Необыкновенная жизнь обыкновенного человека. Книга 5. Том 2

Глава тринадцатая

Во Львове при помощи своих ординарцев, которых они с разрешения управления кадров задержали и взяли с собой, Борис и Захаров сложили привезённые вещи, а их набралось тоже порядочно, в углу огромного зала, забитого народом, и отправились разыскивать госпиталь Романовского, чтобы забрать остальной багаж.

На площади около вокзала они увидели настоящий цыганский табор из демобилизованных офицеров и лиц младшего командного состава, пожелавших возвращаться на Родину не в общих воинских эшелонах, а самостоятельно, в надежде добраться до дому быстрее. Из разговоров с одним из них Захаров выяснил, что некоторые ожидают посадку на поезд уже около двух недель.

Это сообщение заставило задуматься обоих друзей — будем называть их теперь так, ведь с момента расформирования госпиталя всякие служебные взаимоотношения между ними прекратились, и они стали просто товарищами, демобилизованными офицерами, едущими в одном направлении.

Добравшись, наконец, до госпиталя и найдя там Романовского, Борис и Захаров были встречены им очень радушно. Начальник госпиталя угостил их вкусным обедом и сказал, что они могут забрать свои вещи немедленно. Романовский был очень доволен, что ему досталась легковая машина, теперь в городе только у него имелся подобный автомобиль. Разумеется, он оформил BMW на себя.

Закусив, Алёшкин и Захаров отправились на склад, осмотрели свои вещи, хранившиеся там, и стали думать, как всё это доставить на вокзал. Дело было непростое. Нечего было надеяться, что они смогут всё унести сами. Людей в их распоряжении не было, транспорта тоже, просить Романовского не хотелось. Захаров успел познакомиться с начхозом госпиталя и предложил ему следующую комбинацию. В числе привезённых Лагунцовым вещей находился целый ящик туалетного мыла. Захаров слышал, что с мылом в Советском Союзе тогда было трудно, а у госпиталя на складе трофейного мыла было с десяток ящиков, поэтому он решил один забрать с собой. Каждому демобилизованному разрешалось брать мыла сколько хочешь. Посоветовавшись с Алёшкиным, Захаров решил предложить большую часть ящика госпиталю, оставив себе по нескольку кусков. Об этом Захаров и сказал начхозу.

Тот очень обрадовался. Во Львове, а, следовательно, и в госпитале, с мылом, тем более туалетным, дело обстояло очень плохо. Захаров за мыло выторговал помощь санитаров госпиталя, чтобы они погрузили их вещи в машину, доставили на вокзал и там выгрузили. Так и было сделано.

Когда весь багаж объединили, то образовалась такая огромная куча чемоданов, узлов и свёртков, что наши друзья даже испугались, представив себе, как это всё им придётся перегружать. Кроме того, рядом с этой кучей стояли два мотоцикла, которые Борис и Захаров тоже забирали с собой. Тут же сидел взятый на поводок Джек.

Оформление билетов по литерам заняло немного времени, но выдавший билеты кассир сказал, что он пока их не компостирует, не ставит на них ни номера вагона, ни номера места, ни номера поезда, так как не знает, когда товарищи офицеры смогут уехать: нужно было встать на очередь у военного коменданта и с его запиской за день до отправки закомпостировать билеты.

Борис и Захаров отправились к коменданту, замотанному и задёрганному капитану, сидевшему в маленькой комнатушке. Его окружали демобилизованные офицеры, громко и настойчиво требовавшие немедленной отправки. Встретив вновь прибывших сердитым взглядом, он приказал сидевшему за небольшим столиком сержанту вписать их в очередной список и сразу предупредил:

— Товарищи, раньше, чем через 12–15 дней, ничего не обещаю!

