Военная контрразведка и армия. Записки ветерана органов военной контрразведки

* * *

Родился я 22 мая 1921 года в городе Киеве на Малой Левашвоской улице. Отец мой, как я уже отмечал, Василий Иванович Гераскин, — коренной россиянин с Рязанщины, а мать, Ирина Давыдовна, — украинка с Полтавщины. Таких смешанных семей миллионы. Они — детище многовековой судьбы народов России, которые всегда по-братски делили радость и горе, забывая о своей национальной принадлежности.

Согласно гороскопу я появился на свет под знаком Близнецов. Астрологи утверждают, что именно под этим знаком рождаются художники и поэты.

Возможно это и так. Но, родившись художником, я все же им не стал. В гороскоп внесла серьезные коррективы сама жизнь.

Об отце я уже писал. Скажу коротко и о матери. Выросла она в многодетной, среднего достатка крестьянской семье Степаненко. Обладала сильным характером и волей. Ко мне и сестре проявляла строгость. Как большинство украинок, рачительно вела домашнее хозяйство, замечательно кулинарничала и шила. Никогда не отказывала людям в помощи. Заботливо опекала многочисленную родню. Скоротечная болезнь, вызванная простудой, лишила меня матери еще в раннем детстве.

Говорят, что у каждого поколения есть свои молодость и старость, своя заря и свой закат. Справедливо это и по отношению к моему поколению. Наше детство и юность прошли в напряженные предвоенные годы, закалились и возмужали мы в горниле Великой Отечественной войны 1941–1945 годов, познали и многое осознали в послевоенный период, а в 80-е годы минувшего столетия перешагнули свой жизненный рубикон. Все это — целая историческая эпоха, наполненная крупнейшими политическими и социальными событиями, крутыми общественными поворотами, победами и кризисами, физическими и моральными испытаниями, тяжелый груз которых вынесло на своих плечах и мое поколение вместе со всеми советскими людьми.

Память не позволяет мне восстановить целостную картину предвоенных лет. Многое забыто. Ряд событий потерял свои очертания, растворился в глубине времени. Однако то, что когда-то поразило, задело и взволновало, встает перед глазами в виде отдельных эпизодов прошлого…

Начало 30-х годов… Мое воображение подростка поражают огромные красочные панно на стенах киевских домов: на них изображены на фоне заводских корпусов, дымящихся труб и домен, строительных кранов, высоковольтных электролиний мускулистые и строгие рабочие, женщины в красных косынках, призывающие: «Даешь пятилетку в четыре года!».

Особенно популярно изображение строящегося Днепрогэса. Он на плакатах и открытках, в газетах и учебниках, на обложках школьных тетрадей — буквально везде. Днепрогэс популяризировался как символ индустриализации Советского государства.

Именно в эти годы пятилетки строились металлургические предприятия на Украине и в Сибири, тракторный гигант на Волге, Турксиб, Кузнецк и Магнитка, новые шахты в Донбассе и многое другое. Упорным трудом страна вырывалась из оков технико-экономической отсталости.

Предполагалось, что процесс индустриализации государства должен базироваться на постепенном подъеме производительности сельского хозяйства, повышении благосостояния деревни. Однако аграрная политика партии, определившая форсированный «курс на коллективизацию», привела к трагическим последствиям.

Уже в 1932 году на Украине появились опасные признаки голода. В самом Киеве значительно ухудшилось снабжение, возникли перебои с продуктами.

На улицах все чаще начали появляться голодные, изможденные, опухшие от постоянного недоедания беглецы из сел, семьями и в одиночку просившие подаяния. Они рассказывали, что от голода вымирают целые деревни.

Туго приходилось и нам с сестрой. Выручал в какой-то мере паек ИТР (инженерно-технических работников), который получал отец, будучи начальником механического цеха на конфетной фабрике имени К. Маркса. В паек входили главным образом пшенная крупа и леденцы в больших металлических банках.

Жили мы почти рядом с фабрикой, в старом неблагоустроенном бараке. Сам район именовался Димиевкой, находился на окраине города, вплотную прилегая к Голосеевскому лесу. Часто возле фабрики приходилось наблюдать, как у ее главных ворот собирались толпы голодных, плохо одетых людей. Они с нетерпением ждали, когда отворятся ворота и со двора выкатят освободившуюся из-под повидла и патоки тару. Толпа бросалась к бочкам и мгновенно их растаскивала. Счастливчики, кому доставалась бочка, откатывали ее в сторону, забравшись внутрь или нагнувшись над ней, щепками и пальцами выковыривали из пазов остатки сладостей, пытаясь хоть так утолить голод.

Голод оставлял многих детей сиротами, пополнявшими ряды беспризорников. Сотни подростков, грязных и голодных, в лохмотьях заполняли улицы, вокзалы, базары и рынки города. Занимались они попрошайничеством, воровством и жульничеством. В холодные дни, озябшие и промокшие, грелись возле котлов, в которых варился асфальт.

На мрачной панораме города игриво выделялись богатые и ярко освещенные витрины специальных магазинов «Торгсин». Порожденные еще нэпом, они выглядели оазисом изобилия на фоне пустыни жесткого дефицита, чем нередко раздражали горожан. На прилавках магазинов покупателю предлагался широкий ассортимент продуктов, одежды и обуви. Однако приобрести все это можно было только за драгоценные металлы и камни — твердую валюту. В начале 1936 года, с упразднением в стране карточной системы, перестала действовать и сеть спецмагазинов «Торгсина».

В З0-е годы умалчивали о голоде и его причинах. Только спустя десятилетия стало ясно, что голод на Украине вызвало принудительное проведение пагубной для землепашцев хлебозаготовительной политики с широким применением репрессии.

