Кьята

— Хорошая мысля! — подыграл молодой дознаватель совершенно пьяным и усталым голосом. — Отлить — и баиньки! Зад мой хоть отдохнет от седла!

Проходя мимо столика с наемниками, Джул пошатнулся и с пьяным смехом повалился прямо на их столик. Вопль солдат удачи и пьяные извинения дознавателя прозвучали практически одновременно.

— Какого хрена ты творишь!

— Прошу… ик… меня простить, господа!

Ответить кондотьеры не успели — Горота и Мерино синхронно опустили на их затылки короткие дубинки. Два тела без звука рухнули на пол.

— Третий за подмогой пошел, — Мерино перешел на шёпот. На шум из кухни выглянул хозяин заведения. Мерино продемонстрировал ему золотой ори, который затем положил на стол кондотьеров, и прижал палец к губам. Трактирщик понятливо кивнул и скрылся на кухне. Мозг Мерино лихорадочно просчитывал варианты дальнейших действий.

Первый — вскочить на коней и бежать. Второй — устроить засаду на тех, кто охотился на них. Первый никаких особых проблем не предполагает, но имеет ряд минусов. Преследователи никуда не денутся, а дорога одна. Да и претило дознавателю бежать от неизвестных, привык уже, что бегают от него. Второй вариант, в случае удачной реализации, снимал все минусы первого, но был непрост в исполнении. Мерино не знал количества противников, их местонахождения и, главное, их возможностей.

Он коротко изложил свои соображения.

— Шансов немного, — шепнул Джул. — Надо уходить.

Горота только поддержал его кивком. Мерино не стал спорить, лишь с сожалением, но согласно кивнул. Шансов устроить засаду тем, кто устроил засаду им, и правда было мало.

— Тогда седлаем лошадок и выводим их за двор.

У них почти получилось. Тенями выскользнули из остерии, оставив на полу два бесчувственных тела наемников, незаметно вошли в конюшню. Уже вывели за двор лошадей, уже вскочили в седла, как из темноты раздался голос.

— Далеко собрались, синьор Лик?

У говорившего был низкий голос и отчетливый карфенакский акцент, глотавший букву «р». Вопрос «кто?» отпал моментально. Кавальер ди Одетарэ, его «коллега». Видимо не простил обиды, полученной в столичном трактире. Хотя, может, и не было никакой обиды, просто приказ получил от начальства — устранить его отряд. Странно, что его люди просто не перестреляли их в темноте? Почему заговорил? Нет, тут явно обида и желание поквитаться.

— Спускайтесь на землю и постарайтесь делать все медленно, — продолжил голос. — Тут у меня арбалетчики, и они готовы стрелять. А я бы предпочел сначала поговорить. Есть к вам вопросы, синьор Лик.

Мерино не успел даже чертыхнуться, как Джул неуловимым движением кинул что-то в сторону говорившего и, пригнувшись к холке коня, проорал:

— Ходу!

Инстинкты сработали быстрее сознания, Мерино вонзил каблуки в бока своей лошади, посылая ее в галоп с места, а сам, пригибаясь к шее животного, делая из себя неудобную мишень. По левую руку, там, откуда исходил голос карфенакеца, расцвел огненный цветок, высветив пятерых людей, стоящих широким полукольцом, а затем раздался грохот.

«Алхимическая бомба! Купил-таки!» — мелькнул образ: накануне выезда они стоят в алхимической лавке в Февер Фесте и торговец называет сумму за пороховую бомбу, которая каким-то чудом может взрываться без фитиля. У них лезут глаза на лоб, но в глазах горит мальчишеская жажда обладания такой волшебной вещью.

А затем все мысли вылетели из головы, выдуло ветром. В почти полной темноте (слава новолунию и тучам!) они несутся, полностью отпустив вожжи, давая лошадям самим выбирать дорогу. Недолго, меньше минуты, ровно столько, сколько нужно, чтобы уйти из дальности полета арбалетного болта. Затем Мерино останавливает лошадь. Рядом с ним на дыбы встает животное Горота, с прилипшим к спине маленьким наездником, а вот коня Джула, как и его самого, не видно.

— Три болта в спину!.. Не жилец… — выдыхает Горота.

— Драть!.. — бросает Мерино. Ориентируется по сторонам и быстро принимает решение. Жесткое и неприятное. Но единственное правильное при раскладе «двое против пяти».

— Уходим! Драть! Уходим!

И эхо ругательств от Горота, который тоже все понимает.

И снова каблуки в бока бедной лошадке. Потом будем жалеть. Сейчас — выжить.