Когда время штормит

Глава 20

После проверки документов пассажиров начали приглашать на ужин в верхний салон-бар, куда стюардессы вместе с матросами спешно перетащили немногие оставшиеся целыми стеклянные столики из главного ресторана, убрав осколки разбившегося телевизора. Этот бар с судовым камбузом, расположенным на главной палубе ближе к тренажерному залу, рядом с косметологическими и массажными кабинетами, связывал технический лифт, что облегчало и ускоряло сервировку. Ужин подавали на этот раз совсем простенький, без особых деликатесов, к которым уже попривыкли пассажиры «Богини». И возможности заказать что-либо дополнительно тоже не имелось. Ни блинов с икрой, ни устриц, ни лобстеров. Даже фуа-гра и жульен куда-то исчезли из меню вместе с экзотическими фруктами. Когда салон наполнился людьми, старшая стюардесса Анастасия Белецкая, которая, пережив очень тяжелый день, выглядела на этот раз помятой и измотанной, сделала объявление:

— Дорогие гости! Наша яхта подверглась нападению пиратов, что повлекло гибель нескольких человек. Сейчас военными моряками производятся следственные действия. На это время судно находится под арестом. В помещении главного ресторана развернут госпиталь. Ввиду необходимости усиленного питания раненых и большой нагрузки на поваров, меню и рацион пассажиров временно сокращены. Прошу отнестись с пониманием.

— Безобразие! А как же моя французская диета? — выкрикнула с места Вера.

— И суп из лобстеров, значит, не дадут? — воскликнула полноватая Наташа, жена Давыдова, любительница кушать сытно и много.

— А как же мои любимые блинчики с икрой? — спросила зеленоглазая Софья, которая к вечеру выглядела совсем пьяной.

— А с выпивкой что? — задал вопрос промышленник Марченко.

— Все вопросы теперь к военным морякам, — устало бросила Анастасия, кивнув на караульного, и ретировалась в сторону трапа.

Пассажиры загалдели.

— А что вы хотите, если власть переменилась? — сказал Альтман.

Но, на слова банкира поначалу никто не обратил внимания, потому что почти каждый продолжал возмущаться, слыша лишь себя самого. Пассажиры казались одуревшими от последних событий и плохо соображающими, а некоторые из них, в попытках снять стресс, перебрали алкоголя к этому времени.

— Что еще за новости? Я такое не позволю! Вы что, поиздеваться над нами вздумали? — закричала Вера.

— Успокойтесь, тетенька! — крикнул ей молодой парень, дежурящий в углу, одетый в морскую форму с характерным матросским воротничком и бескозыркой с черными лентами. И лучше бы он этого не делал, потому что у Веры сорвало пружину, и она заорала пуще прежнего, заметавшись в истерике:

— А ты еще кто такой? Тебя сюда не звали! Пошел вон, молокосос!

— Я выполняю приказ и никуда не уйду, — сказал матрос из своего угла.

— Что еще за приказ? — опешила Вера.

— Приказ следить за порядком, — объяснил моряк.

— Нет, ну это уже наглость! Да с какой стати вы за нами следить решили на нашей же яхте? Что хотим, то и делаем! Да вся эта «Богиня» моему отцу принадлежит, между прочим! Это частная собственность! И я, как дочь собственника, не желаю, чтобы здесь находились посторонние. Хватит уже и того, что моего брата арестовали и паспорта у всех проверили зачем-то. Так еще и поесть теперь нормально не даете! Это что такое, я спрашиваю? Да, между прочим, все продукты, которые тут есть, закуплены на деньги моей семьи, если уж, на то пошло! И кого хочу, того ими и угощаю, а не ваших этих раненых. Я тут лазарет устраивать не подряжалась!

Но, моряк попался не только разговорчивый, а еще и идейный. И он парировал:

— И что с того, тетенька, что вы из семьи богачей? Это у вас там, в Америке, за деньги все продается и все покупается. А у нас в социалистическом государстве другие принципы. От каждого по способностям — каждому по труду. И кто не работает, тот и не ест. Вот как! А помочь раненым — это же первейший долг любого нормального человека.

— Значит, по-твоему, я еще и ненормальная? — зло пробормотала Вера.

Она совсем разошлась. Выскочив из-за столика с криком «Ненавижу совковое быдло!», сестра Дворжецкого стремительно подлетела к матросу и с размаху влепила ему пощечину. Следом за ней вскочил и Кардамонов, тоже ринувшись в сторону часового. Вот только он намеревался оттаскивать от парня свою жену, впавшую в истерику. Но, матрос истолковал его порыв по-иному, как попытку нападения на часового. Вскинув автомат, он прокричал:

— Назад! Полундра! Буду стрелять!

Но, рассвирепевшая Вера уже совсем потеряла голову, мертвой хваткой вцепившись в оружие в попытке отобрать автомат у матроса. Силы, конечно, были не равные. Отобрать оружие из рук здоровенного парня у нее никак не получалось. И в этот момент откуда-то выскочил усатый мичман, командирским голосом прокричав пассажирам:

— Если не угомонитесь, то всех в каюты посажу под арест без права выхода!

Решительный и грозный вид Федора Ярового подействовал на собравшихся. Они что-то недовольно бормотали, но перестали бузить и, уставившись в свои тарелки с самым обыкновенным борщом, начали без особого аппетита хлебать его ложками. В этот момент Кардамонов сумел оттащить свою жену от матроса. Рыдания колотили ее так, что плечи тряслись.

— Она не в себе, потому что за брата переживает, — объяснил режиссер, сопровождая Веру обратно к столику.

— Ладно, замнем на первый раз, — примирительно сказал мичман и удалился, поправив фуражку.

Инцидент, вроде бы, был исчерпан. Вера быстро съела свой борщ и ушла в компании мужа ни на кого не глядя. Вот только разговоры по этому поводу продолжались до самой ночи, потому что пассажиры обсуждали поведение сестры Дворжецкого друг с другом.