Дот

Глава 3

С 27 июня город стал наполняться войсками и обстановка на глазах менялась. Поток беженцев не прекратился, но поредел. Военных оказавшихся в тылу подвергали фильтрации и отправляли в части, которые прибыли для обороны Полоцка. На улицах появились патрули, и грабежи и налеты моментально прекратились. Появилась маленькая надежда, пусть не на скорую победу, но хоть не на поражение. Сводки сов информбюро, которые транслировались из уличных динамиков, большого позитива не вызывали. Катя только молча соглашалась с собеседниками обсуждающими военно-политическую обстановку в стране, хотя знала, чем все это закончится. Несколько ночей подряд Катю замечали одиноко стоящей у окна. О чем она думала, смотря на ночной город? Наверное, о своем будущем. Что случится со страной, она знала, но, что ждет впереди ее? Оставшись в Полоцке, она если не подписала себе смертный приговор, то значительно убавила шансы на выживание. Теперь она с тоской вспоминала своих родителей, комнату в московской квартире. Как все было хорошо! Зачем она согласилась на эту поездку? Лучше бы в Крым махнула. И все этот гад, Виктор! Продавец желаний! А она наивная дура и согласилась испытать себя. Испытала? Катя с какой-то внутренней жалостью посмотрела на свои руки. На ладонях появились мозоли, кожа стала сухой. От маникюра не осталась и следа. И ради чего все это?

— Сестра! — послышалось из палаты. Еремина вздохнула и пошла на зов. Перевязки, гной, кровь, прием раненных бойцов и постоянные крики от боли. Все это превратилось в одну карусель. Вышла подышать на улицу, а тут Беридзе стоит, курит. Не удержалась и подошла.

— Не угостите даму сигареткой?

Такая просьба оказалась для мужчины неожиданной. Он протянул ей открытую пачку «Беломора». Пусть хоть и папироса, но все равно поможет снять стресс. Закурили. Зураб снова начал свои подкаты, но продолжить ему помешал Коваль. Григорий постоянно появлялся из-ниоткуда, как только Катя оставалась наедине с Беридзе. Следил он за ней что ли?

— Вот вы где?

— А нас кто-то ищет? — недовольно поинтересовался грузин.

— Главврач всех собирает, — сообщил Григорий.

— Какая причина такого большого сбора?

— Корреспондент фронтовой газеты приехал. Пишет заметку о госпитале. Хотел общую фотографию сделать.

— Ну, если фото! Пойдемте, Катенька сфотографируемся, — галантно предложил Зураб. Возле главного входа уже собирался весь медицинский персонал. Зураба потащили к себе молоденькие медсестры. Наверное они еще не получали заветной шоколадки, а может им и понравилось сладенькое, как знать?

— Григорий Семенович, идите к нам, — пригласила военврача Наденька.

— Спасибо. Я здесь, возле Софьи Егоровны устроюсь, — отказался передвигаться Коваль, заняв место за Ереминой. Львовна успела фыркнуть по поводу того, что на снимок попадали не только кадровые сотрудники госпиталя, но и вновь поступившие, которые работают без году неделя. Сказано было естественно в адрес Кати.

— Может мне уйти? — повернула она голову к Григорию Семеновичу, и посмотрела на него снизу вверх.

— Не слушайте Маргариту Львовну. Вы такая — же, как и мы и заслуживаете, права находиться здесь, — успокоил он Екатерину и для моральной поддержки положил свои руки ей на плечи. Судя по тому, как долговоенврач не убирал их с плеча Кати, она действительно нуждалась в серьезной поддержке. После того, как корреспондент запечатлел персонал на фото, все стали расходиться по рабочим местам. Хирург перехватил Катюшу за руку. У Ереминой создавалось впечатление, что Григорию Семеновичу нравится прикасаться к ней. Когда же он предложит шоколадку? Фу, как пошло она подумала о Ковале! Кате стало стыдно от своих шальных мыслей.