Сентябрь 1935 года. Успешно завершились маневры Киевского военного округа, проходившие юго-западнее города, — в них участвовали 65 тысяч военнослужащих, большое количество танков, самолетов, орудий и другой военной техники. Здесь впервые нашел применение крупный авиадесант. Руководил маневрами командующий войсками округа Иона Якир. На маневрах присутствовали нарком обороны Климент Ворошилов и его заместители, руководители коммунистической партии и правительства Украины. За действиями играющих сторон наблюдали представители армий Италии, Франции и Чехословакии.

Маневры стали одними из крупнейших в Красной армии в период ее технического переоснащения и внесли важный вклад в развитие советской военной науки.

По завершении маневров Киевский городской комитет компартии организовал проводы Ворошилова. В группу провожающих, состоявшую из 10–15 человек, включили представителей рабочих заводов «Арсенал» и «Ленинская кузница», интеллигенции и школьников, которых представляли я и девочка моего возраста.

В день отъезда Ворошилова нас, школьников, с огромными букетами цветов доставили к Киевскому вокзалу. Проводы проходили в его левом крыле, где позднее размещался зал для депутатов Верховных Советов. Когда собравшиеся стоя расположились возле небольшого круглого стола, в комнату вошел улыбающийся Ворошилов в сопровождении Косиора, Постышева, Любченко, Затонского и других руководителей коммунистической партии и правительства Украины. С ними же находился и Якир.

Участвовавших в проводах партийных и военных деятелей мне видеть раньше воочию не приходилось. Теперь они стояли рядом, разговаривали и шутили, держались естественно и просто. Внутренне я испытывал определенную напряженность, но верх брало мальчишеское любопытство, хотелось всех рассмотреть и запомнить.

В центре внимания присутствующих, естественно, находился Ворошилов. И не только потому, что он был «гвоздем» проводов. В описываемое время Ворошилов пользовался популярностью в народе. Его величали «героем гражданской войны», «легендарным человеком», «железным наркомом». О нем слагали и пели песни.

Выглядел Ворошилов моложаво, держался бодро. Обращали на себя внимание подтянутость и выправка наркома. Его форма свидетельствовала о принадлежности к кавалерии. Грудь украшали два ордена Красного Знамени.

Войдя в помещение и тепло поздоровавшись с собравшимися, Ворошилов заметил:

— Инициатором нынешней встречи является секретарь горкома партии товарищ Сапов. Ему и карты в руки. Пусть начинает первым.

Открывая встречу, Сапов кратко сказал, что за маневрами с большим интересом следили не только киевляне, но и вся Украина. Успешное завершение учений войск округа — показатель роста обороноспособности государства. Представителям трудящихся и молодежи Киева приятно встретиться с наркомом обороны после маневров. И в завершение Сапов спросил Ворошилова:

— Климент Ефремович, для нас было бы интересно узнать ваше личное мнение о маневрах.

В ответ Ворошилов вытянул правую руку и, подняв большой палец, сказал:

— Вот! На большой!

Далее он рассказал о ходе учений и решенных на них задачах. Остановившись на десантировании войск, подчеркнул, что по своему размаху оно равных себе в зарубежных армиях пока не знает. Присутствовавшие иностранные наблюдатели, как отметил Ворошилов, дали высокую оценку выучке и действиям войск.

Отвечая на вопросы, Ворошилов периодически поглядывал на часы, а затем, сославшись на приближение времени отхода скорого поезда Киев — Москва, попросил провожающих выйти с ним на перрон вокзала. На перроне Ворошилов и провожающие сразу же попали в плотное кольцо многочисленных фотокорреспондентов, на что нарком заметил:

— Их и хлебом кормить не надо. Они уже тут как тут.

Сфотографировавшись со всеми провожающими, коротко переговорив с руководителями партии и правительства Украины, простившись с каждым из нас за руку, Ворошилов прошел в специальный вагон, находившийся в конце состава. Поезд отошел на Москву точно по расписанию. Сразу же в воздухе появилась эскадрилья самолетов — почетный эскорт наркома обороны.

Участники проводов начали прощаться друг с другом и расходиться. К нам подошел Затонский и спросил:

— Вам куда, ребята? Могу подвезти.

Я и девочка сели в открытый «линкольн» Затонского и, доехав с ним до Крещатика, сошли.

На следующий день во всех центральных газетах Украины появились информация о состоявшейся церемонии и большая фотография Ворошилова в окружении провожавших его лиц. Тогда невозможно было предположить, что спустя два года на февральско-мартовском пленуме ЦК партии Ворошилов заявит о подготовке во время маневров террористического акта против него и поддержит политику сталинского террора. В 1937–1938 годах Косиор, Постышев, Любченко, Якир, Сапов и другие участники этой памятной встречи были репрессированы по сфабрикованным делам и казнены, к чему приложил руку и Ворошилов.

У читателя может возникнуть вопрос, а почему, собственно, из тысяч киевских школьников городские власти остановили свой выбор именно на мне? Не знал в то время, не ведаю и теперь.

Середина 30-х годов. В свет выходит роман Николая Островского «Как закалялась сталь». Реализмом, революционным пафосом, верой в человека он, без преувеличения, покоряет сердца молодежи, а Павел Корчагин становится одним из ее героев. Глубокие симпатии вызывают и сам автор, и его трудная жизнь. Пройдя через суровые испытания гражданской войны, потеряв здоровье, будучи слепым и прикованным к постели, он поднимается над своим недугом и упорнейшим трудом создает роман.