Председатель 5

* * *

Едва я это сказал, как тут же зазвучали аплодисменты, как без них.

А когда они утихли, то с задних рядов поднялся какой-то неприметный мужичок, которого я раньше как-то не замечал.

Притом подняться он сумел далеко не с первой попытки, сразу две женщины буквально держали его за полы видавшего виды пиджака, а он что-то злобно им говорил. Наконец одна из них махнула рукой, а вторая даже закрыла лицо руками.

— Можно я скажу, товарищ председатель? — спросил он высоким и каким-то надтреснутым голосом.

— Можно конечно, но что вы будете оттуда говорить? Выходите вперёд, встаньте рядмо со мной. Так вас будет лучше видно и слышно. — ответил я.

Мужик пошёл вдоль рядов, и я понял, почему не сразу его вспомнил, вроде бы работает в Свете Коммунизма скотником, но я могу и ошибаться. Всё-таки я еще не всех там запомнил.

Пока он шёл, сразу несколько человек пытались его остановить.

— Лукич, ты куда прёшь? Охолони!

— Да что ты, Петрович, Фаддейку не знаешь? Ему как обычно жёлтая вода в голову ударила! Сейчас Фаддейка всю правду-матку нам расскажет.

Что характерно, все говорившие были из Света Коммунизма. Видать, это какой-то известный кадр там.

Когда он подошёл поближе, я сумел его рассмотреть как следует. Высокий, широкоплечий. Когда-то это был видный мужчина, он точно бабам нравился.

Сейчас же от былых статей не осталось ничего кроме роста. Худоба, блеклые растрепанные волосы посыпанные сединой и кустистые брови, из под которых злобно блестели глубоко посаженые глаза.

Мужик встал прямо рядом со мной, и, прежде чем он начал говорить, я сказал:

— Вы, пожалуйста, представьтесь. И я вас слушаю.

— Фаддей Лукич Семиручко. Я скотник в Свете Коммунизма, вернее, теперь уже в вашем Новом Пути.

— Почему это в вашем, Фаддей Лукич? В нашем, в нашем.

— Ну, воля ваша, товарищ председатель, в нашем, так в нашем, — пожал плечами он, — и вот что я хочу сказать, хоть мы тут только что и проголосовали, но я не согласен.

— Простите, Фаддей Лукич, не согласны с чем? С тем что колхозники мне доверяют? А что тогда против не проголосовали.

— Э нет, что я шалопай какой-то? С обществом я согласен, как же это идти против общества? Тут вопросов нет.

— Тогда с чем?

— А с тем что вы, товарищ председатель сейчас так хорошо говорите, вот как лектор из города, честное слово. И всё у вас на словах складно да ладно. Но я знаю чем это всё закончится.

— И чем же?

— А тем, что по осени наши амбары пустые стоять будут, а скотину вы всю уведёте со дворов. Всё, чтобы только план выполнить. Шкуру с нас со всех спустите, но наверх отчитаетесь.

— Фаддей! — Буквально закричал со своего места Фролов, — Побойся Бога! Ты что такое говоришь!

— А ты меня не затыкай, не затыкай! — Злобно отуетил старый колхозник, — у меня теперь другое начальство, не ты! И я уже своё отбоялся, вон, пусть молодые теперь боятся. Те, которые обещают там, — он со значением поднял палец вверх, — черти чего, а потом нас без хлеба оставляют. Хорошо хоть палочки эти проклятые отменили, а то по осени нашим бабам пришлось бы печь булки с корой.

— С чего вы это взяли, Фаддей Лукич? — спросил я у него.

— А с того что вы все одинаковые, начальники, хозяева. Вот ты что, председатель, — от злости Семиручко даже стал мне тыкать, — ты думаешь что ты такой первый у меня на веку? А вот хренушки! Я это всё уже проходил. И сразу после войны, и когда Сталин умер, и позже. Чуть чт,о так колхозники последнее отдают чтобы городских прокормить. Вот таких вот дармоедов, которые планы составляют!

— Это где ты, Фаддейка, такое видел? — раздался очередной женский голос с задних рядов, — я у нас в колхозе такого не помню.

— Дура ты, Васильна, пустоголовая. Тебе бы не на ферме работать, а у меня в огороде стоять заместо пугала. Вот очень ты на него похожа. В голове одна солома, а не мозги.

— Товарищ Семиручко. Попрошу вас не выражаться, мы всё ж таки на собрании а не у вас на завалинке семечки лузгаем.

— А что она лезет во что не понимает. Да, не здесь так было. Что правда то правда. А вот в моём старом колхозе такое было, и не один раз. И сейчас будет всё тоже самое!

Мда. Надо бы узнать откуда у нас взялся этот карбонарий недоделанный. Тоже мне правдоруб.

Но по существу он к сожалению прав, было такое и не единожды. Но вслух я этого говорить не стал. Вместо этого я глубоко вдохнул и ответил.

— Даю Вам слово, Фаддей Лукич, что приложу все силы, чтобы ничего подобного не случилось. Врать не буду, по-всякому дела пойти могут. Но я наизнанку вывернусь, а постараюсь не допустить, чтобы мои люди голодали и нуждались. И вы, товарищи, — я обвел взглядом колхозников, — должны мне в этом помочь. Все вместе как один!