Уральский самоцвет

По советам умного тренера

Встреча, установившаяся крепкая дружба и взаимное понимание между Анатолием Карповым и Семеном Фурманом были счастливыми факторами не только для самих шахматистов, но и для всей шахматной федерации СССР. Близился очередной чемпионат мира среди юношей, представители нашей организации давно уже не выступали успешно в этом интересном и важном соревновании. Слияние таланта и опыта, так ярко проявившееся в отношениях молодого мастера и опытного ленинградского гроссмейстера, обещало дать реальные плоды уже в ближайшем состязании.

Международная шахматная федерация — ФИДЕ — довольно продуманно построила всю сеть официальных состязаний, хотя, к сожалению, не каждый раз эта система выдерживается. Разыгрывая официальные первенства мира по шахматам среди мужчин и среди женщин, ФИДЕ выказывает заботу и о смене — подрастающем поколении шахматистов. С этой целью регулярно проводятся чемпионаты студенческих команд мира, а также чемпионаты мира среди юношей — возраста не старше 20 лет.

Многолетний опыт проведения подобных «турниров надежд» привел к выдвижению целой группы талантливой шахматной молодежи, лучшие из которых достигали значительных, а то и предельных высот в последующих состязаниях взрослых. Чемпион мира среди юношей 1955 года Борис Спасский стал через четырнадцать лет шахматным королем среди взрослых; другие победители юношеского мирового чемпионата стали известными всему миру гроссмейстерами. Это Борислав Ивков и Бруно Парма (Югославия), Оскар Панно (Аргентина), Уильям Ломбарди (США), Флорин Георгиу (Румыния), Александр Белявский (СССР) и другие.

Завоевывая регулярно высшие официальные звания ФИДЕ в других соревнованиях, представители шахматной федерации Советского Союза со времен победы Спасского четырнадцать лет не могли повторить его достижения. Многие молодые мастера — причем лучшие среди лучших — выезжали на чемпионаты мира в разные страны, но неизменно срывались на старте или сдавали к финишу. С интересом и понятным волнением присматриваются каждый год советские шахматные любители (а их у нас в, стране миллионы) к своим наиболее талантливым юным мастерам, питая тайную надежду — может быть, именно этот паренек привезет на сей раз в свою страну «малую шахматную корону».

Кого посылать на юношеское первенство в Стокгольм? — Этот вопрос встал перед руководителями шахматной федерации СССР в 1969 году. Было четыре молодых мастера, показывавших в турнирах юношей и в совместных соревнованиях со взрослыми отличные результаты. Анатолий Карпов — читатель уже знаком с главными его достижениями. Были и еще успехи — чемпион МГУ на очередном первенстве СССР в Риге на юношеской доске показал абсолютно лучший результат — девять побед, две ничьих и ни единого поражения! Однако нельзя было сбрасывать со счетов талантливого ереванца Рафаэля Ваганяна — его третье место в полуфинале чемпионата СССР среди взрослых значило многое. Всем помнилось и выступление Миши Штейнберга в массовом чемпионате страны, где играли многие сильные взрослые шахматисты. Здесь он был награжден за творческие достижения призом «За лучший эндшпиль». Еще Саша Белявский — чемпион Советского Союза среди юношей. Кто из четырех наиболее достойный? У каждого были свои минусы и плюсы. В конце концов было решено: провести в Ленинграде матч-турнир трех по шести партий (занятый состязаниями в Молдавии, Белявский не смог принять участие в ленинградском соревновании).

Со старта вперед вырвался Толя Карпов: в первом круге он победил обоих своих конкурентов, во втором сделал две ничьи, а при третьих встречах вновь поверг и того и другого. Уже после первой половины состязания стало ясно: учитывая особенности стиля игры и характер Карпова, его победа не вызывала сомнений.

Еженедельник «64» писал в те дни об итогах ленинградского состязания трех лучших:

Советские шахматисты при подготовке к ответственным соревнованиям следуют советам одного из основателей отечественной шахматной школы — Александра Алехина. Отвечая на вопрос: что предопределяет успех в шахматах, Алехин писал:

Глубокие, полные философского смысла слова! Скольким шахматистам они помогли в совершенствовании, в подготовке к турнирам, наконец, в достижении победы. А разве не относятся эти же положения полностью к борьбе в других видах спорта, а также и ко многим областям научной и трудовой деятельности. Разве не зовут они к строжайшей критике самого себя, ликвидации слабых мест в своем характере, повышении квалифицированности. Эти призывы и требования к самому себе учат внимательно и скрупулезно вскрывать все тормозящие причины, точно учитывать всякие препятствия и преодолевать их. Причем не ради целей мелочных, корыстных, а ради служения общему делу, своему народу, человечеству.

Фурману уже в самом начале занятий с Карповым вскоре стало ясным творческое лицо молодого подопечного. Не победы любой ценой, а логически красивые партии в первую очередь интересовали Толю. Его влюбленность в шахматы была заметна в каждом жесте, каждом слове. «Шахматы — да они для меня все!» — как можно еще ярче выразить свою беспредельную привязанность к какому-либо искусству.

Было еще одно обстоятельство, которое ставило перед Карповым «более высокую цель, чем минутное удовлетворение».

Вот что писал сам Фурман:

Вдохновленные высокой целью, связанные дружбой и творческой общностью, Карпов и Фурман принялись за подготовку к ответственному состязанию. Тренер-наставник души не чаял в своем любимце, в любую минуту он готов был дать отпор тому, кто хотел обидеть Карпова, причем порой эта защита была трогательно-наивна.

