Ключ от бездны

5

С самого утра над КПП кружило воронье, предвещая беду, а днем у Бахаева начало щемить в груди. Вытерпел он до вечера. Нет, провести камлание сержант не решился – какое камлание без шаманского бубна и жертвоприношения? Да и шаман из него никакой – посвящения же не было. И все же вечером Бахаев вымылся начисто, рассовал по карманам три пригоршни еловых шишек и отправился в буферную зону, подальше от КПП и камер слежения. Разделся по пояс, разжег костер и запел. Бахаев просил, чтобы духи проявили благосклонность к тем, кто ушел за барьер. Чтобы помогли вернуться живыми. Костер разгорелся, и Бахаев швырнул в огонь еловые шишки. Дождался густого белого дыма. Но сколько сержант ни вглядывался в белесые клубы, стремящиеся в густую черноту неба, ничего не увидел. Не захотели духи показать сокровенное, отделались молчанием. Когда на востоке начало светлеть, порядком продрогший и разочарованный Бахаев натянул термобелье, флиску, накинул куртку. Положил на снег возле потухшего костра конфету и пару монет – подношение духам, поклонился и побрел обратно.

Все произошло, когда до ворот КПП осталось каких-то двести метров. Лучи прожекторов, пробившиеся сквозь предутренний сумрак, шарили по молодой поросли буферной зоны, вдалеке проступал контур смотровой вышки, как вдруг со стороны белого марева, откуда обычно не проникало ни звука, донесся натужный скрежет. Невыносимый, страшный, он шел изнутри Зоны. Ни одно живое существо не могло так кричать, ни один механизм не смог бы издать столь жуткие звуки, стонала сама Зона.

Бахаев на мгновение замер, чувствуя, как ужас подбирается к горлу, потом, повинуясь внезапному импульсу, подошел к белой завесе, которая на глазах обретала плотность. Машинально отметил, что больше не испытывает трепет перед барьером. Не веря себе, он протянул руку и коснулся преграды – раньше он ни за что бы не осмелился на подобный шаг. Не холодная и не горячая, не гладкая и не шершавая, стена не прогибалась от касания, но и не выглядела застывшей. И где-то совсем уж на границе человеческого восприятия ощущалось, что Зона жива, что там, за этой белой скорлупой, ее сотрясают исполинские судороги, всю, от края до края, что там перекраивается реальность и перерождается материя.

В который раз Бахаев посетовал, что не сумел остановить Гончара. Каково ему там, за стеной, в самой гуще катаклизма, где могучие силы корежат пространство и рвут время? И словно в ответ на его невысказанный вопрос на фоне белой стены показалось какое-то движение.

Сержант резко развернулся. На бетонке, ведущей к КПП, стояли три фигуры: невысокий мужичок в грязно-бурой хламиде прижимал к груди котенка, щеголеватый тип придерживал раненую руку, а третий…

– Олег, ты?! – завопил Бахаев и, неловко загребая ногами, побежал к другу, то и дело оскальзываясь на утренней наледи.

Примечания