#Бояръ-аниме. Угроза мирового масштаба-3

Глава 24

Адам сразу же пожелал, чтобы я вынул да положил ему свою теорию на блюдечко, а он просто возьмет это блюдечко и передаст его дальше по цепочке субординации, чтобы оно дошло до нужных людей.

Но проблемы, которые мешали бы это сделать, начались уже с самого первого момента — на это самое блюдечко мне просто нечего было положить.

Я мог бы выложить Адаму свою теорию, но они все равно ничего не смогут добиться с ее помощью. Потому что не знают того, что знаю я. Потому что не мыслят так, как мыслю я.

А ведь, между делом, догадаться о том, о чем догадался я, они могли бы и сами… И даже, возможно, догадались, но это им не помогло — а значит, они продвинулись недостаточно.

У гильдии убийц моего мира было строгое правило — если убийца попадался, то он незамедлительно принимал яд, что убивал его примерно за шесть секунд. Таким образом убийцы гарантировали анонимность заказчика и цену, которую заплатили за устранение цели, ведь у мертвого невозможно что-то выпытать.

Даже если поднять при помощи магии воспоминания еще не начавшего разлагаться мозга, то события, которые в нем останутся, будут ограничены парой предшествующих часов, а этого, конечно же, мало.

Конечно, бывали случаи, когда у убийц не было возможности принять яд — например, он упал с большой высоты и сломал себе обе руки и просто не может закинуть таблетку в рот. Или он попал в капкан, который тоже блокировал обе его руки — некоторые ставили такие специально против убийц.

Тогда убийца как можно дальше высовывал язык и резким щелчком челюстей откусывал его сам себе, при необходимости резко сгибая шею, чтобы подбородок дополнительно уперся в грудь. Последующее мощное кровотечение отключало человека буквально через минуту, за которую из него не успевали вытащить никакой информации… Да и как ее вытащишь — языка-то нет, он при всем желании только мычать и может.

Короче говоря, у убийц было несколько способов унести информацию с собой в могилу, один другого надежнее, один другого «комфортнее».

Но у нас-то сейчас проблема заключалась вовсе не в том, что человек жив. Если отбросить все прочие условности и формальности, то означало, что у него и не было цели унести информацию с собой в могилу.

А раз такой цели не было, значит, цель была другая — сохранить эту информацию максимально недоступной до определенного момента.

Для определенного человека.

А если стоит цель сохранить информацию, значит, существует какой-то механизм получения этой информации. Не обходными путями, не поиском противоядия, которого, возможно, и не существует, поскольку не существует никакого яда, и не попытками подобрать контр-плетение.

Скорее, это какой-то официальный «ключик», который просто снимает эффект окаменения с Вермилиона и возвращает его в человеческий облик.

Я сам не особенно раздумывал, что с ним произошло, потому что был уверен, что Адам и его люди справятся, но, судя по их рассказам, ни с чем похожим они не сталкивались.

Опять же, простой логикой нетрудно понять, почему они с этим не сталкивались — потому что в этом мире похожих плетений нет.

В моем, правда, тоже, но этот парадокс решается довольно просто — искомое заклинание является гибридом местной магии и магии моего мира. А так как здесь и сейчас есть только два представителя моего мира, и я это заклинание не знаю, то значит, что в его создании участвовал Вальтор. Лично создавал механизм подстраховки, который не позволил бы важной информации попасть в чужие руки.

И, если сложить два вышеизложенных факта, получится простой и логичный вывод — «ключом» от кокона, в который закрылся Вермилион, тоже обладает Вальтор.

И это не какое-то плетение, поскольку каждому плетению можно подобрать контр-плетение, просто как следует изучив его.

И это не какой-то артефакт, поскольку с ними действуют все те же принципы, что и с заклинаниями. Мало того — это вообще не что-то магическое, ведь все магическое рано или поздно будет «размагичено», были бы маги посильнее до поопытнее…

А Вальтор, как и я, никогда не действует на авось, и если у схемы есть хотя бы десять процентов вероятности, что она не сработает — он не будет такую схему использовать.

«Ключом» является что-то простое, банальное, настолько заурядное, что, во-первых, это никому не придет в голову, а во-вторых, даже если придет — никто не сможет реализовать эту мысль. Что-то такое, что свойственно только Вальтору. Что принадлежит только ему. А из своей прошлой жизни, как и я, он мог вынести только одну вещь — свою память.

Вот только вряд ли он предполагал, что в этом мире окажусь еще и я. Тот, кто знает своего извечного врага так хорошо, будто всегда рос рядом с ним. Его память — это практически моя память, и почти все, что доступно ему, доступно и мне тоже.

Надеюсь, этого хватит.

Убеждать Адама, что я не могу выложить ему свою теорию именно потому, что это лишь теория, а не руководство к действию, пришлось долго, но в конце концов он согласился прислать за мной машину.

— Будьте готовы, Марк, — сказал он наконец. — Это слишком важное дело, и мы должны быть аккуратны во всём. От предположений и методов до их применения.

— Согласен, — ответил я и нажал отбой на трубке.

Еще дольше, чем Адама, пришлось убеждать Ванессу.

Причём убеждал я её совсем в другом. В том, что мне надо ехать прямо сейчас, и особенно — в том, что я поеду один.

Сказал, что у нее праздник, и вообще меня туда одного пригласили, что Адам не обрадуется и все такое. Наконец, уверив, что я вернусь максимально быстро, как только смогу, я смог заставить ее остаться и поспешил к машине, которая уже десять минут ждала меня возле ворот особняка.

