Прислужник своего «Естества»

Лицо, занявшее весь центр экрана, не подкачало: миловидное и очень жизнерадостное. Красива, да. И тело — чудесно. Да, то, что нужно!

Он ткнул клавишу связи с диспетчерской.

Чернота на втором справа экране сменилась изображением огромной комнаты со сложной аппаратурой и многочисленными циферблатами и дисплеями на стенах, но почти сразу же весь экран заняло лицо начальницы смены — сегодня опять дежурила сестра Анна. Начальство! Не сказать, что она не нравилась Андрею, но… Что-то имелось в её бледно-голубой коже, каменно-замороженном выражении, и глазах чуть навыкате — от рыбы.

Он удержался от того, чтоб поморщиться. Плевать на лицо. Зато фигурка у этой женщины — закачаешься! Почти как у выбранной им модели. Он сказал:

— Доброе утро, сестра Анна.

— Здравствуйте, Андрей. Слушаю вас? — она могла бы и не изображать вопросительных интонаций: отлично знала, для чего он звонит по четвергам. Как, собственно, знал и ждал этого и весь остальной персонал Андропризона.

— Я выбрал. — он моргнул, затем щелчком клавиши отправил изображение на экран диспетчерской, — Вот. Я думаю, Совет одобрит кандидатуру.

— Я приняла. Матрица… — она чуть прищурилась, вглядываясь в лицо и номер, как всегда выведенный в правый нижний угол экрана (Близорука стала, что ли?! Стареет?!) идентифицирована. — собственно, и Андрей, и Анна, и опять-таки — весь персонал чудовищного подземного комплекса знал, что решение Совета является чистой формальностью, и кандидатка, которую выбрал Донор, «достойна», и будет наверняка утверждена (А других в каталог Выбора и не попадает!) десятком пожилых и «умудрённых» опытом женщин. А изготовление биокуклы начнётся фактически с того момента, когда он передаст изображение «избранницы» в Диспетчерскую. Ну и правильно.

Нечего тянуть с неизбежным.

— Отлично.

— Какие-нибудь дополнения, изменения?

— Да. Если можно — рост не более ста пятидесяти девяти, вес — сорока восьми. Талия — не больше шестидесяти одного, объём бёдер — девяносто один. Грудь пусть останется второй номер.

И ещё. Родимое пятно на левой щеке желательно всё же убрать.

— Сделаем. Что ещё?

— Ничего. Остальное меня устраивает.

— Отлично. Матрицу приведём в соответствие. — А он и не сомневался! Попробовали бы они!.. (Он уже однажды отказался, когда талия акцепторши оказалась «не приведена»! Имел полное право! Ведь если что-то и прописано точно в его Договоре, так это, вот именно — его право на отказ, если не соблюдены… И так далее.) — Надеюсь, на изготовление уйдёт как всегда, не более трёх часов.

— Прекрасно. Благодарю. — он снова старался говорить чётко выговаривая слова, и равнодушно-деловым тоном, — В таком случае можно подавать обед. И я прошу вас, Анна, проследить лично за тем, чтоб казы было не меньше пяти ломтиков.

— Будет сделано.

— Хорошо. — он покивал, — В таком случае, всего доброго.

— И вам, Андрей, мои наилучшие пожелания.

Он отключил Диспетчерскую.

Посмотрел на руки, поворачивая кисти перед собой.

Дрожат, гады. Можно подумать, он снова там, в мире грёз, что зовутся наведёнными кошмарами. Хотя с момента, когда его «разбудили», и привели тело в порядок, прошло уже больше года, всё равно — ощущение того, что всё может вернуться, почему-то не оставляет до сих пор.

Вернуться к пыткам!..

Он этого вовсе не желает. Стало быть, нужно…

Выполнять. То, что полагается выполнять по Договору. Уже с его стороны.

Он снова глянул на руки: нет, мышцы на них, как и во всём теле, восстановлены отлично. Чертовы процедуры и изматывающие тренировки, когда он пытался снова обрести полный контроль над пролежавшим в неподвижности пять веков телом, позади.

Он — снова он.

В полном объёме.

Но всё же хорошо, что во время разговоров он теперь приспособился класть руки на стол пульта перед собой, и держать полусжатыми в кулаки — так его чёртов тремор практически (Ну, он на это надеялся!) не заметен — ни живым наблюдателям, ни компьютерным программам.

Впрочем, кому он голову морочит?!

Вон, на потолке во всех углах — чёрненькие бусинки видеокамер. Он не сомневался, что они есть даже в туалете его камеры. А, возможно, и в унитазе — ну как же! Нужно контролировать, чтоб акт дефекации у единственного, и, следовательно, самого ценного и хорошо охраняемого, заключенного Андропризона, происходил без эксцессов!..

Он прошёл в зал, где обедал. Стол доставки как раз коротко звенькнул: первое пришло. Андрей хлопнул ладонью по центру стола. Пластина, перекрывавшая люк, ушла в столешницу, и из толстой, с добрых два фута, ножки, лифт выдвинул круглый поднос. С тарелкой, от которой шёл пар, ложкой, и двумя ломтиками серого хлеба с отрубями.

Андрей поднос с лифта снял. Поставил перед собой. Сел на простой деревянный стул. Развернул хлопчатобумажную серо-белую салфетку, сложенную в аккуратный треугольник, положил на колени.

