Москит. Конфронтация

— А Глеб где?

Стены помещения вращались вокруг меня, и под стать им кружились мысли.

Глеб, Глеб, Глеб…

— Это кто? — уточнил я, не в силах припомнить среди своих знакомых человека с таким именем. Глеб Аспид, если только, да при чём здесь он?

— Отстань ты от него! — попросил кто-то из сокамерников. — Что с контуженного взять?

Но дядя Миша совета не послушал.

— Ну Глеб! — повысил он голос. — Со шрамом на щеке!

— А-а-а! — протянул я, немного даже стыдясь того, что всецело погрузился в собственные проблемы и совсем позабыл о коллективе. — Глеба в палате оставили. Не знаю, что такое вкололи, сам чуть дуба не дал…

— Всех нас эти нелюди со свету сживут! — заявил Родион Перовский. — Бежать надо! Бежать!

— Да как тут убежишь-то? — усомнился кто-то. — Застрелят!

— Плевать! Лучше в бою погибнуть, чем так… Вы же таскали сегодня покойников! Вы же видели, что с ними выделывали! В морозильных камерах держали, а потом руки-ноги отрезали! Хотите такое?

— Мы военнопленные!

— И что с того? Думаете, их это остановит?

Как ни странно, на сей раз я был с дворянчиком всецело согласен, но у меня имелись куда более неотложные дела, нежели высказываться в его поддержку. Зажмурился и привычным уже образом отрешился от головной боли и ломоты во всём теле, сосредоточился на центральном энергетическом узле. Он вновь резонировал и дрожал, и я осторожным воздействием стал возвращать его к равновесию. Выверять усилия приходилось с воистину хирургической точностью, провозился долго и даже очень, но в результате своего всё же добился.

А добившись — почивать на лаврах не стал, и начал снимать спазм примерно тем же образом, как разминает забитые мышцы массажист. При этом напрямую на энергетический узел воздействовать я и не пытался, всю работу выполняло фоновое излучение. От меня требовалось лишь некое время удерживать узел в равновесии, если угодно — сохранять внутреннюю невесомость. Этого на занятиях сверхйогой от меня требовала Федора Васильевна, но прежде и близко к подобному состоянию не приближался. А тут — припекло, тут — жизнь заставила. Пусть понемногу, пусть с приложением невероятных усилий, но что-то начало вытанцовываться. Такое впечатление — даже дышать легче стало.

Концентрацию нарушил лязг запора и скрип петель, двое конвоиров закинули в камеру Глеба и сразу захлопнули дверь. Парень был едва жив, сразу началась суета, пришлось на время отложить свои экзерсисы. Заодно дух перевёл.

— Главное пробиться к ангару, — вернулся к прерванному разговору Перовский. — Самолёт прилетает каждый вечер и улетает на рассвете. Ночью он стоит здесь. На нём и сбежим.

— А ты сможешь им управлять? — усомнился долговязый парень.

— Ну разумеется! — оскорбился Родион. — Я — военный лётчик! Главное пробиться к ангару, а там без проблем транспортник в воздух подниму! Тут и говорить не о чем!

— Не забывай о пулемётчиках на вышках, — буркнул дядя Миша.

— Это проблема, — подтвердил Перовский. — У караульных на территории лагеря при себе огнестрельного оружия нет, придётся брать караулку. На этаже самое меньшее шесть камер, полсотни человек — это сила. Справимся, главное только нейтрализовать охрану…

Дворянчик принялся вычерчивать пальцем в пыли схему лагеря, и оставалось лишь позавидовать его железной воле и бронебойной целеустремлённости. Сам бы я так не смог. Сам-то я без сверхспособностей — ноль без палочки. Но скоро, пожалуй, уже даже завтра…

А без сверхспособностей тут в любом случае никак, тут все караульные — операторы. И это не предположение, это бесспорный факт.

— А топлива хватит до наших дотянуть? — забеспокоился кто-то из военнопленных.

