Павел Третьяков. Купец с душой художника

Из воспоминаний

Помнится, что в первые дни войны Галерея продолжала еще работать более или менее нормально, но меньше чем через неделю уже стало ясно, что ее экспозиции грозит опасность в связи с возможностью налетов на Москву. Было принято решение немедленно снять экспозицию и срочно приступить к ее упаковке на случай необходимости ее эвакуации. И хотя никому как-то еще не верилось, что враг может дойти до Москвы, весь коллектив Галереи, как один человек, во главе с директором] А. И. Замошкиным встал на эту работу, причем чем быстрее развертывались события на фронте, тем интенсивней шла упаковка в Галерее.

Елена Сильверсван

Работали буквально не покладая рук с 6–7 часов утра до 9–10 часов вечера, т. е. все время, пока можно было обходиться без огня.

В помощь Галерее пришли добровольно художники, скульпторы и ученики Средней Художественной школы, и уже 15/VII более 300 ящиков с ценнейшими нашими произведениями были погружены в вагоны и отбыли в Новосибирск в сопровождении дир[ектора] А. И. Замошкина, зав[едующего] хозяйством] А. И. Архипова, реставратора К. А. Федорова и бригадира В. М. Климова. Среди этой партии были такие произведения, как «Явление Христа народу» и «Боярыня Морозова», которые в связи с их размерами ушли на открытой платформе, и поэтому их упаковка была особенно ответственна и сложна, так же как в дальнейшем упаковка Репинского «Ивана Грозного», сохранность которого после полученной им в 1913 травмы была крайне ненадежна.

Одновременно начался разъезд самостоятельно уезжавших сотрудников. Тяжело было нам всем, и уезжавшим, и остающимся. Никто не знает – увидимся ли мы вновь. В конце июля было проведено массовое сокращение коллектива и в галерее осталось минимальное количество народа. Начались непрерывные бомбардировки.

При первой же из них на территорию Галереи попало несколько фугасок, из которых одна – в 17 зале Галереи, где была потушена общими силами сотрудников. В последующие дни зажигательные бомбы и осколки часто попадали на нашу территорию, но не причиняли Галерее особого вреда, кроме выбитых стекол.

Однако в начале августа силой взрыва большой бомбы, упавшей на Ордынке, в Галерее совершенно были разрушены 5 и 49 залы, их стены, потолки, полы были уничтожены, стоящая на гл[авной] площадке лестницы большая скульптура (Сталина) обратилась в пыль, все стекла по всему зданию вылетели, на полах лежали их груды, по залам загулял ветер, и мы получили распоряжения срочно упаковать все наиболее ценное из оставшегося в Галерее. Эта работа была выполнена стремительно, и через 3 дня 84 ящика, в которых были такие громадные скульптуры, как Иван Грозный Антокольского, были погружены на баржи и водой отправлены в сопровождении М. М. Колпакчи и реставратора Овчинникова в Горький, а оттуда в Пермь. Мы продолжали упаковывать оставшиеся в Галерее произведения и еще как-то продолжали работу по отделам, так как в нашем районе было сравнительно тихо.

Но в начале ноября разразилась самая страшная катастрофа, когда кругом Галереи в одну ночь было сброшено 5 бомб большой силы и прямым попаданием был уничтожен один из флигелей Галереи, где жили наши сотрудники. Там погибли наша техническая сотрудница, веселая, молодая Настя Маликова, и ее 8-летний сын. Остальные жильцы спаслись каким-то чудом. В Галерее лопнуло все отопление, была разрушена часть зданий, где помещалась фототека, [температура] в запасах упала до 20 [градусов] мороза.

Тем не менее удалось добиться транспорта еще для 80 упаковочных ящиков, что было крайне затруднительно, т. к. в это время Москва была окружена почти со всех сторон. С этой партией уехали заместитель] директор[а] С. И. Пронин и С. И. Битюцкая. Ехали они до Новосибирска больше месяца в очень тяжелых условиях.

Часть остававшихся еще в Галерее сотрудников в конце октября была тоже эвакуирована в Новосибирск, и к этому времени нас осталось в Галерее только небольшая группа сотрудников – Г. А. Жидков, А. В. Лебедев, А. И. Архангельская, А. В. Феофанова, Е. С. Медведева, М. Н. Райхинштейн, О. И. Гапонова, А. М. Лесюк, А. Н. Щекотова, М. Ф. Савельев и я.

Технических тоже было на пересчет, человек 10–12, среди них особенно ярко запомнились мне в эти страшные дни Т. П. Беспалова, Ирина Гусева, А. Ф. Пахальчук, тетя Паша Аверина, Люба Карпухина, Катя Федина, старик Сипаев, Субботина, Денисова, Клава Запольская.

Сколько мы с ними перетаскали рам, сколько перевезли из зала в зал оставшихся в Галерее упакованных ящиков, иногда по щиколотку в воде или выше колен в снегу, стараясь укрыть их от непрекращающихся налетов, – помним и знаем только мы с ними.

После последней катастрофы вся наша работа свелась в основном к хранительской. Кабинетная работа (небольшие доклады, совместные их обсуждения и т. д.) из-за холода в помещениях прекратилась. Потянулись мрачные, тяжелые ноябрьские и декабрьские дни, бесконечные обходы Галереи и ночные дежурства.

Расходясь вечером, мы никогда не знали, встретимся ли завтра. Ночные обходы Галереи! У кого из нас не замирало сердце, когда при слабом мерцании керосинового фонаря «Летучая мышь» по обледенелому узенькому мостку, вернее, по досочкам, приходилось пробираться по разбитым, не имевшим полов залам, особенно из 6-го зала на главную лестницу; но наш маленький коллектив не унывает, твердо веря, что немцы в Москву не попадут. Вся жизнь в Москве в эти месяцы замерла. Все занесенные снегом, в громадных сугробах улицы, по проложенным тропинкам пробираются редкие прохожие, без освещения, никаких звуков, кроме «воздушных тревог».

Но как радостно было, когда уже в январе бомбардировки стали затихать, стало возможно понемногу восстанавливать разрушенное. В Галерее в это время с помощью военных строительных батальонов начались ремонтные работы, вскоре вернулся наш зам. директора по административной части, и работы приняли более широкий размах, и уже осенью [19]42 года в нескольких залах была открыта выставка «Великая Отечественная война». Правда, и тут не обошлось без катастрофы. В день открытия рухнула отошедшая от части стены штукатурка, вместе со всей размещенной на ней экспозицией. Как нам удалось в течение нескольких часов все это восстановить, я и до сих пор не знаю. Помню только, с каким рвением А. В. Феофанова и А. И. Архангельская, обе уже пожилые женщины, несмотря на все мои протесты, вооружившись лопатами, таскали мусор. Много тогда потрудился и наш вскоре умерший маляр Жуков. Выставка прошла с большим успехом, а затем пошел целый ряд других – «Фронт и тыл», «Старейшие художники», ряд групповых выставок и т. д. Галерея быстро восстанавливалась, вернулись из эвакуации некоторые сотрудники – А. С. Галушкина, В. В. Ермонская (с лесозаготовок) и ряд других. <…>

Все лето 1944 года Галерея готовилась к обратному приему эвакуированных произведений, ремонтировали окончательно все здание, застекляли и чинили рамы и т. д. И вот в холодный, хмурый, дождливый день, который для нас казался одним из самых радостных и ярких, в широко открытые ворота Галереи въехали грузовики с экспонатами. Сколько было радости встреч и с дорогими нам товарищами, и с экспонатами Галереи. Сразу же приступили к распаковке, в Галерее закипела работа.

Елена Сильверсван