Перевал

Она явно уже начинала уставать от разговора на тему апокалипсиса, и доцент не казался ей таким забавным, как ранее, а скорее занудным. Хорошо, что эфир уже закончился, вздохнула она про себя.

— Но не раз в две тысячи лет! — доцент буквально взорвался. — Раз. В две. Тысячи лет! Вы что, не понимаете?!

Она хлопала ресницами, не ожидая такой реакции.

— Не бывает живых организмов с таким циклом размножения! Просто не бывает!

— Ну ладно, пускай так, — осторожно сказала она, пока оператор настороженно смотрел на них (вдруг потребуется начистить морду этому яйцеголовому). — А что будет дальше-то? После того, как цветы окончательно отцветут.

— Согласно Писанию, на кустах появятся ягоды, — и они, не сговариваясь, посмотрели на ветви, обсыпанные красными ягодами.

— То есть, — она явно стала уставать от разговора, надо было чем-то занять себя в этом городке ещё на целые сутки, а потом на единственный здесь железнодорожный вокзал, — эти кусты цветут с периодичностью в две тысячи лет?

— Я не знаю, — вздохнул доцент. — Тут вопрос не только чисто биологический. Тут надо обсудить данный феномен с теологами. Я и сам был удивлён не меньше вашего, когда увидел эти цветы, а потом, сами видите, появились, ягоды.

«И будет мир наполнен благовонием, доселе не слыханным»

«И будут люди вдыхать воздух, наполненный благовонием, и появятся цветы, а затем и ягоды…»

Он протянул руку, словно желая коснуться лепестков, но остановился в последний момент. Пальцы замерли в каких-то миллиметрах от ветки.

— Мы уже знаем, что некоторые события, описанные в Святом Писании, которые раньше считались неким чудом или мифическими, оказались вполне объяснимы с точки зрения науки, в том числе подтверждены археологическими изысканиями. Так бывает. Но ЭТО! Так просто не должно быть!

Она всё-таки решила дать ему ещё один шанс.

— Слушайте, — она покосилась на оператора, который, загрузив оборудование в фургончик, околачивался возле живой изгороди. — Может быть, обсудим ваши мысли за ужином и бокалом вина?

Признаться, она сделала это предложение теперь уже больше из жалости, чем из интереса и не рассчитывала на положительный ответ, но учёный её удивил:

— Почему бы и нет? Стойте! Что вы делаете?!

— Что? — не понял оператор. — Ем ягоды. Они вкусные.

— Они не изучены, понимаете? Может быть, они вообще ядовитые! Мы ещё не получили результатов анализа из главной лаборатории института.

Нет, теперь уж точно никакого свидания с доцентом, не будет, со смешанным чувством досады и облегчения подумала репортёрша.

— Ну, тогда хочу вас удивить, профессор, — оператор сплюнул косточку на асфальт, — их многие едят и пока что никто не умер. Если бы они представляли опасность, больницы были бы уже завалены отравившимися, а морги — умершими.

— Действительно, — удивилась репортёрша. — Их распробовали, как только они появились на кустах. Спросите у кого угодно. Вон, дети объедаются.

"И будут ягоды…. горше моих слёз" и покроет тлен ваши земли и да иссохнут ваши тела"

Она забросила себе в рот сразу горсть красных ягод, а доцент посмотрел на детвору, которая шныряла по парку и срывала ягоды, наполняя маленькие ладошки.

— Неповторимый вкус! — восхитилась она. — Реально, попробуйте!

— Н-нет, спасибо, — учёный был явно раздосадован таким поворотом событий. — Я бы вам всё-таки не советовал их есть, по крайней мере, в таком количестве. И покажитесь врачу. На всякий случай.

Она посмотрела на него с явно выраженным сарказмом и махнула рукой оператору:

— Поехали в гостиницу! Надо скоротать время, — она подмигнула бородачу, — а то командировка ещё на целые сутки, а мы тут уже сделали всё, что только можно было.

Оператор с явно выраженной ухмылкой, мол, завидуй мне молча, посмотрел в глаза учёному и приобняв журналистку направился к арендованному автомобилю.

***

Доцент, вспоминая строки из обоих Заветов, вернулся в свой кабинет в здании института и стал разбирать бумаги, скопившиеся на столе, среди которых была новая порция корреспонденции. Он снова и снова искал ответ на свой запрос, но его не было.

Две недели назад его отдел направил на исследование образцы листьев и ягод с кустарника специальным курьером, но ответа так и не поступило, даже промежуточно, что образцы приняты и находятся в разработке.