— Понятия не имею, — признал Перовский. — Но это единственный реальный способ оторваться от погони. Пешком или даже на машинах не уйти.

Я решил, что и дальше отмалчиваться просто глупо, вот и сказал:

— Мы километрах в пятидесяти к юго-западу от Харабы.

Перовский оглянулся на меня и резко выпалил:

— Откуда знаешь?

Я не сдержался и позволил себе глумливую ухмылку.

— В Джунго, конечно, два источника сверхсилы, но один из них находится на высоте восьми тысяч метров над уровнем моря!

Родион проигнорировал мой тон, кивнул.

— Это понятно. Вопрос в том, где именно расположен другой.

— Другой расположен в шестидесяти километрах к юго-западу от Харабы, — заявил я, вздохнул и добавил: — Научный факт.

— Уверен? — спросил дядя Миша и передёрнул плечами, когда камеру прошило воздействие поисковой конструкции.

— В журнале читал.

— Читал он! — фыркнул кто-то из сокамерников, а вот Перовский принял мои слова на веру.

Он потёр переносицу и произнёс:

— От Харабы до Всеблагого по прямой пятьсот вёрст. Даже с перегрузом в два конца слетать сможем.

— В два не надо, — усмехнулся дядя Миша, присмотрелся к начерченной в пыли схеме и ткнул в неё пальцем. — Здесь электрическая подстанция. Если вывести её из строя, погаснут прожектора.

— Учтём.

— Тут ещё какой момент, — вздохнул я, — на подготовку рывка будет не больше получаса, потом объявят тревогу.

— С чего это? — воззрился на меня Перовский.

Я обвёл всех рукой.

— Сквозняк сейчас ощутили? Будто стылостью потянуло, так?

Сокамерники переглянулись, и долговязый тип со свёрнутым набок носом раздражённо бросил:

— Да что ты мелешь?!

— И немного раньше ощущали. И через полчаса снова ощутите. Это нихонский оператор проверяет, все ли находятся на своих местах. Застанет кого-нибудь за пределами камеры или надзирателей не найдёт, сразу тревогу поднимет.

В ответ послышался нервный смех.

— Мы же не операторы, дурилка! — заявил долговязый. — Это просто сквозняк!

— Ты подумай лучше, где мы и что с нами делают!

Перовский выставил руку.

— Погоди, Прокл, — попросил он и уставился на меня. — Хочешь сказать, из нас операторов готовят? И зачем это макакам?

Я пожал плечами.

— Экспериментируют, поди. Как подопытных используют.

Невысокий рыжий живчик с обгоревшим на солнце лицом вскочил на ноги.

— Так это здорово! Мы же молниями швыряться сможем! Нам и оружие не понадобится!

В компании операторов сорваться в побег было бы несравненно проще, но энтузиазма этого простака я отнюдь не разделял. И дело было даже не в обязательно последующим за инициацией усилении режима или элементарной неопытности моих сокамерников, просто для обретения контроля над сверхсилой требовалось дополнительно настроиться на источник, а этого никто с подопытными кроликами проделывать не станет. Нас не поведут в кинозал, нам не поставят плёнки с гипнокодами, нас попросту накачают снотворным, а потом…

Гадать, что будет — о, нет! — было бы потом, я не посчитал нужным, и осадил рыжего живчика:

— Те, кто в первый день вперёд убежали, инициацию точно прошли. Где они теперь, а?

Перовский кивнул и веско произнёс:

— Ждать не будем!

И вот с этим высказыванием я спорить не стал, почесал руку, вновь улёгся на циновку и вознамерился вернуться к медитации, но слишком увлёкся, пытаясь отрешиться от головной боли и ломоты во всём теле, уснул.

Утром еле встал. Буквально. И вроде бы непосредственно с пробуждением проблем не возникло — кое-как продрал глаза да и уселся на циновке, но только попытался пошевелить онемевшей левой кистью, и стены камеры вокруг меня так и завертелись. Когда немного очухался, то потянул рукав вверх и вновь едва не отключился, навалился спиной на стену, а в голове часто-часто застучал пульс: тук-тук-тук…

Левая рука от запястья и выше опухла, вена выделялась под кожей покрасневшей полосой, пальцы едва шевелились.

