Камень. Книга 10

* * *

Естественно, на обед я не пошел, а с огромным удовольствием повалялся часик на кровати в номере и поразвлекал себя тем, что переписывался с Алексией и младшими сестрами. Оторвал меня от этого увлекательного занятия родитель, сходу потребовавший подробный отчет о визите в столицу Германской империи. Только я закончил, последовал следующий вопрос:

— А что за возню с недвижкой в Москве Виталя Пафнутьев устроил? — нахмурился родитель. — На кой черт тебе еще один ресторан понадобился?

Так, Пафнутьеву я сразу сказал, что для Панцулаи стараюсь, значит, утекло не от Виталия Борисовича, хотя… Этот хитрый жук меня мог сдать, специально не упоминая Елену…

— Отец, я же только сейчас вспомнил! — И вполне искренне хлопнул себя по лбу, действительно забыв рассказать вчера про Фрица.

— Ближе к делу.

Я пояснил и увидел вполне ожидаемую реакцию родителя:

— Вот даже как? — хищно улыбался он. — Очень интересно! Ты точно уверен, что Гогенцоллерны в большей степени хотят нам таким образом свое расположение показать? Или Фриц все-таки играет в свою романтическую игру и пользуется случаем, чтобы произвести на Елену еще лучшее впечатление?

Подумав несколько секунд, ответил:

— Думаю, что Фриц решил совместить.

— Отлично! — Родитель достал телефон. — Ваше высокопревосходительство, добрый день! Я без прелюдий. Помните пограничного полковника Панцулая, который дальний родственник Пожарских? Очень хорошо! У вас в срочном порядке найдется для полковника достойное местечко в центральном аппарате Пограничной стражи? Организуете? А теперь слушайте меня внимательно, Петр Александрович: готовьте проект приказа о назначении полковника Панцулая на новую должность, а вот подпишите вы этот приказ только после того, как я вам скажу. Причем одновременно с подписанием приказа вы будете должны направить полковнику срочный вызов для прибытия на новое место службы… Нет, Петр Александрович, — родитель ухмыльнулся, — гостиницу, а потом и служебную квартиру готовить не надо, у полковника, похоже, будет где жить. Конец связи.

Чувствуя, что родитель задумал очередную комбинацию, я решил поинтересоваться:

— Отец, а что, собственно, происходит? Зачем ты напряг Нарышкина?

— Ничего особенного, сынок, — улыбался он. — Давай смоделируем ситуацию. Гогенцоллерн все-таки покупает своей Панцулае этот ресторан и квартиры над ним. Как воспитывавшаяся в строгости и скромности Елена на это реагирует?

— Она в шоке, — буркнул я. — И в ступоре.

— Именно, — кивнул родитель. — Как думаешь, к кому первому она побежит жаловаться на свалившееся на нее богатство?

— К Кузьмину и ко мне.

— Заметь, сынок, в этом списке ты не упомянул полковника Панцулая, которому любимая дочка если и расскажет о подарке, то в последнюю очередь. Догадываешься почему?

— Если полковник, наплевав на свою карьеру и натуральным образом рискуя головой, тогда заявился выяснять отношения прямо ко мне в особняк, то с дочкой он точно церемониться не будет. И она жесткий характер своего отца прекрасно знает… Ты что, решил Лену под родительский гнев подставить?

— Именно! — Отец вскочил с кресла и заходил по спальне. — Полковник как бы случайно узнает об очень дорогом подарке дочке, на чувствах звонит ей в Монако и высказывает все, что он думает о ее поведении. Елена впадает в истерику, волей или неволей виня во всем своего немецкого воздыхателя, а тот, понимая, что переборщил, пытается изо всех сил загладить перед Еленой свою вину в произошедшем, тем самым привязываясь к девушке все больше и сильнее. — Родитель ухмыльнулся: — Короче, страсти кипят, непонимание с обидой становятся все сильнее и сильнее, и Панцулая с Гогенцоллерном бегут жаловаться на жизнь единственному достойному человеку, которому они могут довериться, — великому князю Алексею Александровичу, который и будет по мере своих скромных сил разруливать ситуацию. Вишенкой же на торте станет звонок полковнику Панцулаю ее императорского величества Марии Федоровны, в котором государыня лично успокоит лихого и гордого пограничника. — Родитель смотрел на меня прищуренными глазами. — Знаю, сынок, тебе это слушать противно, но, как мне кажется, лучше самому порой выполнять вот такую грязную работу, чем лицемерно спихивать ее на других.

— И не поспоришь… — поморщился я. — А что с переводом полковника в центральный аппарат Пограничной стражи? Не воспримет ли он это как взятку за… как плату с нашей стороны?

Отец нахмурился:

— Полковника мы еще до его визита в твой особняк пробили — достойный боевой офицер и по праву займет новую должность! А то у нас по всем этим центральным аппаратам и штабам столько дармоедов сидит!.. Что же касается другого аспекта, полковник должен понимать, что его дочка присягу давала Родину защищать, и эта присяга подразумевает… разные формы защиты, в том числе и не одобряемые общественной моралью. Еще вопросы?

— Ну, раз уж мы тут решили моих друзей обсудить, — хмыкнул я, — хочется поговорить и о ближайших родичах. Папа, как тебе баронесса? Прошла ли она твою взыскательную проверку на соответствие данной присяге?

— Решил таким образом отомстить за доставленные неприятные минуты? — улыбнулся родитель. — Правильно, не надо никогда ни о чем забывать, и о добром, и о плохом. А баронесса была чудо как хороша! Если тебе интересно, я хочу продолжить наши с Александрой возбуждающие тайные встречи.

— Не запалишь ее?

— Будем стараться.

— Цацку ей дорогую не забудь подарить на следующем свидании. А лучше роскошный гарнитурчик.

— Не учи отца!

— А царственные папа с мамой не заругают сыночка за распутное поведение?

— А мы им не расскажем…