Систематизатор

Но я уже подбежал к ближайшему бидону, ткнул его стволом дробовика, сбрасывая с крепления, поймал в воздухе, и с ним в руках развернулся к патриарху.

Ворокс затормозил в каком-то метре от меня. Упираясь лапами в пол так, что они аж заскрипели, он замер на месте, сосредоточив взгляд всех глаз на бледно-голубом огоньке, который я буквально тыкал ему в морду.

— Не нравится, а? — усмехнулся я, стараясь не замечать боль в продырявленной руке. — Ты же знаешь, где можно от этого спрятаться, ну. Давай провожу.

И я сделал шаг к патриарху, тыкая огнем его в морду. Патриарх резко прянул назад, и, мерно перебирая лапами, на задней передаче, принялся спешно уползать от меня обратно в свой плетеный дворец. И я даже не сомневался, что сейчас он снова закроет за собой дверь, а потом взлетит на паутинном гамаке над стенами, намереваясь и меня тоже заплевать ядом. Пока у меня есть огонь, он больше не захочет лезть ко мне вплотную.

Так оно и оказалось. Быстро затянув проход в паутинной стене, патриарх практически сразу же взлетел над нею, фокусируя на мне взгляд и прямо на глазах раздуваясь.

Не лезть в ближний бой ему ума хватило. А вот на все остальное — уже нет.

Я левой рукой швырнул бидон с горящим огнем вперед и вверх, так, чтобы он взлетел точно над патриархом, а потом приложил приклад к плечу, и выстрелил по летящей мишени. На всякий случай — дважды, поскольку коллиматор сорвало, а без него я давно не стрелял.

Баллон разлетелся точно над патриархом даже раньше, чем он успел плюнуть, и накрыл его настоящим дождем бледно-голубого, будто газового, огня! Паутинный гамак моментально вспыхнул и исчез, и патриарх рухнул внутрь своего паутинного убежища… Которое тоже моментально занялось!

Жар был такой, что даже я, в пяти метрах от очага возгорания, поднял руку, прикрывая лицо. Казалось, что у меня обгорают брови и трещат волосы. А еще казалось, что я слышу визг умирающего в огне патриарха.

Пытаясь прикрыть лицо, я чуть не ткнул сам себе в глаз — левая рука плохо слушалась. А правая, вообще отказалась подниматься — видимо, два выстрела со вкладкой в раненое плечо окончательно его добили.

Температура была просто бешеная — наверное, сталь плавить можно было! И пусть горело все недолго, но в таком пламени ничего не могло выжить!

Но патриарх выжил. Выжил — но отнюдь не уцелел. С обгоревшими лапами, с полопавшимся карапасом на круглой голове, он все равно жил. И даже пытался дергаться, встать, может быть… Его паутинное укрытие сгорело дотла и теперь он был открыт со всех сторон и больше не казался могучим серьезным противником. Жалкая обгоревшая кучка дерьма. И тем не менее он все еще пытался жить. Вряд ли атаковать, и даже вряд ли защищаться, просто хотя бы жить. Просто хотя бы выжить.

Я подошел к нему вплотную, и поднял дробовик. Левой рукой, которой еще мог двигать. Поднял и приставил дульный срез прямо к глазным стебелькам твари. В такой ситуации полагается сказать что-то крутое, но… Это же паук. Что с ним разговаривать? Он же тупой. У него чисто анатомически нет того органа, которым можно думать.

А даже если это и не так… Какая мне разница?

И я просто зарядил усиленный выстрел и всадил заряд картечи практически вплотную между двух обгоревших глазных стебельков. Подбросил ружье, поймал за цевье, дернул вверх-вниз, перезаряжая, повторил выстрел, повторил перезарядку — правая рука так и не слушалась. И только после третьего выстрела патриарх перестал дергаться.

А меня — перестали держать ноги.

Опираясь на ружье, как на посох, я осторожно опустился сначала на колени, а потом и вовсе лег на холодный каменный пол. Холодный — но это даже хорошо, он так приятно охлаждает мое разгоряченное боем тело. И в голове немного проясняется, а то мутит и крутит так, будто я отравился…

Отравился! Яд!

— Дядя Витя! — раздалось откуда-то издалека. — Дядя Витя, что с тобой?!

Перед глазами все плыло и двоилось, но я кое-как открыл инвентарь и нашел в нем Чашу Очищения. Попытался выхватить ее из воздуха, промахнулся, еще раз промахнулся и только с третьего раза сжал в пальцах…

И тут же выпустил, потому что он оказался таким тяжелым…

Серебряный кубок зазвенел по полу, я осел на пол и снова схватил его одной рукой.

— Дядя Витя!.. — снова раздалось издалека.

— Воды! Быстро! — рыкнул я. — Любую жидкость!

Настя, к счастью, не стала задавать лишних вопросов, и, вывалив на пол сразу десяток серых коробок, одна за другой вскрыла их. Схватив из получившейся кучи бутылку, она ее даже открыла и сунула мне.

Я негнущимися пальцами ухватил бутылку, плеснул из нее в кубок, чуть снова не перевернув его, и, не дожидаясь, когда что-то произойдет, опрокинул его в глотку.

Почти все, что я налил, рухнуло мимо рта, но что-то все же попало в рот и я жадно проглотил кисловатую жидкость.

А дальше пришла тьма.