. Вот ведь, романтик тоже.

— Ты не взял ее с собой?

— Что ей делать с легионером в походе? Жениться мне нельзя. Она сейчас, наверное, уже нянчит внуков. Ветеранов много в тех краях оседало, а что может быть лучше, чем еще не старый бывший вояка с деньгами.

— А тебе это не обидно? — задал Валерий, в общем‑то, бестактный вопрос. Но префект не обиделся.

— Причем тут моя обида. Женщинам нужно выходить замуж вовремя. Если дадут Боги, дослужу, получу премию по выходу. Уж кто, а я точно не беден. Уеду в Лаций, куплю поместье и возьму кого — нибудь в жены. Какую‑нибудь красотку, лет двадцати — потом подумал, добавил — нет, двадцатилетнюю старуху я брать не буду. Возьму моложе, лет четырнадцати.

Буховцев хмыкнул и покачал головой.

— Луций, ты педофил.

Тот видимо понял тонкий смысл и рассмеялся.

— Да, детей я люблю, но понял, о чем ты говоришь.

Ближе к вечеру посреди дороги, между двумя лесными массивами, показалась германская деревня. Квадратные и неправильной формы участки, иногда довольно большие ограждались плотными плетнями. На участках были крытые дерном и соломой приземистые строения, из которых дымовыми кожухами выделялись дома. Тут же на огражденной плетнями земле, были небольшие огородики. За деревней в лес упиралось едва вспаханное поле. Не удивительно, что здесь частые неурожаи. Что на таком поле вырастет?

Увидев их приближающийся отряд, местное население потихоньку потянулось к плетням. В основном мужчины и дети различных возрастов. Вперед выступили несколько пожилых мужиков. Ростом с Валерия и ниже, они производили впечатление. Кудлатые, спутанные бороды непонятного цвета, были неухожены. В отличие от волос на голове, уложенных в сложную прическу. У сидящей на плетнях пацанвы волосы были заплетены в хитрые косички. Одежда — кожаные и холщевые штаны, рубахи. У некоторых на плечах накидки из шкур мехом наружу. У стоящих перед ним представителей, одежды были окрашены в различные цвета, но у многих холстина одежд была не крашена. Буховцев присмотрелся к германцам внимательнее. Нет, признаков бедности он здесь не обнаружил. Одеты большинство были по–германски добротно, если и попадалась рубаха в заплатах, то очень редко. Рванины, которую в Риме можно было встретить на некоторых обитателях Субуры, здесь не было. Вперед вышел Цедиций.

— Вульфила, старый пень, не ждал меня. Здоров ли? — обратился он к коренастому мужику лет пятидесяти. Действительно, старый и кудлатый. Половина его лица, скрывала спутанная борода. Тот степенно провел по бороде ладонью, а потом рассмеялся.

— Здоров, центурион, гляжу, у тебя отросло немного волос на лице, а то я боялся, что в дороге твои воины примут тебя за мальчика — сказал он на неплохой, но непривычной латыни.

Цедиций рассмеялся. Хмыкнул даже кто‑то в строю. Префект подошел и хлопнул германца по предплечью.

— Префект, Вульфила. Я теперь префект лагеря, а эту козью поросль я скоро сбрею — провел по густой, отросшей в походе щетине — ты ведь знаешь, у нас за мальчиков принимают по другому поводу. Скажи, какая поляна лучше просохла, мы поставим лагерь.

— Там — германец указал в сторону поляны у леса за деревней — хорошее место. Ставь лагерь и приходи — Вульфила замялся — префект. Я заколю поросенка, посидим, вспомним старое. Приводи кого‑нибудь из своих.

Место действительно оказалось хорошим. Поляна с чистой ровной травой, рядом под сенью высоких дубов журчал ручей. До Визургия оставался один переход, и они в первый раз приготовили полноценную горячую еду, экономить нужды не было.

— Пойдешь со мной в деревню. Как думаешь, кого оставить старшим в лагере? — обратился Цедиций к Буховцеву.

— Меция или Верания.

— Меций пойдет с нами. Значит Вераний. Что — же неплохой выбор.

Они взяли кувшин вина, и в сопровождении Меция отправились к херускам.

— Я Вульфилу уже лет пятнадцать знаю. Несколько раз вместе бились против лангобардов на том берегу Визургия. Золотые были времена. Его род подчиняется Сегесту, а вино он любит. Ты трибун, сиди и помалкивай, тем более что мало чего поймешь. Говорить мы будем по–германски.

Вечер он провел в приземистом, но достаточно обширном доме — полуземлянке. Несмотря на стойкий запах дыма и земляной пол, в доме было достаточно чисто и опрятно. Вдоль стен стояли скамьи и утварь. В одном углу был стол, а над очагом на хитро уложенных камнях неспешно жарился поросенок. Они отрезали от него по куску, и провозгласив здравицы ели жареное мясо и пили из глиняных кубков вино и местное мутноватое пиво, больше похожее на брагу. Пиво из уважения к гостям пили римляне, а вино оставили германцам. До вина те были очень охочи, и приняв по кубку на грудь, от крепкого по местным меркам алкоголя слегка осоловели. После чего беседа приняла оживленный характер. Вульфила сверкая в свете костра масляными глазами размахивал руками, вел о чем‑то рассказ. Цедиций слушал, поддакивал. Иногда они с Мецием заливались громким смехом. Германцы тоже задорно гоготали. Валерий пытался выцепить из разговора хоть пару слов, и привязать их к знакомому немецкому, но ничего не получалось. Этот язык он понимал не больше, чем галльский, а по звучанию они иногда казались похожи. Изредка, проскальзывало вроде бы знакомое немецкое слово, но дальше опять все накрывалось тканью незнакомого языка. Поэтому постепенно он прекратил попытки и просто наслаждался жареной свининой с привкусом дичины. Валерий вовремя вспомнил про мешочек с солью, и теперь ел жареное мясо почти как в двадцать первом веке. Угостили солью и германцев. Те приняли дорогой в этих местах продукт, с благодарностью, но есть не стали, отложили в сторону.