Лейк-Фроумский Кошмар

1

Только слабенькая светлая полоса на горизонте предвещала наступление нового дня, когда выстрел внезапно разорвал тишину. Дикие птицы испуганно взмыли в небо с деревьев, окаймлявших озеро. Несколько минут воздух взбивали удары крыльев всполошившихся птиц. Кенгуру, почти невидимые в предрассветных сумерках, гигантскими скачками кинулись к ближнему бушу. Но через некоторое время над местом к востоку от Лейк-Фроума снова повисла тишина просторов австралийской глубинки, бескрайних и безлюдных.

Одинокий кроншнеп затянул свою меланхолическую песню, но человек, лежавший у ручья лицом вниз, не слышал ее. Он был мертв. Из перевернутого котелка стекали в песок последние капли воды. В нескольких сотнях метров от него мерцал огонек медленно гаснувшего костра, так и не вскипятившего воды для чая. Лишь два дня спустя снова приблизились человеческие шаги к мульговому дереву, под которым погибший разбил свой лагерь.

Управляющий Квинамби-Стейшн был человеком практичным. Утром двенадцатого июня его пригласил к себе владелец большой скотоводческой фермы, командер[1] в отставке Джонс и сообщил, что Эрик Мэйдстоун, недавно гостивший в Квинамби, на Лейк-Фроум-Стейшн так и не прибыл. Управляющий предположил, что Мэйдстоун мог, видимо, задержаться у одного из двух колодцев, мимо которых должен был проезжать по пути к Лейк-Фроуму.

Мэйдстоун прибыл на Квинамби-Стейшн седьмого июня. Он объяснил, что работает учителем и сейчас у него каникулы. Джонс с любопытством разглядывал тяжело груженный мотоцикл.

На безмолвный вопрос Джонса Мэйдстоун ответил, что решил воспользоваться каникулами, чтобы написать несколько статей в журналы. Он увлекается фотографией и получил недавно заказ заснять здешних животных, приходящих на ночной водопой на здешние водоемы. Джонс тут же пригласил его переночевать в Квинамби. Когда Мэйдстоун упомянул, что намерен посетить Лейк-Фроум-Стейшн, сфотографировать ее и водоемы вокруг, Джонс обстоятельно описал ему предстоящий путь, обратив особое внимание на дорожные ориентиры.

Местность, по которой надлежало продвигаться Мэйд-стоуну, была для Австралии в некотором роде необычной.

Квинамби-Стейшн располагалась по восточную сторону Изгороди, сооруженной для защиты от динго и разделяющей Федеральные штаты Южная Австралия и Новый Южный Уэльс. Длина этой Изгороди — 375 миль, и оканчивается она у реки Муррей. Между центральной усадьбой Квинамби и Изгородью — артезианский колодец, обозначенный на всех картах как «Колодец 9». По другую сторону Изгороди, почти рядом с нею, находится «Колодец 10». Примерно в 50 милях к западу от него разместилась центральная усадьба Лейк-Фроум-Стейшн, а еще дальше, милях в 15 от нее, простиралось озеро, которому эта скотоводческая ферма и обязана своим именем. Квинамби охватывает территорию в сто квадратных миль, Лейк-Фроум-Стейшн — около шестидесяти. Однако в здешних краях играют роль не только большие расстояния.

Местные оседлые аборигены рассказывают о некоем, обитающем здесь и ставшем почти легендарным страшном верблюде. Верблюды все почти строптивы и упрямы, но этот одичалый верблюд был, должно быть, так обозлен на все человечество, что бросался на любого человека без всякого, хотя бы малейшего повода. Говорили, будто этот верблюд — самый большой из всех, что можно увидеть в Австралии. Аборигены называли его «злым верблюдом-призраком», и те из них, что жили по западную сторону Изгороди, спешили, едва зайдет солнце, укрыться в своих лагерях.

