Камень. Книга 10

Тут в пламенный монолог деда вмешался мой родитель:

— Да какие проблемы, отец? Подумаешь, Филиппок неходячий, и что? Александровичи прилетят, формальности соблюдут, а к свадьбе этот царственный калека уже точно сможет самостоятельно передвигаться и даже поднимать зажившей культяпкой бокал за здоровье молодоженов.

— Все равно, — буркнул дед. — У меня прямо руки чешутся Филиппка добить, а дела вести с его более покладистым сынком.

Ещё какое-то время между отцом и дедом шло обсуждение всех тех выгод, которые получат Романовы от сотрудничества с Савойскими, и когда они оба уже выдохлись, я решил поинтересоваться:

— А что, Александровичи в Монако прилетят?

Ответил мне родитель:

— Не все, только Сан Саныч с Петром Санычем и родители Александра с Николаем. И перед нами встает проблема их достойного размещения. Сам понимаешь, в отеле нормальных номеров не осталось, хорошие апартаменты тоже под большим вопросом, вот и придётся договариваться с князем Гримальди о размещении наших родичей у него во дворце. Слава богу, и повод есть — как-никак, старшая внучка князя за Николая замуж выходит. Ладно, будем разбираться по ходу пьесы…

Дальше старшие родичи углубились в обсуждение бытовых вопросов, а я притих: не вспомнили про меня с Соней, и слава богу!..

В отель мы с братьями заскочили буквально на десять минут, чтобы переодеться, Изабелла же осталась ждать нас в ресторане. Непосредственно у номера, рядом с постом дворцовых, нас ожидал Нарышкин-старший:

— Ваши императорские высочества, добрый день! Алексей Александрович, вы хотели меня видеть?

— Добрый день, Алексей Петрович! — поприветствовал я генерала вслед за братьями. — Проходите, у меня действительно есть для вас дело.

Оказавшись внутри номера, я, чтобы не терять время, сразу провел Нарышкина в тот угол, где мой родитель оставил сумки.

— Здесь двадцать миллионов рублей в разной европейской валюте, — указал на сумки я. — Это вам от меня на оперативные расходы. Никаких расписок в получении требовать не буду, но отчет о тратах, который вы, конечно же, составите, проверю лично.

На лице генерала отразилась целая гамма разнообразных чувств, преобладающим из которых было удовлетворение — Нарышкин явно остался доволен подобным «подарком»:

— Алексей Александрович, — широко улыбнулся он, — от своего лица и лица… — генерал многозначительно кашлянул, — благодарю за такую неоценимую и очень своевременную внебюджетную помощь! Обещаю, что каждая денежная единица из этих сумок будет потрачена на обеспечение… ну, вы поняли.

— Очень на это надеюсь, — кивнул я.

И прислушался к чуйке, которая только сейчас обратила мое внимание на напряженное внутреннее состояние профессионально умеющего скрывать свои эмоции генерала.

— Алексей Петрович, что случилось? — нейтральным тоном поинтересовался я.

— Вы о чем, Алексей Александрович? — изогнул бровь Нарышкин, а среди его чувств стала преобладать досада.

Мысленно признав, что генерал имеет полное право скрывать от меня очень многое, в том числе и личные проблемы, я улыбнулся:

— Прошу простить меня, Алексей Петрович, что лезу куда не следует, но если могу чем-то помочь?..

Нарышкин хмыкнул:

— От тебя вообще ничего скрыть невозможно, Алексей?

— Что вы! — отмахнулся я. — Окружающие постоянно от меня с успехом что-нибудь скрывают. А я не особо это что-нибудь хочу знать. Меньше знаешь — крепче спишь.

— Это только пока, тезка… — протянул генерал. — С возрастом точно пройдет, особенно если учесть, к какому именно роду ты имеешь счастье принадлежать. — И тяжело вздохнул. — А неприятности у меня… не здесь, в Монако, а на основной работе. Сам понимаешь, больше сказать не могу, но, если мне понадобится твоя помощь… или помощь господина Кузьмина, обязательно обращусь. — Нарышкин еще раз вздохнул, потом улыбнулся и указал на сумки: — Одного из дворцовых мне одолжишь, чтобы помогли деньги донести?

— Без проблем. Но сами понимаете, Алексей Петрович, тех двоих у дверей дать не могу — они на посту, сейчас Михееву позвоню, он кого-нибудь пришлет…