— Софья Егоровна сказала мне, что у вас не сложились отношения с некоторыми сестрами? — начал издалека военврач. Софья Егоровна! Мысленно передразнила его Екатерина. Какой официоз! А ведь в быту он называл ее просто Соня. Их связывала работа в операционной. Софья помогала Ковалю проводить операции.

— Некоторым девочкам не нравится, что я из Москвы, а может и еще что-то, — обтекаемо ответила Еремина.

— Хочу вам открыть небольшую тайну, — заговорчески склонился к девушке врач.

— Я сам полоцкий и у меня недалеко отсюда живет мама.

Катя с удивлением посмотрела на собеседника. Это было для нее новостью.

— Не знаю, как это будет выглядеть, но я хотел предложить вам пожить у моей мамы. Ну, чтобы избежать всех этих шероховатостей с персоналом. Не надо будет искать дежурную кровать, и выслушивать высказывания в свой адрес. Отдежурите свою смену и переночуете у мамы. Она будет только рада новому человеку.

Катюша даже ошалела от такого предложения. Это покруче, чем шоколадка! Коваль переплюнул даже самого Зураба. Она сразу же хотела решительно ему отказать, но посмотрев на смущенное лицо военврача передумала. Почему бы и нет? Жизнь одна, и судя по всему жить, осталось не так уж и долго. Наденька наверняка будет больше всех рада такому ее выбору. Вон она, как зыркает в сторону Гриши. Наверняка имеет какие-то виды на Коваля? Что для женщины милее всего? Правильно! Досадить подруге.

Катя состроила невинное личико.

— А я не буду стеснять вашу маму?

— Что вы! — поверив в позитивный ответ, обрадовался врач.

— Она будет рада принять москвичку. Сегодня вечером я заберу вас, и пойдем знакомиться с мамой, — повеселел доктор. Освободился он поздно. Пока шли по темным улочкам рассказал немного о себе. Перед тем, как переступить порог дома девушка занервничала. Стало как-то неловко, вроде как на смотрины идут. Анна Владимировна тоже не ожидала, что придет сын, да еще с такой очаровательной девушкой. Такие эпитеты Кате пришлись по душе. Не то, что Львовна говорила, ни рожи, ни кожи! Хозяйка принялась суетиться по дому, чтобы достойно встретить гостей. Когда услыхала от сына, что он хочет временно поселить девушку у матери, захлопотала пуще прежнего. Григорию уже тридцать и он о женитьбе и не заикался, а тут сам привел девицу в дом. Это что-то да значило! Выставила на стол все, чем была богата, даже бутылку водки, что держала на особый случай. По-видимому, такой и настал. Она сильно уставала, а тут еще и спиртное. Мило посидели. Катя отвечала на вопросы Анны Владимировны, которая старалась побольше узнать о возможной невестке. Причем в своих ответах Катя ни сколько не врала, рассказывая о своих родителях и о себе. Разве, что не называла время, в котором они жили. Не осилив и бутылки, она уже начинала клевать носом.

— Мама, гостье пора ложиться спать. У нее завтра утренняя смена, — напомнил сынок. Женщина приготовила кровать, с большими подушками.

— Вот и хорошо, я, пожалуй, пойду, — заявил военврач.

— Куда? — всплеснула руками хозяйка.

— Мне бы тоже поспать не мешало. Я себе в кабинете место для ночлега устроил. У нас сама видишь, негде.

Дом и впрямь был небольшой. Спальня хозяйки, маленькая кухонька и горница, которая служила и местом для ночлега и приема гостей. Кроме кровати здесь стоял и диван, который вполне мог служить местом для сна, но военврач не хотел стеснять Катю, своим присутствием в одной комнате с ней. Зураб таким аспектом и не заморачивался бы, если даже, не наоборот.

— Так диван же есть! — не поняла его маневра мать. Кате стало стыдно. Выгнать хозяина из дома, чтобы определить здесь гостью, каково?

