Ставь против горя свою доброту…

Владимир МУРАВЬЕВ (Казань):

— Вы — один из первых лауреатов фестиваля?

— Первый раз на фестивале я был в 70-м. Мне очень приятно, что тогда же я стал лауреатом, получив сразу две золотые медали в конкурсах ансамблей и исполнительского мастерства. А конкурс в разряде авторов выиграл замечательный Слава Маркевич, который тоже приехал в этом году. Тогда было три номинации. Я горжусь тем, что у меня восемь лауреатских званий Грушинского. У меня все звания есть!

— Что вас притягивает сюда?

— Общение. Я всегда стараюсь привозить своих детей. Потому что я должен им показать ту общность людей, которой нигде больше нет, ни на эстраде, ни среди писателей, поэтов, кинематографистов. В искусстве этого нет.

— Вы — профессор Казанской медицинской академии, занятой человек. Как ваше профессорство совмещается с поездками на фестиваль?

— Единственный раз я пропустил Грушинский в 93-м году, когда был на стажировке во Франции. Время идет, а на фестивале ничего не меняется. Вернее, меняется все только к лучшему. Многие спорят о фестивале и говорят, будто "что-то главное пропало". Ничего подобного! Я получил военный билет — теперь я уже могу об этом говорить, ибо прошло 30 лет, — в котором было написано: принял присягу 4 июля 1971 года. В этот день я стоял на Гитаре. Куйбышевский обком комсомола пригласил меня, уже лауреата, на Грушинский. Наш обком комсомола, соответственно, вызвал и послал на фестиваль. И присягу я принял на фестивале. Даже на это пошли, представляете! Ради Грушинского фестиваля. А это чего-то стоит!

И ПЕТЬ НАМ, И ВЕСЕЛО ПЕТЬ! Владимир Ланцберг

Шестые "облака" на шести струнах.

Рассказывает Борис Гордон:

Известного казанского исполнителя Владимира Муравьева в ожидании очереди на конкурсное выступление сморило прямо на Грушинской Горе. В это время кому-то срочно понадобилась гитара. Этот "кто-то", взяв муравьевскую гитару, перестроил ее под шестиструнку.

Выйдя на Гитару, Муравьев обнаружил, что у него в руках совершенно незнакомый инструмент. Он долго не мог понять жизнерадостного смеха многотысячной толпы над трагической песней Вадима Егорова "Облака". Муравьев с шестистрункой оказался шестым исполнителем "Облаков" за этот концерт.

Гуманизм одержал победу по очкам. .

Рассказывает Валерий Мустафин (Казань).

Самое начало семидесятых. Концерт ансамбля, костяком которого являются медики, в том числе молодой хирург, впоследствии — известный исполнитель Володя Муравьев. Руководитель группы — детский врач Ильдус Гирфанов.

Публика процентов на девяносто случайная. Бабульки какие-то, и вообще непонятно кто. А ребята одеты, по тем временам, вызывающе: черные свитера, черные очки. . Аудитория встречает их неодобрительным гулом; кто-то отпускает ядовитые реплики на нравственно-этические темы. . По-хорошему, надо уходить, не начиная концерта.

Тут Ильдус Гирфанов и говорит:

— Вот вы смеетесь, а не знаете, что мы почти ничего не видим!

Народ меняет тон восприятия на участливое внимание. Ансамбль поет. Успех полный!

Кстати, случилось все это 1 апреля.

Но оказывается, все было не совсем так. Во всяком случае, очевидец финальной части этой эпопеи известный автор из все той же Казани Валерий Боков предлагает иную версию, и более убедительную, и более изящную, так что старую мы сохраняем, во-первых, из уважения к Валере Мустафину и его стремлению обогатить нашу сокровищницу, а во-вторых, из интереса к самому процессу рождения легенды (разумеется, на могиле истины).