«Имеет ли шансы стать Анатолий Карпов чемпионом мира среди взрослых?» — спросили как-то на лекции Михаила Ботвинника. Он решил отшутиться:

— Талант Карпова значителен, но хватит ли у него физических сил? Еще не было в истории шахмат чемпиона мира, который весил бы меньше пятидесяти килограммов.

Узнав об этом, Семен Фурман поспешно реагировал с удивившей всех серьезностью:

— А у Толи уже пятьдесят один килограмм!

Но тем не менее физическое состояние не могло не беспокоить опытного гроссмейстера. Он хорошо знал, хотя бы на собственном опыте, что означают волнения крупнейшего турнира. Длительные часы дебютной подготовки перед партией, волнения пяти часов игры на сцене в окружении зрителей, бессонные ночи анализа отложенных позиций. Короткий беспокойный сон, прерываемый мучительными «шахматными» кошмарами — зевнул ферзя! Новые длительные часы дебютной подготовки на следующий день, к следующей партии. И опять игра. Какие нервы нужно иметь, потом просто физические силы, выдержку!

Физическая подготовка — дело нужное, но все же главной была подготовка шахматная. Соответственно творческим установкам Алехина был тщательно разобран вопрос о положительных качествах и недостатках самого Анатолия Карпова.

Прежде всего — дебютная вооруженность юного шахматиста.

Короче говоря, творчески изобретательная пара решила минус превратить в плюс. Если дебютный репертуар юного уральца был ограничен, то ведь дебютные знания его тренера были значительны, они удивляли порой самых эрудированных шахматных знатоков всего мира. Выходит, задача проста, — по ходу борьбы передавать своему любимцу все, что знал сам Фурман, пустить в ход все новинки, которые разработал он сам или открыл в занятиях с армейскими подопечными.

Хорошее «плечо друга» получил советский участник первенства мира! И эта помощь и поддержка сказались на результатах.

Уже в первой партии финального турнира решающее слово сказал дебют, точнее, отличная подготовленность Карпова в начальной стадии шахматной партии. Вот как сообщал об этой партии Фурман:

Конечно же, перед ответственным сражением опытный тренер проверил еще раз стратегическую устойчивость и тактическую изобретательность юного подопечного.

Однажды тренер спросил у Карпова:

— Как хорошо ты знаешь своих противников, известны ли тебе плюсы и минусы их игры?

Анатолий ответил, что знает нескольких сверстников и встречался с ними в международных соревнованиях, хотя отлично понимает, что теперь приедут новые и совсем неизвестные участники. Это ведь чемпионат юных, они подрастают каждый год и порой появляются на мировой шахматной арене совершенно неожиданно.

— Тогда послушай меня внимательно, — взяв Толю за руку, попросил Фурман. — Я много раз наблюдал за игрой молодых шахматистов других стран мира, потом мы с тобой разобрали много партий будущих противников. Какая, по-твоему, в их игре самая слабая черта?

— Чрезмерное увлечение тактикой за счет солидного решения стратегических проблем.

— Правильно! Из этого вытекает наша задача. Мы обязаны избирать такие дебюты, такие системы развития, в которых было бы возможно максимально уменьшить шансы взбудоражить позицию — вызвать тактические осложнения… Нет, это совсем не значит, Толя, что я хочу сказать, будто ты слаб в тактике, — заметив некоторое смущение на лице своего ученика, продолжал Фурман. — Я достаточно хорошо знаю твои способности и в этом разделе шахматного боя; но зачем тебе разрешать им играть те позиции, которые они любят? Ты должен играть по Смыслову: ставить фигуры «капитально», а они пусть лезут, пусть себе резвятся… Ты их за это накажешь…

— Уж это как-нибудь! — сказал Карпов, и этот боевой самовозбуждающий призыв прозвучал непривычно для скромного мальчика.

— Нужно сделать еще одно, я завтра поговорю, — продолжал Фурман. — Мы должны приехать в Стокгольм за несколько дней до начала состязания — нужно будет немножко привыкнуть к новой обстановке.

Предложение опытного Фурмана акклиматизироваться в Швеции до начала соревнования было весьма уместным. Гостеприимная «северная Венеция», как называют Стокгольм, — город тихий, но есть особенности, к которым лучше всего заранее привыкнуть. Здесь и капризы северного климата, и своеобразие уличного движения по левой стороне (сейчас шведы перевели свой транспорт на правую сторону), и обильный, порой непривычный, «шведский стол». Но больше всего, конечно, доставляет трудностей приезжему своеобразный шведский язык. Советские шахматисты кто в школе, кто в институте изучают обычно немецкий или английский языки, но даже владение этими двумя не помогает в Стокгольме. Шведский язык это какая-то своеобразная смесь английского и немецкого языков, измененных и приспособленных к особенностям северной страны. Всем нам немало приходилось мучиться при попытках объясниться в кафе или магазине Стокгольма, только один «полиглот» Сало Флор способен здесь, впрочем, как почти во всех странах Европы, болтать часами с встречным шахматным любителем, «будто настоящий швед».

А мы… Приходишь в кафе. Подходит официантка. Ты говоришь ей по-английски:

— Гив ми милк, плиз.

Никакой реакции. Тебе в глаза глядят чистые большие глаза истинной северянки-блондинки.

Тогда ты ту же просьбу произносишь по-немецки:

— Гебен зи мир мильх, битте.

Казалось бы, куда вежливее. Никакой реакции.