Друзья вышли, довольно удручённые этим заявлением. Их пугала не перспектива двухнедельного пребывания на вокзале или в его окрестностях. По заявлению Романовского, они могли питаться у него хоть месяц, а спать за время войны они привыкли где и как придётся. Беспокоило другое: самостоятельно перетаскать свои вещи и погрузить их в вагон им было просто не под силу. Конечно, никаких носильщиков на львовском вокзале не было и в помине. Они надеялись на помощь ординарцев, которых решили откомандировать в назначенные им части лишь после своей погрузки в поезд, задержав этих солдат на один-два дня. Задержка их на двадцать и более дней грозила большими неприятностями. По вокзалу в течение суток не менее двух раз проходили патрули и проверяли документы у всех находившихся там. Билеты или литеры, предъявляемые сержантами, старшинами и офицерами принимались во внимание, но если проездных документов у человека не было, то его задерживали и отправляли в военную комендатуру города. То же самое грозило и ординарцам, ведь у них, кроме предписания о явке в определённую воинскую часть на территории Германии, не было ничего.

Первый патруль Борису удалось уговорить, объяснив, что это их ординарцы, помогающие им при погрузке в поезд, что они находятся с разрешения управления кадров Северной группы войск и будут направлены через день-два в части, к которым теперь приписаны. Второй патруль обоих солдат не захватил, так как они вместе с санитарами госпиталя Романовского уехали туда, чтобы пообедать (об этом Захаров с начхозом тоже договорился). На следующее утро следовало ожидать нового патруля, и удастся ли договориться с ним, Борис не знал. Да и ребята начали нервничать. Каждый из них ещё в Лигнице выбрал себе часть, в которой хотел бы служить, а тут после задержания комендатурой всё может поломаться. Они уже не чувствовали себя подчинёнными этих офицеров, а считались как бы товарищами, помогавшими старшим, и хоть ещё и робко, но начали высказывать своё недовольство.

Алёшкин и Захаров оказалась в очень затруднительном положении. После довольно длительного раздумья Захаров сказал:

— Вот что, товарищ майор, если ждать отправки у этого коменданта, то тут и три недели просидеть можно, а ведь вы, да и я тоже, к Новому году дома хотели бы быть. Пойду, пошарюсь тут между железнодорожниками. Может быть, что-нибудь выйдет.

Он пропадал часа два, наконец, вернулся с высоким усатым дядькой лет сорока пяти, который взглянув на людей, кучу вещей и Джека, спросил:

— Что-о-о?!! Всех этих и собаку?

— Нет-нет, нас с майором двое! Ну, и собаку, — заискивающе сказал Захаров.

— Нет, не пойдёт! О, а это что у вас? — спросил железнодорожник, показывая на мотоциклы. — Вот добавите одну такую штуку, тогда помогу.

Захаров поморщился немного, потом махнул рукой и сказал:

— Согласен.

— Ну а кусок — само собой.

Захаров взорвался:

— Не жирно ли будет?!!

— Как хотите! Пока здесь сидеть будете, по два проедите и машины спустите. Как хотите, — и железнодорожник направился к двери.

Захаров удержал его за рукав:

— Да постой ты! Ну, может, полкуска?

— А собака? Знаешь, сколько из-за неё может быть канители? Нет, меньше, чем кусок и эта машина, не согласен.

— Ну ладно, чёрт с тобой, наживайся, — пробурчал Захаров.

— Ругаться не надо, я ведь и других найду!

— Да я не ругаюсь, это просто так…

— Тогда сидите здесь, после 12 ночи я к вам подойду, возьму билеты, закомпостирую их у кассира, выправлю билет на собаку, после этого можете сдавать багаж. Остальное возьмёте с собой. Пока.

Железнодорожник ушёл. Борис и оба солдата, присутствующие при этом разговоре, смотрели на Захарова с ошеломлённым и недоумевающим видом. Он рассмеялся:

— Ага, ничего не поняли? А я среди гражданских тут немного пообтёрся, их язык и способы действия выучил. Это проводник вагона поезда, который формируется на завтра. Он оформит нам всё с билетами и посадит в свой вагон заблаговременно. Завтра, когда с шести часов утра начнут компостировать билеты, тут чёрт знает что начнётся, ведь не только очередники к кассе бросятся, но и все, кто торопится уехать. Такая давка будет! Да и не только тут, а потом и около вагонов.