Дело же было так. В 1968 году, когда Боков уже вовсю занимался туризмом и сочинял песни по данному профилю, известный в Казани квинтет студентов-медиков в составе Ильдуса Гирфанова (руководитель), Володи Муравьева, Валеры Пастухова, Ильяса Тагирова и Жени Крючина подвизался на ниве почти чисто эстрадной, ну, может, с легким комсомольско-студенческим уклоном. Что не помешало ему неким загадочным образом оказаться приглашенным в Смоленск на слет туристской песни. Кстати, слеты эти смоляне проводили в декабре.

В общем, едут наши студенты в поезде и по мере приближения к финишу все более лихорадочно и безнадежно ищут хоть что-нибудь мало-мальски подходящее в своем репертуаре. Увы!. И тут муки творческого поиска приводят одного из них в вагонный туалет, где он — о счастье! — обнаруживает обложку журнала "Огонек" с опубликованной на третьей ее странице песней "Юность строит города". Песня была признана приличествующей, получила "добро" "реперткома" и моментально вошла в "обойму".

И вот выходят ребята на сцену в своих черных очках и свитерах (имидж-то сменить не успели!), и хотя аудитория — не бабульки, а турье, но это оказалось даже хуже. К песне публика отнеслась не лучше, чем к декоративно-оптическим приборам, и в зале поднялось нечто невообразимое.

Тут Ильдус и сказал свою магическую фразу (она, кстати, в боковской версии звучит несколько иначе):

— Вы, ребята, видно в жизни не очень много понимаете, а ведь почти все мы совершенно ничего не видим!

Никогда туристов нельзя было упрекнуть в душевной черствости. Обстановка переменилась моментально. Выступление прошло "на ура", и казанские "сироты" огребли то, что сейчас бы мы назвали призом зрительских симпатий. .

Правильно французы говорят: "Предают свои". А если и не предают, то пакостят, как могут. Особенно этим всегда отличался ленинградский исполнитель Алексей Брунов. Вот что рассказал Валерий Боков.

Приезжают они с Володей Муравьевым куда-то давать концерт. Времена для песни не самые благоприятные; концерт домашний. А войти в квартиру оказывается не очень просто, особенно с гитарой за плечом, так как дверь лишь слегка приоткрывается, и приходится проникать через неширокую щель. А мешает ей открываться нормально. . ящик водки.

Второе, что замечают друзья, это какие-то странные и очень уж активные манипуляции принимающей стороны с различными стеклянными предметами (стаканами, бутылками), причем в качестве наполнителя фигурирует все то же детище великого химика Д. И. Менделеева.

Друзья на всякий случай задают вопрос, не будет ли это мешать реализации намерений, связанных с песнями, и получают ошеломляющий ответ: оказывается, побывавший здесь недавно Брунов, который, собственно, и порекомендовал пригласить Муравьева и Бокова, счел своим долгом "честно" предупредить организаторов, что поют ребята, конечно, очень здорово, но меньше, чем ящиком водки, при этом не обойтись: алкаши, мол, они тоже, каких не сыщешь. .

2000–2017 гг.

«Провинция», 21 июня 2000 г.

Родная гавань Владимира Муравьева, Т. Гольцман

Есть в клиническом онкологическом центре Минздрава РТ человек, чья популярность конкурирует с известностью главврача Рустема Хасанова. И даже превосходит ее! Впрочем, слава доктора медицинских наук, выдающегося врача-эндоскописта Владимира Муравьева не только не раздражает «главврачевское» самолюбие, а, наоборот, тешит его. Ведь если вся Казань утверждает: «Муравьев бы в неприличном месте не работал», значит приходится признать как факт: КОЦ при МЗ РТ — хорошее (не путать с теплым!) место. И работать здесь хоть и неимоверно тяжело, но престижно.

…Легендарный автор-исполнитель подъехал в редакцию после рабочего дня — об этом можно было догадаться по ярко-красным прожилкам в глазах, в которых, казалось, до сих пор отражались чужая боль, чужое отчаяние, чужая надежда.