Работники с ферм по восточную сторону Изгороди, правда, считали эти страхи изрядно преувеличенными и в шутку окрестили верблюда «Лейк-Фроумским Кошмаром». Впрочем, жители окрестных скотоводческих ферм все же в один голос утверждали, что слышали ужасающий рев дикого верблюда. Особенно далеко разносился он в ночной тиши, и пастухи в своих одиноких хижинах слегка поеживались от этого рева.

Услышав от Джонса, что Мэйдстоун пропал, управляющий сел на грузовик и поехал в аборигенский лагерь, где пригласил с собой двух трекеров[2], чтобы они прошли по следам мэйдстоунского мотоцикла. До первого колодца след был достаточно четким. Аборигены пояснили: здесь учитель делал стоянку и кипятил на костре чай. Возможно, ему представился случай сделать и несколько снимков. За колодцем же следы распознавались значительно хуже, однако оба трекера шли по ним без особых трудностей. Следы вели к воротам в Изгороди, а оттуда — к следующему колодцу. Сразу за воротами на песке были отчетливые следы копыт большого бычьего стада, а когда грузовик приблизился к колодцу, обнаружился стоявший на опушке мульгового леса мотоцикл. Неподалеку от него нашли холодное костровище, а рядом на ветке — фотоаппарат Мэйдстоуна и его бурдюк.

Примерно на полпути между мотоциклом и небольшим озером, в которое стекала вода из артезианского колодца, они наткнулись на труп Мэйдстоуна. Он лежал на песке лицом вниз. Крепчавший с каждым часом западный ветер уже слегка присыпал песком его ноги.

— Злой верблюд-призрак, — обернулся старший из аборигенов к управляющему, — опрокинул белого человека и затоптал его насмерть.

Управляющий пренебрежительно фыркнул и велел трекерам перевернуть труп. К куртке прилип песок, а большое темное пятно на груди не оставляло ни малейших сомнений, каким способом Мэйдстоуна лишили жизни.

— У верблюдов нет ружей, — пояснил управляющий.

Он приказал аборигенам взять из грузовика брезент и прикрыть покойника. Полиции не нравится, когда вороны и орлы слишком затрудняют расследование. На предельной, какая возможна на здешней местности, скорости управляющий вместе со своими спутниками поехал назад, к своему дому. Здесь он настроил рацию — питание ее обеспечивал генератор с педальным, вроде велосипедного, приводом — связался с Брокен-Хиллом и поставил в известность о случившемся полицию.

Полицейские чины тотчас же отправились в путь, прихватив с собой нескольких аборигенов-следопытов, прибыв к месту преступления, разбили палаточный лагерь, и аборигены пошли вокруг трупа по расходящейся спирали в поисках каких-либо следов убийцы. В сумерки они вернулись в лагерь, так ничего и не обнаружив. Западный ветер достиг меж тем такой силы, что на открытых местах засыпало песком даже глубокие бычьи следы.

Работа трекеров стала практически невозможной, и все же один из них доложил, что обнаружил между отдаленной группой деревьев и зарослями колючего кустарника верблюжьи следы. Он полагал, что верблюд приблизился к колодцу с севера и, видимо, пил здесь воду. Кроме этих верблюжьих следов и отпечатков коровьих и бычьих копыт трекеры не нашли ничего, что могло бы пригодиться следствию. Полицейские опросили всех обслуживающих Изгородь рабочих и всех окрестных пастухов, однако ни эти опросы, ни судебное расследование разрешить загадку гибели Мэйдстоуна так и не смогли. Члены семьи убитого при всем желании были не в состоянии даже представить, какой негодяй мог посягнуть на жизнь учителя. Неудивительно, что судебному следователю не оставалось ничего другого, как записать в протоколе, что Мэйдстоун был, по-видимому, убит одним или несколькими неизвестными лицами.

