Волчица

Девчонки тут же сбросили с себя одежду, оставшись совершенно нагими, и…стали натирать Настино тело приятно пахнущим составом из большой банки, которую они принесли с собой. Что-то вроде ароматического масла. А потом принялись массажировать — классически, вначале поглаживая, похлопывая, потом проминая мышцы и разминая их о кости скелета. Делали это в две руки, ловко, умело, при этом не забывая хихикать и приговаривать что-то вроде: «Помнем, помнем! Вот какая она у нас красавица! И будет еще красивее!».

Насте нравилось, что они с ней делали, и только когда их пальцы начали слишком уж откровенно натирать ей нижние губы, проникая внутрь и эдак эротически поглаживая и пощипывая, она решительно отмела эти поползновения показав мелким пакостницам крепкий белый кулак. Пальцы из влагалища сразу исчезли. Похоже, девицы знали о том, что недавно произошло с тем охранником, которого лягнула Настя.

То же самое случилось и тогда, когда Настя лежала на животе — одна умудрилась помассировать ей зад так, что Настя задохнулась от неожиданности и возмущения. Палец сразу же как испарился, видимо физиономия Насти, обернувшейся к агрессорше, не оставляла простора для фантазии. Врежет — как срежет, три года перед глазами будет стоять, как живая. Лесбы чертовы! Извращенки!

Настя не подозревала, что кроме процедуры массажа и ухода за кожей (эта рабыня должна выглядеть как можно товарнее!), Эдгель дал задание массажисткам — проверить белую рабыню на чувствительность к ласкам женщин. Может она просто не любит мужчин? И вообще — как отреагирует на интимные ласки девушек? Проверили. Доложат. Отреагировала так, что массажистка слегка струхнула — великанша легко может ее прибить, как какую-нибудь крысу, и ясно было, что она никого не подпускает к своим дырочкам.

Кстати сказать — Эдгель этому не удивился и не расстроился. Даже хорошо, что Наста — так ее на самом деле звали, со слов Меррель — оказалась эдакой недотрогой. Тем интереснее будет обламывать купившему ее господину. Просто Эдгель должен все знать о своем товаре — как и положено хорошему продавцу.

Меррель приходила несколько дней подряд — и каждый раз на все большее время. К пятому дню занятий Настя свободно говорила на всеобщем, к седьмому — могла читать то, что написано в книгах.

С письмом было сложнее — ведь письмо, это не просто запоминание знаков алфавита. Это еще и правила написания, но самое главное — моторная память. То есть пальцы должны помнить, как писать тот, или иной знак.

А еще — мозгу было сложно распознать текст, написанный скорописью. Одно дело — текст в книге. Если он и написан вручную, то сделано это так, что каждый может разобрать изображенные буквы. В скорописи все иначе — здесь знаки могли и пропускать, и тогда получалось что-то вроде «ма мла рму» — вместо «мама мыла раму». Человек, который годами изучал письмо, прочитывал этот текст легко. Новичок продраться через эти несуразности мог лишь с большим трудом. Но Настя знала — дай ей еще дней десять, ну край — недели две, и она будет писать и читать не хуже аборигенов.

За то время, пока она общалась с Меррель, у них с девушкой наладилось что-то вроде дружеской связи. Ну…не дружеской, но связи, когда от человека к человеку тянется невидимая нить, соединенная со струнами души. Ее трудно закрепить, легко порвать, но…такая связь иногда единственная отдушина там, где все вокруг враждебны или просто равнодушны. Человек существо стадное, ему обязательно с кем-то надо дружить. Это нить может превратиться в крепкий шпагат, потом в канат, который невозможно оборвать. А может и лопнуть в любой момент — от недоброго слова, недоброго поступка, просто потому, что ниточку не захотели укрепить.

Меррель рассказала Насте, куда та собственно попала. Девочка была образована не хуже какого-нибудь доцента, или даже профессора, и Настя была очень удивлена, что рабыня вдруг оказалось таким разносторонне образованным человеком (в рамках своей цивилизации, конечно). Кстати, когда Настя спросила Меррель, чем та занимается у Эдгеля, в чем собственно заключаются ее основные обязанности — девушка снова закаменела лицом, и после долгой паузы бесцветным голосом сказала, что исполняет свое предназначение. И больше не проронила ни слова, хотя Настя и пыталась разъяснить эти туманные слова.

Итак, как выяснилось — этот мир называется просто…Мир. Ну а как он еще должен называться? Над ним висели две луны — красная, и обычная. Солнце…да обычное солнце. Желто-белое. Мир состоял из океана, и материков, которых собственно было три, или больше (кто смог бы обследовать такой великий Мир?!). Материки между собой почти не сообщались — ибо океанские расстояния слишком велики. Все материки находились примерно на уровне экватора, торча к северу и югу выступающими частями (так рисовали их на картах знающие люди).

Все люди, во всех частях света разговаривали и писали на одном языке, он назывался «всеобщий». Были и варианты этого языка, что-то вроде пограничного «суржика», но на нем разговаривали только самые отсталые племена, практически дикие народы. Остальные — только на нормальном всеобщем.

Материк, на котором они сейчас находились, по утверждениям ученых, самый большой из ряда материков, и является куском огромного материка, в который собственно и входили отколовшиеся соседние. Откололись они после некой эпической войны, называемой «Война богов». Кто на кого ополчился, почему применялось такое жуткое колдовство, которое смогло раздробить материк на несколько меньших, и на острова — никто теперь и не помнил. После войны человечество прошло через период дикости, названный потом «Темной эпохой».