Даже несмотря на то, что мы вроде как заодно, сидящий на заднем сидении Адам, как всегда, радушно поприветствовав меня, протянул мне широкую тряпичную ленту:

— Надень это, Марк. Правила, сам понимаешь.

Я не стал спорить и, усевшись поудобнее, повязал ленту на голову, закрыв глаза. Она все равно ничем особенно мне не мешала — я отлично чувствовал все повороты и перепады высот, которые преодолевала машина, так что смог бы воспроизвести маршрут от особняка Тюудор в любое время дня и ночи. Даже — ха-ха — с закрытыми глазами.

Когда наконец машина остановилась, и я вышел из нее, предварительно сняв повязку, оказалось, что мы находимся в узком низком боксе, ограниченном со всех сторон непроницаемо-черными стенами.

Здесь было так тесно, что я чуть не стукнул дверью машины о ближайшую стену, когда выбирался, и явно это не было постоянным состоянием этого помещения. Уж скорее кусок гаража отделили непрозрачными загородками, чтобы мне на глаза не попалось то, чего я видеть не должен.

Примерно такая же ситуация творилась внутри базы безопасников, когда меня вели к Вермилиону.

Неширокие белые коридоры были погружены в полумрак, потому что газоразрядные лампы под потолком едва горели. Все двери были тщательно закрыты, а коридоры были пусты, мы не встретили пока ни одного человека, и это явно давало понять, что несмотря на то, что служба безопасности согласилась доставить меня на свою базу, они от этого явно не в восторге.

И только лишь Адам, идущий справа и чуть сзади, негромко произносил, ведя меня по маршруту:

— Направо. Направо. Налево. Прямо. Опять налево.

Все, чтобы я ненароком не свернул куда не надо!

Они же не знают, что я могу махнуть ножом и обежать всю их базу раньше, чем Адам вообще заметит, что я пропал. Ну ладно, всю не смогу — замерзну до смерти, — но большую часть осмотрю точно.

Правда мне сейчас это совершенно не нужно и не интересно. Мне намного больше интересно, насколько мои рассуждения про Вермилиона окажутся правдивы, и смогу ли я взломать этот неведомый панцирь. Ну, а если я успешно разгрызу этот крепкий орешек, то, вполне может статься, что Адам и сам захочет мне экскурсию провести и познакомить со всеми местными обитателями.

Полутемные коридоры привели нас в итоге в небольшое помещение, единственное здесь залитое ярким светом от бестеневых ламп.

Помещение больше всего напоминало больничную палату, такая же белая и стерильная даже на вид. Отличий было всего два. Первое — это то, что из мебели здесь имелась только больничная каталка ровно посередине, и только она одна.

Ну, можно еще за мебель посчитать различную аппаратуру, с кучей мониторов, от которой к лежащему на каталке Вермилиону тянулись провода с плоскими блямбами контактных датчиков на концах.

Второе отличие — это то, что окно в этой комнате выходило не на улицу, как обычно, а в соседнее помещение. Да еще и было затемнено так, что невозможно было понять, что за ним происходит, и есть ли кто-то там вообще.

В общем-то, ничего удивительного.

Вермилиона явно здесь подвергали разным методам «разморозки».

Не знаю, какие именно эксперименты тут проводили над подопечным, и сколько людей этим занимались, но сейчас тут не было никого. Только я и Адам, который сразу же встал в дверях, подперев косяк, и сложил руки на груди.

Я подошел к каталке и осмотрел Вермилиона.

Он лежал все в той же позе, в какой его застало сработавшее заклинание, в той же, в которой его вывезли из того злополучного переулка. Наверное, здешний персонал долго думал, как же лучше его разместить на каталке — не то поставить его на колени, как было, не то положить на бок, что довольно неустойчиво… В конечном итоге остановились на втором варианте, в котором я сейчас и наблюдал скрюченного мага.

Первым делом я моргнул, переключая зрение на магическое — сразу на второй слой —, и осмотрел Вермилиона с головы до ног.

Я бы это сделал еще тогда, в переулке, перед тем, как вызвать Адама и его ребят, да после нескольких недель в окружении тех, кто умеет смотреть вторым слоем я совершенно позабыл, что они пока что — единственные, кто это умеет во всем мире. Исходил из того, что маги службы безопасности тоже это умеют, а они ведь не умели. Поэтому и не видели того, что сейчас видел я.

И тут меня ждали некоторые открытия.

Оказалось, что магии в теле Вермилиона было удивительно немного.

Я думал, что это будет натуральный кокон из маны, повторяющий очертания его тела и сковывающий его, как паутина, но нет. Это была всего лишь одна нить… Линия… Нет, правильно будет сказать «жгут».

Один толстый жгут маны, сплетенный сразу из множества цветов, что начинался в паху Вермилиона, поднимался через диафрагму, слегка отклонялся, проходя через сердце, и возвращался на центральную линию, заканчиваясь в мозге.

Прищурившись, я разобрал фиолетовый, зеленый, черный и немного оранжевого цвета в этом жгуте, и, как и ожидал, у этого плетения существовали свободные потоки.

В то время, как оранжевый, фиолетовый и зеленый были замкнуты в кольцо, настолько «плоско» сложенное, что при беглом взгляде они казались тонкими линиями, черный поток был разомкнут, а, значит, он был оставлен для того самого «ключа». И «ключ» этот должны были ввести именно через сознание — через то, на что оказывает воздействие мана этого цвета.

Осталось этот ключ подобрать.

Раз он должен быть введен через сознание, значит, это с вероятностью почти сто процентов — какой-то звук. Слово, скорее всего. И его знает один только Вальтор. Это должно быть такое слово, которое для него одного имеет значение.