Камень. Книга 10

* * *

Проснулись мы с Кузьминым в полдень, быстренько приняли душ и направились на нос «Звезды», куда нам оперативно доставили поздний завтрак.

— Ваня, мне кажется, от меня все равно пованивает, — заявил я Кузьмину, сидевшему напротив и вовсю наворачивающему оладьи с вареньем. — Точно, от рубашки несет.

— И немудрено. — Очередной оладушек опустился в плашку теперь уже со сметаной. — Ночка-то веселая выдалась, а наш великий князь по своей поганой привычке опять всех хотел в одно рыло победить, вот и употел весь от натуги.

— Ага, — хмыкнул я и намазал на бутик с маслом красной икры, — это же не ты меня до блевоты и бессознаки тренировал?

— Так-то тренировал, царевич, а ты героя из себя начал изображать на самом что ни на есть боевом задании, да еще и на вражеской территории. Еще раз такое повторится, я тебя князю Пожарскому вломлю — его высокопревосходительство тебе быстро, в простых и доступных пониманию выражениях пояснит и за боевое задание, и за цели с задачами, и за способы и средства их достижения, и за жизни твоих боевых товарищей, которых ты своими необдуманными действиями ставишь под угрозу.

— Ну, перестарался малеха… — вздохнул я. — Увлекся, с кем не бывает…

— Увлекся он! — Кузьмин подцепил вилкой кусок сыра. — Почуял, что устаешь — остановись, сделай перерыв. Устаешь дальше — забей, оставь силы на основное задание, а дома хоть заэкспериментируйся! Но вычислил ты этого урода, царевич, четко! — улыбнулся колдун. — Я только когда с ним работать начал, что-то такое почуял. И то потом, хорошенько подумав, списал свои ощущения на твое предупреждение.

В этот раз Ванюша дотянулся до колбасы и уже собирался отправить ее в рот, как появилась виляющая бедрами морячка, несшая на подносе графин с холодным клюквенным морсом. Поставив графин на столик и выслушав наши благодарности, морячка такой же провокационной походкой удалилась в сторону камбуза.

— Хороша, чертовка! — не удержался от комментария Кузьмин и причмокнул губами.

А я решил задать интересующий меня вопрос:

— Ваня, вчера не до этого было, а как этот Богословский предателем стал? Ты выяснил?

— Бабки, царевич, — нахмурился колдун. — За редким исключением в виде идейных придурков, они все предают из-за бабок. И те два офицерика, про которых тебе Михаил Николаевич в Бутырке рассказывал, ну те, над которыми я вдоволь перед безвременной кончиной покуражился, тоже за бабки своих боевых товарищей китайцам продавали. И хер с ним, что спусковым крючком порой становится компромат или подложенная роковая красотка, все заканчивается бабками с обещаниями сладкой, безбедной жизни. А Богословский, тварь, инициативником оказался, сам с немецкой контрразведкой на связь вышел. Все тщательно обдумал, гнида, решил таким вот образом свое материальное положение поправить, а мнение жены с детьми и родителей спрашивать не собирался. Самое же интересное, царевич, то, что немцы не знали точно, кто из офицеров нашей резедентуры им инфу за бабки сливает.

— Это как? — удивился я.

— Некогда мне было в Берлине выяснять, — поморщился Кузьмин. — А в самолете Нарышкин эту тварь больше про слитую информацию пытал. Короче, какую-то не особо и сложную схему Богословский придумал с использованием электронной почты и анонимными счетами в Швейцарии, вот и оставался до сих пор для всех этой, как ее… инкогнитой, во! Соответственно, и повода у него сильно вибрировать не было. Но, как говорится, на каждую хитрую задницу есть сотрудник Тайной канцелярии. Ну и некий великий князь… — Ванюша мне подмигнул.

— Не знаешь, полковник отзвонился? Не засветились мы в Берлине?

— Драйвер наш еще утром позвонил, когда мы в Монако из Ниццы добирались, — пожал плечами Кузьмин. — Ты просто опять в тачке отрубился и не слышал. Все нормально в Берлине, особого движения среди супостатов немецких не наблюдалось. А вот о чем я реально жалею, царевич, — ухмыльнулся колдун, — так это о том, что не получилось наш флаг на Рейхстаг водрузить! Ладно, забыли пока про Берлин, есть более важные дела. Не проверял, как там наш контролер поживает?

— Секундочку…

Темп… Образ контролера перед глазами…

— Живой, — вышел из темпа я. — Но досталось ему конкретно, особенно доспеху.

— Страшный ты человек, царевич, — и новый ломтик колбасы исчезает во рту Ванюши…