— Григорий Семенович, Гриша, оставайтесь. Место действительно есть. Да и куда ночью идти? Комендантский час уже, — присоединилась к позиции матери и Еремина. Ласково произнесенное имя Катей, на мужчину подействовало сильнее, чем уговоры матери. Пока Григорий курил, девушка разделась и нырнула под одеяло. Подпружиненная кровать, чистая простынь, и мягкая подушка сделали свое дело. Когда Григорий вернулся, москвичка уже безмятежно спала. Разбудило ее нежное прикосновение к плечу.

— Катя, пора вставать, — стоял возле кровати военврач.

— Умывальник на улице. Я свежей воды набрал.

Еремина вскочила, оделась, заправила постель и пулей вылетела во двор. Гриша ждал ее возле умывальника с полотенцем и расческой в руках. Она активно плескала водой себе на физиономию, фыркая от удовольствия. Коваль с умилением наблюдал за гостьей. Вытерев лицо приготовленным полотенцем, девушка принялась приводить в порядок волосы.

— Что вы так смотрите? — не удержалась санитарка от вопроса, заметив, что хозяин продолжает ее рассматривать.

— Вы меня смущаете.

— Вы красивая, Катя, — слегка покраснел Коваль.

— Да, бросьте Григорий Семенович, вот Надя, действительно красивая, а я «гадкий утенок», так Львовна говорит, — не удержалась Катя, чтобы не прыснуть порцию яда, хотя укорять Григория не было за что.

— «Гадкий утенок», которому суждено превратиться в прекрасного лебедя. Маргарита Львовна бывает иногда права. Насчет Надежды, вы тоже не далеки от истины. Она действительно красивая, но в свой дом я пригласил не ее, а вас, — без всякой иронии ответил Григорий.

— Значит это предложение неспроста? Вы не просто пожалели меня, а планировали нечто большее? — строго посмотрела на него девица. Мужчина стушевался, поняв, что сболтнул лишнего.

— Я пошутил, — попытался смехом скрыть свой явный прокол военврач.

— Идемте пить чай, — предложил мужчина. Что тут подумать? Влюбился не иначе доктор? А ведь были претендентки и получше. Почему именно в нее? Она и значительно младше, чем другие медсестры. Лейтенант в ЗАГС тащил, теперь и доктор потащит. Ребята они конечно не плохие, но у нее не возникало подобных чувств. Она никого здесь не любила, но позволяла любить себя. Ухаживать Григорий Семенович начал со стихов. У Беридзе, там без особых прелюдий. Шоколадка, ночное дежурство, постель и в очередь. Повезет, то снова по той же схеме. Нет, придется подождать, когда не станет конкуренток. Здесь более романтично, стихи Есенина. Хорошо хоть не Маяковского. Пролетариат такую поэзию любит. Есенин больше к пережиткам буржуазии подходит. Классовое самосознание никто не отменял. Романтик, однако, этот Коваль.

На территорию госпиталя вошли вместе, слава Богу, что, не взявшись за руки. Надька на втором этаже чуть лбом стекло не выдавила, так их высматривала. Естественно такой пассаж со стороны москвички не прошел даром. Надежда, даже не хотелось называть ее по отчеству, скорее всего, реально была влюблена в Григория Семеновича. Но любовь была безответной, а тут появилась она и растревожила былую рану. Коалиция против Ереминой сложилась стойкая и основу ее составляла Львовна и Надежда, остальные, так, по случаю. Месть за оскорбленную любовь пришла от Наденьки через «мегеру».

— Иди, поухаживай за летчиком. «Утку» из-под него вынеси, — распорядилась Маргарита Львовна. Увидев приближающуюся к нему девушку, тяжелораненный пилот стал возмущаться.

— Зачем молоденькую-то? Постарше не нашлось?

— Пусть привыкает, — довольно промолвила старшая медсестра. Катя даже не возмущалась, прекрасно понимая, чего хочет добиться Маргарита. Летчик покраснел от стыда.

— Не переживайте так, — спокойно сказала она откидывая край одеяла. Она забрала судно, вытерла мокрым бинтиком промежность пилота. Он лежал, отвернувшись в сторону и ужасно сопел. У мужчины была ампутирована нога.