Необыкновенная жизнь обыкновенного человека. Книга 5. Том 2

В связи с тем, что весь личный состав госпиталя в течение военных операций, проводимых 2-м Белорусским фронтом, обеспечил отличное выполнение боевых заданий, командующий, маршал Рокоссовский приказал всех наградить в соответствии с их заслугами. Сануправление уже подало необходимые документы для награждения начальника госпиталя и его замполита. Им же предстояло в самом срочном порядке дать представление на весь остальной личный состав. Кроме того, Алёшкину поручалось написать историю госпиталя, которая впоследствии должна храниться в Военно-медицинском музее. Заканчивая свои распоряжения, генерал Жуков предупредил, что на выполнение последних заданий руководству госпиталя даётся не более двух недель.

Сразу же по возвращении из сануправления Павловский вместе с секретарём партийной организации и начальниками отделений занялся составлением списков представляемых к награде, а Борис уселся за написание истории госпиталя.

30 октября вышел приказ о награждении всего личного состава госпиталя, и награды были вручены. Для многих они явились полной неожиданностью.

К 3 ноября подготовили первую, а по существу, вторую, партию к отправке на Родину. В неё входили в основном женщины, мужчины-врачи и старшие операционные сёстры.

Алёшкин и Захаров обратились к начальнику тыла фронта генерал-лейтенанту Лагунову с просьбой о выделении трофейным отделом кое-какого вещевого имущества для выдачи его отъезжающим в качестве подарка. Тот обещал дать соответствующее распоряжение трофейному отделу. Захаров осмелел:

— Товарищ генерал-лейтенант, у нас у самих накопилось много излишков разных трофейных вещей. Может быть, мы разрешим нашим людям взять с собой не стандартные подарки трофейного отдела, а выбрать каждому, что он пожелает или что ему больше нужно, из того, что имеется у нас?

Генерал усмехнулся:

— А вы, видно, здорово нахапали, если можете себе такое позволить!

Борис и Захаров смущённо переглянулись, и Алёшкин пояснил:

— Мы, товарищ генерал, почти всегда шли следом за боевыми частями, и поэтому всё, что фашисты в панике бросали, могли подбирать. Работы было предостаточно, не до трофеев было, но кое-что всё же брали…

— Ну, хорошо, будь по-вашему. А записку эту в трофейный отдел передайте. Оттуда получите справки для каждого демобилизуемого. Оставшееся у вас имущество после окончания демобилизации также передайте в трофейный отдел. Да смотрите, своё штатное довольствие не разбазарьте!

Получив разрешение, Борис и Захаров долго ломали голову, каким бы образом обеспечить тех, на ком держалась вся работа госпиталя: врачей, операционных сестёр, начальника аптеки и другой начальствующий состав. Решили сделать так: выделить одну из самых больших грузовых машин, погрузить в неё людей вместе со всем трофейным имуществом, которое они себе выберут, и отвезти их до города Бреста. Дальше, уже в пределах СССР, они будут добираться поездом сами.

Почему мы говорим, что «они выберут»? Потому что выбирать было из чего. Вероятно, сам начальник трофейного отдела позавидовал бы тому «барахлу», которое находилось в трофеях госпиталя. Тут были и новенькие радиоприёмники, взятые на разрушенных складах «Телефункена» ещё в Штольпе, ковры из Варена, много самой разнообразной фарфоровой, фаянсовой и даже хрустальной посуды, патефоны, фотоаппараты, много одежды, белья и мануфактуры. Все представляли, что эти вещи в Советском Союзе сейчас являются большой ценностью, и каждому хотелось взять побольше. Естественно, что, следуя к границе обычным путём, то есть немецкой и польской железными дорогами, везти с собой огромный багаж было физически невозможно. Некоторые женщины, да и мужчины, были немолоды, да и молодым-то тащить на себе многое из того, что хотелось, было не под силу. Даже при способе, который придумали Борис и Захаров, и то большинству пришлось расстаться с частью тех вещей, которыми они до этого пользовались или собирались взять с собой.