— Четыре лазерные операции. Две «онкологические» гортани. Одно неверное движение — и человек навсегда лишится голоса, — Владимир Юрьевич рассказывает об этом будничным, почти бесцветным голосом, как о своей ежедневной, нормальной работе. А я украдкой смотрю на его руки — руки, которые одинаково уверенно и умело держат и эндоскоп, и гитару. Без нее Муравьева даже невозможно представить!

— Владимир Юрьевич! С чего началась для вас авторская песня?

— Первая услышанная мною авторская песня принадлежит Аде Якушевой — «Ты — мое дыхание, утро мое ты раннее, ты и солнце жгучее, и дожди…» Ну, вспомнили? Незатейливая такая, простая… Услышал ее в 1959 году в электричке. Мне тогда было двенадцать лет. Пел Ильдус Гирфанов, ныне известный детский хирург, с которым у нас позднее образовался дуэт. Ильдус и стал моим первым гитарным учителем. Правда, как мы любим шутить, «ученик не превзошел своего учителя» — хоть и добавила жизнь новых аккордов, любимые с молодости песни я по-прежнему играю на шести-семи «гирфановских».

— Что, впрочем, ни в малейшей степени не мешало вам участвовать в разных качествах — и исполнителя-конкурсанта, и организатора-администратора, и председателя жюри — во всевозможных песенных фестивалях и концертах. Сколько их было? Хотя бы приблизительно поддается подсчету?

— Да… пожалуй. Но с трудом. Вот как-то в 1972 году взялся подсчитать, где пел-бывал. Оказалось, в тридцати восьми городах. «отметился»! Причем без отрыва от основной работы. В пятницу прощаюсь с ребятами: «Счастливых выходных!» А в понедельник рассказываю: «А я вчера в Новосибирске и Омске побывал!» Сначала удивлялись, не верили, потом привыкли… Застрял лишь однажды, в Норильске, когда трое суток нелетная погода была. Вот тогда Муравьева серьезно хватились! Я всегда исповедовал принцип: деньги надо зарабатывать на своей основной работе, а фестивали, песня наша — это дело для души. За все годы участия в Грушинском фестивале в качестве члена жюри (которым оплачивают дорогу и гонорар) я ни разу не брал гонораров. Не могу, против души это. Визбор бы, я думаю, тоже не взял.

— Расскажите о своих удивительных встречах с Визбором, Круппом — кумирами шестидесятых…

— С Ариком Круппом мы познакомились довольно смешно. В 1968 году был я на фестивале в Смоленске, вышел на сцену и гордо объявил: «Песня Семена Каминского «Тихо капает вода — кап — кап». После концерта ко мне подошел коренастый улыбчивый парень и сказал: «Старик, спел ты хорошо. Только вот песня эта Михаила Анчарова». Тогда и началась наша удивительная, романтичная мужская дружбы. Длилась она всего четыре года — в семьдесят первом Арик погиб под снежной лавиной в горах с группой альпинистов…

Визбор… Бережно храню в сердце каждое воспоминание о нем, каждый штришок, каждую встречу, каждую строчку… Мы с ним познакомились на Грушинском, причем был он почти на десяток лет старше меня, а относился как к равному… Мне до сих пор удивительно, как они с Городницким через всю поляну шли за мной, чтобы вместе идти купаться. Помню, сидим как-то, разговариваем. Визбор говорит: «Мужики, я вот песню написал новую, сегодня в концерте петь буду, хотите, первыми слушателями будете?» И поет нам «Всем нашим встречам разлуки, увы, суждены… Тих и печален ручей у хрустальной сосны…» Тут его Городницкий перебивает и говорит: «Э, повторяешься, старик… Хрустальная сосна у тебя уже была. Лучше — янтарная…»

Вот так рождался легендарный хит, которым заканчивались все гитарные фестивали. Песня поколения.