Чёртовы макаки! Что за гадость они мне вкололи?!

То, что не убивает оператора сразу, не убивает его вовсе — это ясно и понятно, но и без руки остаться хорошего мало! Не говоря уже о том, что по кускам умирать ещё даже хуже!

— Петя! — позвал меня дядя Миша и протянул руку. — Вставай!

И я встал. Окружающая действительность колыхнулась, и вслед за ней колыхнулся энергетический узел внутри меня, а потом и мозги, повалился бы назад, не удержи сокамерник. Надзиратель что-то пронзительно заорал, и я поспешил отлипнуть от стены.

— Сейчас! Сейчас!

Отработанным воздействием я привёл энергетический узел к равновесному положению, тогда полегчало, тогда заковылял к входной двери, морщась и скрипя зубами при каждом резком движении. Впрочем, я хоть передвигаться мог самостоятельно, Глеба и вовсе вынесли из камеры под руки. И вновь нас повели в больницу, и вновь…

Вроде бы мне сделали инъекцию. Не знаю. Не помню.

Дальше будто кинопроектор сломался или плёнка порвалась, просто отдельные слайды мелькать принялись.

Щёлк! Щёлк! Щёлк!

Кадр. Кадр. Кадр.

Люди в белом. Люди в хаки.

Свет. Тьма. Солнце. Тряска.

Боль.

Именно болезненное жжение в районе солнечного сплетения и заставило очнуться. Над головой в безоблачной выси болталось солнце, и только несколько секунд спустя я сообразил, что это безвольно мотается моя собственная голова. Попробовал приподнять её и оглядеться, тогда реальность стала ощутимо запаздывать, но не смещалась резкими рывками, как после приёма грибов в первой лаборатории, а текла медленно и вязко, вызывая рвотные позывы.

Но огляделся кое-как, обнаружил себя в кузове грузовика в компании ещё десятка безвольных тел, уложенных двумя рядами. Сбоку взгляд выхватил знакомое лицо со шрамом на щеке, остальных видел впервые. Ну или не узнал — со зрением творилось нечто странное, перспектива искажалась, и уже в паре метров всё расплывалось в мутное пятно. И сам ни рукой пошевелить не могу, ни ногой — лежу как бревно, право слово.

Бревно для Отряда семьсот тридцать один…

Боль в груди нарастала — в районе солнечного сплетения словно запалили таблетку сухого горючего. Только это жжение и удерживало в сознании, что сейчас нисколько не радовало. Я переборол заполонивший голову дурман, погрузился в медитацию, принялся воздействовать на центральный энергетический узел, желая вернуть его к равновесному положению и подстроить под ритм здешнего источника сверхсилы. Увы, интенсивность излучения беспрестанно нарастала, приходилось раз за разом изменять силу и характер прилагаемых усилий, дабы приспособиться к новым условиям.

А ещё покоя не давали вопросы, куда и зачем нас везут, но долго неопределённость не продлилась. Остановился грузовик у железнодорожной платформы посреди степи — той самой, рельсы от которой уходили прямиком к центру энергетической аномалии.

Нет, нет, нет!

Но куда там! Никто моего сдавленного сипения и не услышал вовсе. Парочка низкорослых пехотинцев ухватила за ноги и под руки, уволокла к вагонетке, впихнула в клетку-кабину. Там меня приняли два техника, эти уместили на сиденье, приковали кандалами. Суки!

Я понятия не имел, чем полноценному оператору чреват стремительный заезд в чужой источник сверхсилы, и проверять этого на собственной шкуре не собирался, вот и потянулся к энергии, проломился через ватную слабость тела, превозмог её и забился в приступе судорожного кашля. Дыхание враз перехватило, в солнечное сплетение будто ножом ткнули, вернее даже — раскалённый напильник сунули.