Тени за тишину в Адском лесу

— Я верю в Запредельного бога, — сказала Сайленс, когда они оказались на другой стороне.

— Но…

— Я не молюсь ему, — добавила Сайленс. — Но это не значит, что я в него не верю. В старых книгах эту землю называли домом проклятых. Какой смысл молиться Богу, если ты уже проклят. Вот и все.

Уильям-Энн не ответила.

Прошло еще часа два. Сайленс подумывала срезать через чащу, но риск сбиться со следа и сделать крюк был слишком велик. К тому же светящиеся голубые метки казались… чем-то реальным, путеводной нитью из света в окружающей тьме. Эта нить символизировала их с дочерью безопасность.

Обе отсчитывали шаги между метками, поэтому не сильно пропустили поворот. Стоило меткам на несколько минут пропасть из виду, как мать с дочерью, не говоря ни слова, повернули обратно и принялись разглядывать обочины. Сайленс волновалась, что это будет самой трудной частью охоты, но они с легкостью нашли место, где банда свернула в Лес. Знаком послужил светящийся отпечаток копыта: одна из лошадей наступила в мочу другой и наследила в Лесу.

Сайленс опустила мешок на землю, достала гарроту и, приложив палец к губам, жестом приказала Уильям-Энн ждать возле дороги. Девушка кивнула. В темноте было не разобрать выражение лица, но ее дыхание участилось. Одно дело не бояться выходить из дома по ночам, другое — остаться в Лесу одной…

Сайленс накрыла платком банку с голубой светопастой, сняла обувь и чулки и крадучись растворилась в ночи. Каждый раз, как она так делала, ей казалось, что она снова ребенок, отправившийся с дедом в Лес. Перед каждым шагом она босой ногой проверяла, не зашуршат ли листья, не хрустнет ли ветка.

Она словно наяву слышала наставления деда насчет того, как пересечь шумный участок, определив направление ветра и подстроившись под шелест листьев. Дед любил Лес, пока однажды тот не забрал его.

«Никогда не называй эту землю адом, — говорил он. — Уважай ее, как опасного зверя, но не нужно ее ненавидеть».

Тени скользили меж деревьями, почти незаметные в темноте. Сайленс старалась держаться от них подальше, но какая-нибудь все равно то и дело проплывала мимо. Для человека столкновение с тенью может закончиться смертью, хотя это редкость. Если теней не злить, они отступают от подошедших людей, словно их отгоняет легким ветерком. Пока двигаешься медленно, а именно так и надо, с тобой ничего не случится.

Сайленс снимала платок с банки, только когда хотела проверить, нет ли рядом меток. Паста подсвечивала теней, и те, что сияли ярче, могли ее выдать.

Неподалеку послышался стон. Сайленс замерла, сердце едва не выпрыгивало из груди. Тени не издают ни звука, это человек. Она принялась бесшумно и настороженно осматриваться, пока не увидела мужчину. Он хорошо спрятался между корнями дерева, но пошевелился, массируя виски. Его настигла головная боль от яда Уильям-Энн.

Поразмыслив, Сайленс крадучись обошла дерево и присела на корточки. Прошло пять мучительных минут, прежде чем мужчина, шурша листьями, снова потянулся к вискам.

Сайленс ринулась вперед, набросила гарроту ему на шею и туго затянула. В Лесу удушение — не лучший способ убийства. Слишком медленный.

Дозорный забился, судорожно хватаясь за горло. Тени поблизости застыли.

Сайленс затянула гарроту туже. Ослабленный ядом дозорный попытался достать ее ногами. Она попятилась, не ослабляя хватку и не спуская глаз с теней. Те озирались, словно принюхивались животные. Некоторые начали тускнеть, их цвет менялся от белого к черному.

Плохой знак. Сердце в груди грохотало, как гром.

«Проклятье, да сдохни уже!»

Наконец бандит вздрогнул в последний раз и обмяк. Затаив дыхание, Сайленс прождала еще несколько мгновений. Казалось, прошла вечность. В конце концов тени побелели и уплыли в разные стороны.

Сайленс сняла гарроту и облегченно выдохнула. Потом сориентировалась и вернулась к Уильям-Энн.