В конце концов, с багажом разобрались, все остались довольны, и 3 ноября врачи, фельдшеры, начальник аптеки и большая часть работников штаба — всего 30 человек погрузились в машину вместе со своими вещами и отправились в путь.

В числе отъезжавших была и Катя Шуйская. Правда, по возрасту и званию (лейтенант медицинской службы) она не подлежала демобилизации, но Борис отправил её в отпуск, как и других молодых операционных сестёр, чтобы вопрос о демобилизации был решён на месте военкоматом. Оба понимали, что наступило время, когда они должны расстаться.

Следует сказать, что в последние месяцы у Бориса чувство увлечения, которое держалось довольно долго, значительно ослабело, ведь война кончилась. Он знал, что ему надо вернуться к своей семье и, следовательно, прекратить эту связь. Демобилизация этому очень помогла. Борис, хотя и привязался к Шуйской, но всегда помнил и видел перед собой лицо той Кати, которая осталась в Александровке, видел своих девочек и ни на секунду не допускал мысли о том, что, когда его демобилизуют, он может не вернуться к ним. Да и Шуйская, помня о своём обещании ни в коем случае не разрушать семью Бориса, подчинилась этой разлуке, хотя и понимала, что она будет окончательной и бесповоротной.

Перед отправкой этой партии произошло одно событие, очень неприятно повлиявшее как на Алёшкина, так и на его ближайших помощников. В штабе госпиталя работал начальником финансовой части лейтенант интендантской службы Васильев. Одновременно он выполнял обязанности и кассира госпиталя, поэтому имел свободный доступ к деньгам, получаемым на ведение хозяйства и выдачу зарплаты служащим госпиталя. В последние месяцы, после официальной женитьбы на дочери начальницы аптеки Лиде Иванченко, он начал частенько запивать. 1 ноября в связи с началом расформирования госпиталя финотделом управления войск была проведена внезапная ревизия, при которой у Васильева обнаружилась недостача в 6 000 рублей. Капитан, проводивший ревизию, доложил об этом Алёшкину и заявил, что, если в течение двух суток недостача не будет ликвидирована, то Васильева придётся отдать под суд трибунала.

Борис рассказал об этом Павловскому, Захарову и начальнику канцелярии Добину, выполнявшему обязанности главного бухгалтера, и они решили поговорить с Васильевым. Тот держался вызывающе и заявил, что ни в каких трофеях он не нуждается, а отдавать израсходованные деньги не намерен. Алёшкин и все остальные прекрасно понимали, что судебный процесс против Васильева задержит их всех для дачи свидетельских показаний ещё на многие месяцы. Конечно, никого такое положение не устраивало, и, так и не приняв никакого решения, руководители госпиталя разошлись, удручённые случившимся. Особенно тяжело переживали Алёшкин и Павловский, ведь, помимо прочего, обнародование этого преступления бросало тень на весь госпиталь. У Бориса, как это бывало последнее время очень часто, опять подскочило давление, и Батюшков уложил его в постель.

Вечером к нему пришла начальник аптеки Иванченко и со слезами умоляла не отдавать её зятя под суд. Вместе с дочерью, женой Васильева, они набрали около 2 500 рублей, больше не было.

На другой день, снова собравшись вместе, Алёшкин, Павловский, Захаров и Добин решили собрать недостающую сумму — 3 500 рублей и внести её в кассу госпиталя. Добину поручили принять кассу на себя, Васильева к деньгам больше не допускать и постараться как можно быстрее демобилизовать.

В 14 часов капитану, производившему ревизию, были предъявлены недостающие деньги, как остаток, находившийся в кассе. В своём акте он отметил, что госпиталь нарушал финансовую дисциплину, имея в кассе значительные остатки денежных сумм, но это никого не волновало: все знали, что избытком денег их попрекнуть было нельзя, так как госпиталь находился в постоянных разъездах на достаточной удалённости от штаба фронта.