— Ну а что это за «кусок» такой? — прервал Захарова Борис.

Тот засмеялся:

— Учитесь, товарищ майор: кусок — это по-теперешнему тысяча рублей.

— Так, значит, за эту услугу придётся заплатить тысячу?

— Да, по полтысячи с человека, да ещё отдать ему мой мотоцикл в придачу, вот как.

— Но это же грабёж!

— Грабёж! А если здесь сидеть, так ещё больше ограбят. Мало того, что проешь чёрт знает сколько, так ещё и обворовать могут. Здесь между офицерами столько жулья шатается…

— А как же ты без мотоцикла? Тогда и я свой не возьму.

Эти слова, видно, услыхал старший лейтенант, лётчик, стоявший от них в нескольких шагах. Он быстро подошёл к разговаривающим и представился:

— Старший лейтенант Петров, из лётной части, что здесь неподалеку стоит. Я, товарищ майор, давно мечтал такую машину приобрести. Если она вам не нужна, я с удовольствием возьму!

В тот период времени между военнослужащими, в том числе и офицерами, был широко распространён обычай обмена: одному досталась какая-то трофейная вещь, которая ему была не очень нужна, другому другая, вот они и менялись баш на баш, не глядя. Так и этот лейтенант достал из кармана маленькие золотые женские часики и предложил:

— Ну, майор, баш на баш? Я тебе часы золотые для жены, а ты мне мотоцикл.

Борис не колебался, и через несколько минут счастливый лейтенант катил к выходу с вокзала машину Бориса, а тот прятал в карман часики с блестящим браслетом. Оба остались довольны, особенно Алёшкин, ведь в его вещах чего-нибудь особенно ценного специально для Кати не было. Все вещи, с его точки зрения, или особенной ценности не представляли, или предназначались для всей семьи. Теперь у него была действительно ценная вещь — золотые часы, о которых ранее ни он, ни его жена не могли даже и мечтать.

Ровно в 12 часов ночи к нашим дремавшим спутникам подошёл усатый железнодорожник:

— Ну, ребята, давайте билеты и полкуска.

— А это ещё зачем? — спросил Захаров.

— Билеты сейчас оформлю, закомпостирую, договорюсь с багажным кассиром, а это тоже даром не делается. Ну, давайте.

Борис и Захаров отдали свои билеты, хотя и чувствовали при этом некоторую неуверенность. Во-первых, они побаивались, как бы этот дядька не исчез с их билетами вообще, а во-вторых, им обоим было как-то неловко друг перед другом, ведь, что ни говори, они участвовали в некоей мошеннической операции. Но, с другой стороны, они понимали, что уехать им необходимо как можно скорее. Ездить в госпиталь ради питания было не на чем, ходить — далеко, а есть всем четверым приходилось не менее трёх раз в день.

На вокзале была коммерческая столовая, ужин в ней на четверых обошёлся в 250 рублей, хотя после него все чувствовали себя голодными. А тут ещё и Джека кормить нужно. Они понимали, что если просидят тут две недели, то останутся и без денег, и без большей части вещей. Друзья уже видели, как местные спекулянты перекупали у ожидавших отъезда офицеров вещи за бесценок. А этот усач обещал их вывезти сегодня.

Поделившись друг с другом своими сомнениями, они стали терпеливо ждать возвращения железнодорожника. Наконец, тот появился:

— Задержался маленько, там комендант сидел, ну а при нём такие разговоры вести нельзя. Вот ваши билеты и отдельный билет на собаку. Он 30 рублей стоит, это уж вам оплатить нужно отдельно.