Дочерью можно было гордиться: она спряталась так хорошо, что Сайленс заметила ее, только когда та прошептала:

— Матушка?

— Да, — отозвалась Сайленс.

— Слава Запредельному. — Уильям-Энн вылезла из-под дерева, где пряталась в листве, и, дрожа, взяла Сайленс за руку. — Ты нашла их?

— Убила дозорного, — кивнула Сайленс. — Остальные четверо, должно быть, спят. И теперь мне понадобится твоя помощь.

— Я готова.

— Идем.

Они отправились обратно. Уильям-Энн осмотрела труп дозорного, не выказывая жалости.

— Один из них, — прошептала она. — Я его помню.

— Конечно, один из них.

— Просто хотела убедиться. Раз уж мы… ну, ты понимаешь.

Недалеко от поста дозорного обнаружился лагерь. Четверо бандитов спали в скатках в окружении теней, как осмеливались только рожденные в Лесу. В центре лагеря, в яме виднелась маленькая банка с пастой: так свет был не слишком ярким и не выдавал их, но его хватало, чтобы разглядеть лошадей, привязанных в нескольких футах на другой стороне лагеря. Зеленый свет также подсвечивал лицо Уильям-Энн, и Сайленс поразилась, увидев не страх, а сильный гнев. Уильям-Энн быстро превратилась для Себруки в старшую сестру и защитницу и, несмотря ни на что, была готова убивать.

Сайленс указала на крайнего справа бандита, и Уильям-Энн кивнула. Это была самая опасная часть плана. После полудозы любой из них мог проснуться от шума, пока убивают его товарищей.

Сайленс вытащила просмоленный мешок и вручила его Уильям-Энн, потом достала молоток. Не боевое оружие, о каком рассказывал дед, а обычный инструмент для забивания гвоздей. И не только.

Сайленс наклонилась к первому спящему бандиту и всмотрелась в его лицо. По спине побежали мурашки. Животные инстинкты кричали, что он вот-вот откроет глаза.

Она показала Уильям-Энн три пальца и по очереди их загнула. Когда опустился третий, Уильям-Энн накинула мешок бандиту на голову. Тот задергался, и Сайленс сильно ударила его молотком по виску. Череп треснул, появилась вмятина. Бандит дернулся еще раз и обмяк.

Пока Уильям-Энн крепко затягивала мешок, Сайленс напряженно следила за другими бандитами. Тени поблизости замерли, но такое убийство привлекло их внимание гораздо меньше, чем удушение. Пока через просмоленный мешок не просачивается кровь, мать с дочерью в безопасности. Сайленс еще дважды ударила бандита по голове и проверила пульс. Пульса не было.

Они осторожно расправились со следующим мужчиной. Отвратительное занятие, словно забиваешь скот. Помогала лишь мысль о том, что эти бандиты страдают бешенством, как та собака, о которой она напомнила Уильям-Энн. Но при мысли о том, что пришлось пережить Себруки, Сайленс начинала злиться, а такую роскошь позволять себе нельзя. Нужно действовать расчетливо, тихо и расторопно.

Чтобы прикончить второго, потребовалось больше ударов молотком, но и пробуждался он медленнее, чем его товарищ. Болотник дурманил головы. Превосходный яд для ее целей. Жертвы становятся сонными, немного дезориентированными. И…

Один из бандитов сел на своей скатке и промямлил:

— Что за?..

Сайленс подскочила к нему и, схватив за плечи, прижала к земле. Тени повернулись к ним, словно на громкий шум. Пока бандит пытался вырваться из ее хватки, а Уильям-Энн ахала, Сайленс вытащила гарроту.

Перекатившись, она обвила шею мужчины петлей и крепко затянула. Тот задергался в конвульсиях, распаляя теней. Сайленс почти прикончила его, когда последний бандит вскочил и в полубессознательном состоянии кинулся прочь.

Это же Честертон собственной персоной! Если до него доберутся тени…

Сайленс оставила третьего бандита судорожно глотать воздух и, отбросив осторожность, устремилась в погоню за Честертоном. Если его иссушат тени, ей ничего не достанется. Нет трупа — нет вознаграждения.

Сайленс настигла Честертона рядом с лошадьми, отчаянно схватила за ноги и повалила на землю. Тени начали чернеть.

