Перерождение Артефактора

* * *

— Послушай сюда, белобрысый, я не стану говорить банальности, в духе «кто пустил отвратительного алти в людское общество?». Оставлю свои мысли при себе, всё-таки я в гостях на чужой земле и испытываю уважение к хозяевам этой земли. Скажу иначе: ты, ничтожество, посмел оскорбить моего товарища и скинуть его в воду. Такое гордые сыны Титоса не прощают, — презрительно проговорил черноволосый парень с гладковыбритым подбородком.

Ростом он был почти с меня, да к тому же очень широк в плечах, а стало быть, среди однокурсников выделялся мощной фигурой. Выделялся этот титосиец и возрастом — выглядел он лет на двадцать, хотя большинству курсантов было лет семнадцать — восемнадцать (что и неудивительно — поступать в Академию разрешается с семнадцати лет).

Я тяжело вздохнул и мельком глянул по сторонам. На нас уже пялились курсанты, что сидели за близлежащими столиками. Титосиец решил докопаться до меня во время обеденного перерыва в общей столовой! Поразительно! Время идёт — ничего не меняется. Почти сорок лет прошло с тех пор, как я учился здесь, когда был Леоном Джонсоном, и уже тогда столовая являлась главной ареной публичных конфликтов.

Ведь именно здесь легче всего собрать десятки зрителей, чтобы заработать определённую репутацию.

— Чего вздыхаешь, белобрысый⁈ — рявкнул другой титосиец, тот, с которым я вчера столкнулся на мосту над речушкой Бунькой. Сейчас вместе с ещё двумя товарищами он стоял за спиной старшего верзилы. — Говорить по-людски не умеешь?

— По-людски умею, — я бросил печальный взгляд на прилавок для выдачи готовых блюд, который был уставлен свежеиспечёнными булочками с мясной начинкой, несколькими видами салатов, тарелками с жаркое, аромат, которого так и проникал мне в нос. Дьявол, как быстро очередь набежала! А ведь ещё минуту назад никого не было!

Я вздохнул ещё раз и смерив компанию титосийцев холодным взглядом, раздражённо продолжил:

— Но люди говорят вежливо. А сейчас передо мной тявкает какой-то пёс и кричит чайка. Как вы поживаете, Мистер Чайка? Отведали вчера корюшку? Или её без вас скушали?

С разных сторон послышались смешки. Тихонько хихикали даже курсанты в очереди к раздаче. Титосийцы же, все как один, побагровели от гнева.

Старший шагнул вперёд и резко потянулся к лацкану моего камзола.

— Не так быстро, Мистер Пёсик, — процедил я, сжав его запястье.

— Отставить! — слева прогремел бас неизвестного профессора. Всё это время преподаватели, как и курсанты, с любопытством наблюдали за перепалкой. — Конфликты с применением физического насилия в общественных местах Академии запрещены уставом.

Титосиец дёрнул рукой, пытаясь освободиться от моего захвата.

Я криво ухмыльнулся и не дал ему этого сделать.

Он дёрнул ещё раз. Я разжал пальцы, и парень налетел спиной на своих товарищей.

— Если в тебе есть хоть капля чести, алти, жду тебя сегодня в шесть вечера на главной арене! Дуэль фехтовальщиков!

— Что, вас родители совсем манерам не обучили, Мистер Пёсик? — хмыкнул я. — При вызове на дуэль одна сторона выбирает место и время, а другая — оружие.

— А что, испугался, червь? — выплюнул он.

— Да мне, собственно, без разницы, чем выбивать из тебя дурь, — процедил я, чувствуя, что губы сами собой растягиваются в хищном оскале. — До встречи, Пёсик! — бросил я, обходя стороной эту фантастическую четвёрку.

— Меня зовут Альфонсо де Кастанеда! — истерично прокричал он мне в спину. — Сын адмирала де Кастанеды! Запомни это!

— Теодор Лаграндж, будущий покоритель Восьми морей, — проговорил я, не оборачиваясь. Всё моё внимание было приковано к прилавку выдачи. Очередь как раз рассосалась, и…

— Сотню акул в зад Костанеде, — проворчал я, глядя на почти пустой прилавок, где лежала одинокая надкусанная булочка с посиневшей на воздухе начинкой из краба-шароката. Придётся ждать, когда новые блюда вынесут!

Ну ничего… Вечером я это припомню.