Солдат двух фронтов

Глава IV. РЕЙД

Спрыгнув с подножки полуторки, Таган поправил ремень, поудобней пристроил вещмешок и направился к крайнему дому.

Во двор он вошел бесшумно, и первое, что увидел, заставило радостно забиться его сердце. Рядом с крыльцом хаты, крыша которой была когда-то тронута пожаром, на расчищенном от снега «пятачке» закипал черный от сажи кофейник. Оджак — очаг, отрытый в земле, так могли устроить только руки туркмена.

— Хей, земляки, кто тут есть? — крикнул Таган, и тут же из-за угла хаты с винтовкой наперевес выскочил часовой.

— Чего орешь? А ну, покажь документы!

Таган с готовностью полез в карман. На крыльце появились командир минометного расчета сержант Омар Курдов и боец Чары Нурсахатов. Обоих марыйцев Таган хорошо знал.

— Эс-салам-алейкум! — поздоровался с ними Таган, протягивая документы часовому. — Думал, никогда не найду.

— Хыдыр[8] милостив, — сказал Чары, спрыгнул с крылечка и дружелюбно протянул Тагану обе руки. — Понимаешь, друг, он ранен был, сильно ранен. Думал, своих не найдет, а нашел… — Туркмен обернулся к часовому.

— Ну, и я говорю, пусть проходит, раз свой. Но орать-то чего не по-нашему?

— Проходи, Таган. — Омар жестом пригласил сержанта в дом. — Поздравляю с возвращением. Сачак[9] полон еды. Сейчас и свежий чай будет.

— Сагбол, Омар-джан, — ответил Таган. — Сначала в штаб полка надо. Потом, если время позволит, обязательно зайду.

— Я провожу, — с готовностью предложил Чары, связной командира эскадрона.

Таган приветливо кивнул часовому, внимательно слушавшему непонятную речь.

— Спасибо, друг, — сказал Таган по-русски. — Сагбол.

— Да не за что. Раз свой, добро, что возвратился.

Таган улыбнулся. Стоявший на часах солдат ответил тем же — ему была понятна радость встречи туркмена с земляками. По дороге в штаб Чары рассказал о событиях, случившихся за три месяца отсутствия Тагана.

Во взводе пулеметчика тоже встретили тепло. Командир, гвардии лейтенант Щипанов, подробно расспросил сержанта о ранении, о том, как его лечили, и в заключение сказал:

— Отлично, Дурдыев! Принимай расчет. Будем и дальше воевать вместе. С такими, как ты, легко.

Друг Ораз и комсомолец Самсонов не знали, как выразить Тагану радость по поводу его возвращения.

Самсонов переписал стихи поэтов, побывавших у них в полку за время отсутствия Тагана.

— Вот, товарищ сержант, вам на память. Поэт Лев Ошанин. — Самсонов прочел стихи вслух.

Был Чернигов в огне и в дыму,
А в сторонке, тиха и темна,
Охраняя подходы к нему,
Куликовка деревня видна.
Нам в родимом Чернигове жить!
В нем недолго врагу пировать.
Чтоб дорогу в Чернигов открыть,
Куликовку нам велено взять.
Ни кустов, ни оврагов кругом,
Но взглянул Арзуманов-орел
И лихой эскадрон под огнем
В куликовскую битву повел.
В исступленном немецком огне
Мертвым пал Арзуманов-герой,
Но за смерть командира вдвойне
Отомстил эскадрон боевой.

Ораз не сразу вспомнил, что он хранит письмо для Тагана. Спохватившись, полез в мешок и с извинениями передал другу треугольничек. Таган, получивший весточку от родных в госпитале, не стал читать при всех и спрятал письмо в нагрудный карман гимнастерки.

Тогда Ораз развернул свое:

— У меня все живы, здоровы. Довольны, что в колхозе хорошо закончили год. Мужчин нет, одни старики и женщины, а план выполнили.

— У вас земля богатая — воды много, — вздохнул Таган и подумал, что у них в Ахале добывать воду из-под земли, рыть артезианские колодцы не под силу старикам и женщинам.

— Вот смотри, в последнем письме прислали.

Таган дважды прочел текст письма-наказа туркменского народа своим воинам: «Помни, кизыл-аскер! Помни, джигит! На берегах Азовского моря, в степях Украины, в русских равнинах и под Ленинградом ты защищаешь солнечную Туркмению, родной аул, мать, жену и детей своих. Пусть это сознание укрепляет силу руки твоей и повышает меткость твоего глаза. Родина требует, чтобы каждый из вас в жестоких боях с врагом показал себя храбрецом, презирающим смерть».

Через два дня после возвращения Байрамдурдыева в полк прибыл начальник политотдела дивизии гвардии полковник Узаков. Часть построили на площади перед штабом. Командир полка гвардии майор Романенко торжественно сообщил, что советские войска успешно продолжают начатое в сентябре наступление и что командование высоко оценивает действия 7-го гвардейского корпуса, особенно «дела нашего 54-го кавполка».

В торжественной тишине бойцам и командирам были вручены боевые ордена и медали.

Когда Таган услышал свою фамилию, он не поверил. Полковник Узаков повторил:

— Гвардии сержант Таган Байрамдурдыев, пулеметчик, за боевые заслуги и проявленную храбрость под Черниговом награждается медалью «За отвагу». — А когда Таган подошел, полковник добавил: — Исход крупного сражения, в котором вы отличились и были ранены, в нашу пользу решила конница. В этих боях вы лично проявили храбрость. Поздравляю вас.

Таган от смущения произнес положенное «Служу Советскому Союзу!» по-туркменски и тут же по-русски. Все заулыбались. В ту минуту Таган больше всего сожалел, что отец не мог видеть эту медаль на груди сына.

Вечером в эскадроне только и говорили, что о полученных наградах. Ораз, Самсонов, Чары поздравляли и вспоминали бой под Куликовкой, а когда комвзвода лейтенант Щипанов сказал: «Достойно заслужил, Дурдыев. Молодец!» — Таган подумал о друге Мураде, который погиб под Сталинградом и за которого он должен отомстить.