Юрий Ларин. Живопись предельных состояний
- Автор: Дмитрий Смолев
- Жанр: Биографии и Мемуары
- Дата выхода: 2023
Читать книгу "Юрий Ларин. Живопись предельных состояний"
* * *
Анна Ларина и Николай Бухарин сочетались браком в начале 1934 года. Среди тех, кто поздравил молодоженов, оказался и «дорогой Коба». Правда, сделано это было в специфической манере подвыпившего диктатора. Анна Михайловна вспоминала:
Звонок разбудил нас. Я подошла к телефону и услышала три слова: «Сталин. Николая попросите!» «Опять какая-нибудь неприятность», – сказал Николай Иванович и взволнованно взял трубку. Но, оказалось, неприятности вовсе не было. Сталин сказал: «Николай, я тебя поздравляю! Ты и в этом меня переплюнул». Почему «и в этом», Н. И. не спросил, но в чем переплюнул, все-таки поинтересовался. «Хорошая жена, красивая жена, молодая – моложе моей Нади!» Он это говорил, когда Надежды Сергеевны Аллилуевой уже не было в живых.
Реплика насчет молодости и красоты в таком контексте действительно прозвучала двусмысленно, но чего не отнять, того не отнять: Анне в тот момент едва исполнилось двадцать. Не только красавица, но и умница, она в Институте красной профессуры готовилась писать дипломную работу на тему «Технико-экономическое обоснование Кузнецкого металлургического комбината» – того самого, где, по Маяковскому, «город будет» и «саду цвесть». Ларина пребывала в глубочайшем убеждении, что поэтическая фраза «когда такие люди в стране советской есть» – это и про нее тоже, отнюдь не в последнюю очередь.
К слову, не всякий школьник прежней закваски теперь и вспомнит уже, что стихотворение изначально называлось «Рассказ Хренова о Кузнецкстрое и людях Кузнецка». Между тем Иулиан Петрович Хренов – абсолютно реальный персонаж, профсоюзный назначенец-металлург из бывших матросов, по приказу партии направленный в Сибирь, чтобы присматривать там за созданием тяжелой промышленности. Он-то и поведал поэту за обедом у Бриков о героическом порыве строителей комбината (сам Маяковский на месте событий не бывал). Десятилетия спустя Варлам Шаламов вспоминал, что Хренов, с которым они в 1937 году вместе плыли в трюме тюремного парохода из Владивостока в бухту Нагаево, держал при себе единственную книгу – «однотомник Маяковского, с красной корочкой». Ему «просто было приятно как можно долее сохранить, держать в руках перед глазами это особенное свидетельство былого». Впрочем, «позднее, в декабре 1937 года, Хренов говорил мне, что однотомник Маяковского отобрали на одном из многочисленных обысков – тогда, когда отбирали все „вольные“ вещи, оставляя лишь казенное». Но это действительно к слову, вне прямой связи с нашим повествованием.
В отличие от Маяковского, Анна Ларина в Кузнецке (вернее, теперь уже Сталинске) как раз побывала – вместе с мужем они отправились туда в августе 1935-го, когда Бухарин находился в отпуске. Он вообще всячески содействовал становлению будущего экономиста – вот и в той поездке познакомил жену с академиком Иваном Бардиным, техническим директором металлургического комбината. Тот оказал дипломнице большую помощь, предоставив нужные для ее работы материалы. А еще они выбирались в Ленинск и Прокопьевск, спускались в угольные шахты, беседовали с горняками. Чуть позже импровизированная студенческая практика трансформировалась в путешествие по Алтаю – что-то вроде запоздалого медового месяца. Передвигались сначала на чьем-то служебном автомобиле, потом верхами на лошадях по горам; ночевали то на биостанции у ленинградских орнитологов, то у пограничников на заставе. Впрочем, без номенклатурного дома отдыха тоже не обошлось. Анна Михайловна вспоминала, что муж во время того отпуска испытывал огромный прилив жизнелюбия: купался в горных реках, охотился на косуль и уток, а еще много времени отдавал живописи.
Про картины авторства Бухарина, развешанные по стенам его кремлевского кабинета, уже говорилось выше. С ранних лет он испытывал влечение к художествам. Нет смысла гадать, переросло бы это пристрастие в профессиональное занятие, не окажись он с юности вовлечен в «стихию революции» (возможно, что и не переросло бы: хватало у него и прочих талантов). Так или иначе, в дальнейшем его любовь к изобразительному искусству не ограничивалась рисованием шаржей на соратников по партии – хотя в этом жанре из большевистского руководства с ним мало кто мог посостязаться. Не чужд он оставался и живописи, охотно брался за кисть при удобном случае. Вот и из алтайского путешествия привез серию пейзажей, которые вскоре очутились на коллективной выставке. В своих мемуарах Ларина упоминает Третьяковскую галерею, хотя, вероятнее всего, речь шла об «Осенней выставке московских живописцев», открывшейся 24 ноября 1935 года в Государственном музее изобразительных искусств на Волхонке: среди полутора сотен ее экспонентов указан и Бухарин Н. И. От вернисажа в памяти у Анны Михайловны остался такой краткий эпизод:
Когда мы пришли на выставку, у своих полотен Н. И. встретил художника Юона. Работы Юону понравились. «Бросьте заниматься политикой, – сказал Константин Федорович Н. И., – политика ничего хорошего не сулит, занимайтесь живописью. Живопись – ваше призвание!»
Трудно оценить, насколько мнение Юона было чистосердечным: в семье сохранилось лишь несколько бухаринских работ – судьба остальных не известна. Зато о художественных способностях другого представителя рода, дяди Николая Бухарина, можно судить со всей определенностью и на конкретном визуальном материале. Как писал много позже Юрий Ларин: «Счастье, что мой двоюродный дед Свищов-Паола был знаменитым фотографом, запечатлевшим многих общественных и культурных деятелей». Николай Свищов-Паола, кстати, являлся одним из адептов пикториализма – направления в фотографии, ориентированного на сближение светописи с живописью и графикой. Юрий Николаевич вообще держался мнения, что тяга к художественному творчеству у него наследственная.