Фред Ньютон работал на Изгороди смотрителем и отвечал за состояние ее северного участка. Этот участок был длиною в 200 миль и граничил с Лейк-Фроум-Стейшн. Для двенадцати обходчиков, непрерывно контролировавших Изгородь, Ньютон являлся не только начальником, но и единственной связью с внешним миром. Это был высокий, стройный человек лет пятидесяти с небольшим, с черной, как смоль, бородой, с уже поблескивающими, однако, серебряными нитями. Глаза он постоянно щурил — очень уж ярок здесь солнечный свет, а ветер вздымаемым песком сек лицо. Ньютон был из тех людей, с которыми подчиненные даже и не пытаются спорить.

Как и все его люди, для перевозки имущества Ньютон использовал верблюдов. Спустя три недели после обнаружения трупа Мэйдстоуна он отправился в путь с тремя своими вьючными верблюдами, чтобы учинить внезапную инспекцию на участке Изгороди близ Лейк-Фроума. По пути на север он рассчитал уезжавшего в отпуск фэнсера[3], отвечавшего за часть участка южнее Квинамби. Далее он добрался до центральной усадьбы скотоводческой фермы, куда ходил почтовый автобус из Брокен-Хилла, привозивший им почту и деньги в счет жалованья.

На этот раз Ньютона ждал не только мешок с почтой, но и пассажир. Он внимательно ощупал глазами выбравшегося из автобуса парня.

Прибывший являл собой полную противоположность Ньютону. Он был гладко выбрит, походку имел легкую и пружинистую, глаза — синие, лучистые, взгляд — проницательный. Дорожный костюм и обувь выдавали в нем горожанина, однако толстая скатка одеял, которую он достал из багажника, свидетельствовала, что и с жизнью в буше он знаком не понаслышке. Он сложил свой багаж на опору водяного бака, подальше от шныряющих вокруг собак, и обернулся. Перед ним стоял Фред Ньютон.

— Вы новый фэнсер? — растягивая слова, спросил Ньютон.

— Да, я новый рабочий. А вы, видимо, Фред Ньютон? Меня зовут… Боннэй, Эдвард Боннэй.

— Сейчас я разберусь с почтой и дам кое-какие поручения шоферу автобуса. А вы пока упакуйте свое снаряжение и провиант. Верблюды лежат там, за домом. А потом мы могли бы выпить с вами по кружке чая.

Мужчина, назвавшийся Эдвардом Боннэем, обвел взглядом домики фермы Квинамби. Самым большим из них был деревянный хозяйский дом с огромной верандой. Забор из проволочной сетки защищал его от скота и кроликов. За хозяйским домом помещались депо для сельскохозяйственных машин, склады, сараи и бараки для работников. Вплотную к дому примыкали собачьи конуры с бесчисленными обитателями — австралийский скотовод неразлучен со своими верными и старательными овчарками. Здесь, как и на большинстве ферм, среди псов были почтенные мастера своего дела, заслуженно получающие лучшие куски и пользующиеся привилегией ездить вместе с хозяином на машине-комби, тогда как более молодым их сородичам приходилось, высунув язык, нестись рядом. Двор сверкал чистотой — владелец определенно был человеком весьма основательным. Хозяйский дом лишь недавно был заново окрашен. Все это успел приметить цепкий взгляд приезжего, шагавшего рядом с Ньютоном к задней стороне дома.

За машинным депо лежали пять мирно жевавших корм верблюдов. Животные были оседланы под всадников и под вьюки. Чуть подальше горел костер. Пламя лизало наполненный водой походный котелок. День был великолепный, не жаркий и без пыли. Вода еще не закипела, и Эдвард Боннэй, не теряя понапрасну времени, вытащил из кармана конверт.

— Оригинал этого предписания вы, очевидно, уже получили? — спросил он.

Ньютон кивнул. Письмо пришло неделю назад.

— Шеф полиции в Крокен-Хилле сказал, что я могу рассчитывать на вашу помощь и полную поддержку, — продолжал Боннэй, бросая конверт в огонь. — И что вы будете хранить абсолютное молчание. И еще сказал, что вы устроите так, чтобы я работал на участке Изгороди к востоку от колодца. То есть поблизости от места, где был убит Мэйдстоун. Я специализировался на делах подобного рода, но мне необходимо поподробнее ознакомиться с местом преступления.