Империя, в которую попала Настя, была фактически тиранией, управляемой сводом законов и указами, который время от времени выдавал Император. И указы эти были превыше законов. Например, он легко мог отпустить на волю приговоренного к смерти, если у властителя вдруг почему-то возникало такое желание. И никто ему не мог сказать ни слова против (бунт!). Только лишь советовать. У него был штат из тридцати самых влиятельных людей Империи, которые курировали различные стороны жизни Империи. А еще — огромный чиновничий аппарат, который собирал налоги и проводил в жизнь политику Императора. Ну и само собой — армия, стража, тайная служба — все нормальные атрибуты любого государства.

За границами Империи Денгар имелись другие государства, с примерно таким же строем, и такими же людьми, как и здесь. Просто ими правил другой император. Эти империи время от времени воевали то между собой, то с Денгаром, вступая в коалиции, или вновь расходясь в стороны. Причина могла быть любой — их всегда можно найти, если хочешь набить рыло соседу. Чаще всего это были территориальные споры.

На юге вялотекущая война с не желающей замирения провинцией Хасгар. Эта провинция некогда решила, что империя не дает ей развиваться, а потому она будет жить сама по себе. Хасгар — источник металла, угля, золота, драгоценных камней, так что поползновения вождей Хасгара на объявление самостоятельности было жестко пресечено, кто же упустит такую сокровищницу? Так что из Хасгара полноводной рекой потекли рабы, захваченные во время карательных экспедиций. Теперь в Хасгаре нет промышленности, рудники заброшены, а поля зарастают травой. А есть — небольшие отряды хасгарцев, которые вырезают имперских солдат, засевших в форпостах, и душат фермеров, которых Империя в своем великодушии переселила на «свободные» хасгарские земли, выдав несчастным пособие на обустройство. Которое потом пошло на похороны этим людям.

Рядом с Хасгаром еще один источник раздражения для Империи — так называемая Пустошь. Это огромная территория, на которой люди не могут жить по одной простой причине: она настолько заражена различными видами боевой магии, осевшей на землю, что жить там могут только мутанты, образовавшиеся в результате воздействия этой магии на обычных существ. Судя по свидетельствам многочисленных очевидцев, из пустоши иногда выходят такие твари, что все рассказки о демонах-убийцах перед ними бледнеют. Чего только стоят рассказы о саблезубых кроликах размером с крупную собаку, и о воробьях, которые питаются исключительно мясом, и считаются аналогом кровожадных рыб, объедающих неосторожно ступившего в воду пловца до самых костей. Но при всем, при том в Пустошь постоянно отправляются экспедиции поисковиков, в просторечии называемых «пустошниками», или «пустами». Эти люди ищут в развалинах древние амулеты и артефакты, которых нет в наше время, и которые современные маги не могут сделать, ибо технология изготовления древних магических предметов давным-давно напрочь утеряна. Эти предметы хорошо сохранились, так как защищены древней магией. Сломать их практически невозможно. А еще — климат пустоши очень сухой, дождей там практически не бывает, так что вещи сохраняются нетленными тысячи и тысячи лет.

Рядом с Пустошью селиться нельзя — магия накапливается в плоти, действует и на тех, кто не заходит за ее границу. Рождаются странные дети, пропадают люди, а обычные, всем давно известные овощи и фрукты, выращенные вблизи Пустоши, приобретают странный, иногда очень неприятный вкус. Часто — они просто ядовиты.

Работа «пуста» смертельно опасна, но один найденный артефакт может просто-напросто озолотить. Например, ошейник, который сейчас находится на шее Насти — найден в развалинах Старого Города. Это произведение древних магов. Есть и подобные новоделы, сделанные по образу и подобию древних артефактов, но они работают не столь эффективно. Как именно они работают, что могут делать, почему так ценятся — Меррель не сообщила. Только закаменела лицом и сказала, что «Наста» сама потом все поймет. Ей покажут.

Город, где они сейчас сидят, называется Геррат, и это столица Денгара. Население за пятьсот тысяч человек (но это не точно), имеется крупный порт, и много чего еще. Император Масган Седьмой. Ему сорок лет, у него два десятка жен, бесчисленное количество наложниц, и двадцать официальных детей разного пола и возраста.

Вот, в общем-то и все, что Настя сумела узнать за это время от Меррель, и прочитав книги, которые та принесла.

А еще Настя узнала, что ее готовят к продаже на аукционе, и купит ее один из самых влиятельных и богатых людей Империи. Тот, кто любит непокорных девушек, и готов потратить свое время, чтобы «обломать колючки» дикого растения. Превратить непокорную девушку в идеальную рабыню, мечтающую ублажить своего хозяина. И что начальная цена за Настю — тысяча золотых, чего не было за всю историю здешних аукционов по продаже рабов. И от этой информации у Насти похолодело в животе, и не только в животе…

Меррель нравилась Насте все больше и больше — красивая, всегда аккуратно одетая, причесанная и свежая, она походила на девятиклассницу в своем коричневом одеянии, больше похожем на униформу. Эдакая аккуратистка-отличница, воспитанная, вежливая, знающая больше, чем любой из ее одноклассников. И Настя мучилась догадками — да как же такая, явно домашняя девочка могла оказаться в рабстве?! Где ее родители?! Небось плачут, потеряв свою малышку…