Местное оборудование было не приспособлено для решения таких задач. В своё время, он написал не одно письмо с обоснованием необходимости соответствующего приобретения, но соответствующее финансирование так и не было выделено. Их филиал считался не самым важным в научной деятельности и существовал, скорее, как дань традиции.

Он со злостью ударил по столешнице, но в последний момент сдержал руку, и удар и больше обозначил удар, чем произвёл его.

Как же он был зол на всех этих людишек, которые тащат в рот что ни попадя! Есть столько фруктов, ягод и овощей, которые проверены веками, а они решили полакомиться ягодами, которые созревают всего раз за две тысячи. Или больше, лет. Мол, это же так круто, что можно съесть ягоды, а потом хвастаться перед проживающей в другом регионе роднёй.

Он попытался вспомнить, как всё начиналось. Как однажды утром он проснулся, выглянул из окна кухни и обомлел, посмотрев на свою живую изгородь и увидев на ней белый налёт. А когда надел очки и присмотрелся, понял, что это совсем не налёт, а появившиеся маленькие бутончики, которые очень быстро превратились в фиолетовые цветы разных оттенков. Он тогда даже сразу не поверил и решил, что его просто кто-то хочет разыграть. Ну, не только его, а вообще весь город. А потом по улицам стал разноситься этот одурманивающий аромат, от которого накатывало сладостное головокружение.

Он покачал головой, вздохнул. Ещё раз перебрал письма, принесённые с утра секретаршей заведующего кафедрой.

Хм… Интересно, а это что? Он взял в руки конверт: кафедра истории и практической археологии столичного университета. Интересно. Туда он ничего не писал, хотя и подумывал об этом. Ещё он хотел написать в епископат, чтобы ему хотя бы указали, где и что стоит искать, а уж он как-нибудь разберётся. Тем более что местный святой отец внезапно замкнулся и перестал идти на контакт, а ведь они с ним провели не один час, сидя за столиком в кафе и ведя научно-теологические споры, которые ему так нравились.

Раздался телефонный звонок, и он отложил на стол конверт, который уже успел надорвать, но, так и не успев его вскрыть полностью.

— Да? — спросил он в поднятую трубку.

— Беги! — раздалось в динамике. — Убегай из города! Срочно! Прямо сейчас! Бросай всё и беги!

— Подожди! — доцент явно узнал говорившего. — О чём ты?! Почему бежать?! Куда?! Зачем?!

— Послушай, у меня могут быть большие неприятности, если отследят звонок. Не перебивай! Решение принято на самом высоком уровне! Не жди ответа из Института! Просто послушай меня и беги! Ноги в руки и беги!

В трубке внезапно раздались гудки, а затем и вовсе наступила тишина. Доцент несколько раз дунул в микрофон, понажимал на клавишу сброса, но гудки не вернулись. Подождал ещё минут пять — ничего.

Он вышел в коридор и прошагал в приёмную профессора, где сидела секретарша.

— Извините, — обратился он, — у вас тоже телефон не работает?

Секретарша оторвалась от листания журнала мод и подняла трубку. На столе рядом с органайзером для бумаг стояла пиала, наполовину наполненная теми самыми ягодами.

— Нет, — легкомысленно ответила она, — не работает. Наверное, сбой на подстанции. Или камнепад в горах сбил линию.

Она вернулась к просмотру глянца, забыв о существовании доцента.

— Может быть, — согласился он и вышел из приёмной, вернулся в свой кабинет, и вновь поднял трубку — тишина.

Камнепад, конечно, мог повредить линию, но обычно сразу идёт переключение на резервную. Он даже не смог вспомнить, когда бы связь пропадала на такое продолжительное время.

— Тоже не работает?

— А? Что? — встрепенулся доцент.

В дверях стоял его давний коллега из числа старших научных сотрудников.

— Телефон, говорю, у тебя тоже не работает? — повторно прозвучал вопрос.

— Нет, не работает, — покачал головой доцент.

— Какая-то ерунда! Похоже, во всём институте связь вырубилась! — с этими словами коллега исчез из дверного проёма.

Недоброе предчувствие зашевелилось в груди. Где там саквояж?

***

Когда сирена всё-таки завыла, её никто не услышал. Уже не было никого, кто бы мог закрыть уши, спасая барабанные перепонки от невыносимого надрывного воя. Всё было кончено. Всё произошло так быстро, что включать её не имело смысла, да и не для кого. Да собственно её никто и не включал, она сработала автоматически, когда на крупнейшей загородной фабрике в отсутствие людей начали одна за другой происходить аварии.