— Cука, — промямлил он, пинаясь. — Ты хозяйка постоялого двора. Сука, ты меня отравила!

Тени полностью слились с темнотой. Открылось их земнозрение, из полыхнувших зеленым глаз заструился туманный свет.

Сайленс изо всех сил навалилась на сопротивляющегося Честертона.

— Я заплачу, — умолял он, цепляясь за нее. — Я тебе заплачу…

Сайленс ударила его молотком по руке, отчего Честертон взвыл, потом по лицу — раздался хруст. Пока Честертон стонал и дергался, она сорвала с себя кофту и кое-как обмотала ее вокруг его головы и молотка.

— Уильям-Энн! Мешок! Мешок, дитя! Принеси…

Уильям-Энн, упав рядом на колени, натянула мешок Честертону на голову. Кровь уже начала пропитывать кофту. Сайленс лихорадочно пошарила рукой, наткнулась на камень и врезала Честертону по голове. Кофта заглушала вопли, но и смягчала удары. Пришлось бить снова и снова.

Наконец он обмяк. Уильям-Энн, коротко и судорожно дыша, прижимала мешок к его шее, чтобы кровь не просочилась наружу.

— О Запредельный. О боже…

Сайленс осмелилась поднять голову. В Лесу, словно огоньки во тьме, сияли десятки зеленых глаз. Зажмурившись, Уильям-Энн шептала молитву, по щекам текли слезы.

Сайленс осторожно вытащила из-за пояса серебряный кинжал. Вспомнилась другая ночь, другое море сияющих зеленых глаз. Последняя ночь ее бабки. «Беги, дитя! БЕГИ!»

В ту ночь можно было сбежать. Они находились недалеко от безопасного места. Но даже это не спасло бабку.

Та ночь приводила Сайленс в ужас: что натворила бабка, что натворила она сама… Сегодня оставалась единственная надежда. Бежать бесполезно, до безопасного места слишком далеко.

К счастью, глаза медленно гасли. Сайленс опустилась на землю, серебряный кинжал выскользнул из пальцев.

Уильям-Энн открыла глаза.

— О Запредельный! — воскликнула она, когда тени вернулись к своему обычному виду. — Чудо!

— Не чудо, — возразила Сайленс. — Просто повезло. Мы вовремя его убили. Еще секунда, и они бы рассвирепели.

Уильям-Энн обхватила себя руками:

— О тени. О тени. Я думала, мы умрем. О тени.

Сайленс вдруг кое о чем вспомнила. Третий бандит. Она не успела окончательно его придушить, когда Честертон пустился в бегство. Она вскочила на ноги и обернулась.

Мужчина лежал, не двигаясь.

— Я его прикончила, — сообщила Уильям-Энн. — Задушила своими руками. Собственными руками…

Сайленс оглянулась на нее.

— Молодец, дитя. Скорее всего, ты спасла нам жизнь. Если бы не ты, я бы никогда не убила Честертона, не разозлив теней.

Уильям-Энн по-прежнему пялилась в чащу, следя за успокоившимися тенями.

— Как же заставить тебя признать чудо, а не списать все на совпадение? — спросила она.

— Очевидно, нужно, чтобы случилось чудо, а не просто совпадение, — ответила Сайленс. — Давай-ка наденем по второму мешку на этих ребят.

Уильям-Энн принялась вяло помогать. На всякий случай они натянули по два мешка на каждого. Кровь опаснее всего. Бегущие люди привлекают теней, но медленно. Огонь приводит их в ярость моментально, но при этом ослепляет и сбивает с толку.

Но вот кровь… кровь, пролитая в гневе, на открытом воздухе… из-за одной-единственной капли тени убьют сначала тебя, а затем всех, кто попадется на глаза.

На всякий случай Сайленс проверила у каждого бандита пульс — ничего. Они оседлали лошадей, взвалили трупы в седла, включая дозорного, и привязали. Потом собрали скатки и все снаряжение. Хорошо бы у бандитов нашлось при себе хоть немного серебра. По закону Сайленс могла оставить себе все, что найдет, кроме того, что заявлено как краденое. В случае Честертона форты просто хотели видеть его мертвым, впрочем, как и все остальные.