Повеситься, как он одно время планировал, на верёвке, сплетённой из разорванных на полосы салфеток никогда бы не удалось: по толщине они были тоньше папиросной бумаги, и выдержать могли бы разве что крысу.

Крыса.

Сколько раз он сравнивал себя с ней. Особенно вначале.

Однако потом поверил-таки в «глубочайшие заверения» и взывания к его сознательности и совести. Вернее — сделал вид. И — стал вести себя «прилично».

Если под этим термином понимать не больше не меньше, как согласие добровольно находиться в сексуальное рабстве.

Да, он — раб. Прислужник. «Производитель». Спермы.

И его тут, в Андропризоне, используют.

С другой стороны, как ему достаточно часто указывают, и как он и сам умом отлично понимает — его положению мог бы позавидовать любой падишах, шейх или эмир. Словом — обладатель гигантского восточного гарема.

Потому что женщин, реально доступных Андрею — миллионы. Нет, правда — миллионы! Он так до сих пор и не смог ни разу долистать чёртов Каталог до конца — даже если смотрел на кандидатку не больше секунды, к восьмому-десятому часу глаза начинало резать, словно туда насыпали песка, а череда великолепнейших, породистых самок на экране всё не заканчивалась…

Единственное, что хреново — то, что вживую, так сказать, непосредственно, ему ни с одной из избранных им кандидаток побывать так и не удалось. Да и не удастся.

Его тюремщики объясняли это максимально просто. И, в-принципе, правдоподобно. У него в организме нет антител и прочих прибамбасов, могущих предохранить его от супернавороченной заразы, которой сейчас полно в крови всех этих «ныне живущих». И достаточно будет просто погладить кожу, поцеловать, подышать рядом, (Не говоря уж о том, что он делал с этими избранницами потом!) и он умрёт мучительной смертью.

Оставив без Будущего целую расу.

Ну, это ему опять-таки — так объяснили. Понимая, что он, как мужчина, должен, и будет руководствоваться доводами, скорее, рассудка, чем эмоциями.

Покончив с борщом, он поставил поднос с пустой тарелкой снова на платформу лифта.

Лифт немедленно ушёл вниз, а пластина броневой стали мгновенно перекрыла отверстие. Андрей отлично знал, что пластина по прочности похожа на титановую — однажды пробовал её заклинить тем же подносом, чтоб попытаться сбежать по шахте лифта в кухню. Или откуда там к нему поступают тарелки с пищей.

Ага, два раза. Поднос смялся так, словно был из бумаги, а удержать кромку пластины не смог бы, наверное, и сам Геракл: усилие на ней достигало, похоже, не меньше полутоны. Андрея тогда от лишения пальцев спасла лишь мгновенная реакция — успел отдёрнуть их до того, как острый край достиг пазов. Но и так вмятины на коже исчезли лишь спустя пару дней. Плюс выслушивание неизбежного брюзжания от Координаторши: «Как вы могли! Безрассудно пытаться сбежать — вас повсюду ждёт смерть! И смерть — мучительная! Только очищенный воздух и стерилизованные продукты Бункера позволяют вам выживать здесь, в этой камере! Мы заботимся о вашей же безопасности! Поверьте: за вашу жизнь и здоровье отвечают буквально тысячи работниц!»

Ах, Анна, Анна… Встретиться бы лично. Уж он бы объяснил — про свою «безопасность»!..

На второе сегодня оказался бифштекс. С кровью, но отлично прожаренный. Отдельно на блюдечке с подложенной снизу изящной кружевной салфеточкой лежало пять ломтиков казы — восточной колбасы из конины. Которая отлично способствует. И повышает. То, что положено повысить через… — он кинул взгляд на часы, висящие над дверным проёмом, — примерно два с половиной часа.

Заедая бифштекс картофельным пюре с подливой, Андрей подумал, что мог бы и не выдрючиваться, заказывая эту самую казы — всё у него и так (Тьфу-тьфу!) работает, как, вот именно — часы. На «полтретьего!» Но всё-таки…

Всё-таки он отлично понимал, что «работоспособным», а точнее — донором активной спермы, то есть такой, где сперматозоиды шустрые и живучие, сможет служить ещё максимум семь-восемь лет. На момент разморозки ему было сорок пять. Насколько он помнил, примерно так же было и двум героям из знаменитого когда-то фильма Вайды «Сексмиссия, или новые амазонки». Где уже была чётко обозначена ситуация, практически идентичная той, в которой оказался он.

Конечно, он не знал, что из того, что сообщили ему его «размораживальщицы» — правда, а что — нет. Но по их версии человечество лишилось навсегда той половины, что зовётся «мужественной». Произошло это от того, что ещё в двадцать первом веке из набора мужских ген и хромосом вдруг стала стремительно исчезать эта самая, отвечающая за «мужественность», хромосома Игрек. За каких-то тридцать лет число тех мужчин, кто не мог иметь потомство, достигло девяноста процентов.

За остальными, «продуктивными», женщины тогда буквально гонялись: чтоб получить хоть какое-то потомство! Вот, наверное, «весело» было таким «осесенителям»!..

Андрей подумал, что неплохо бы почитать какую-нибудь художественную литературу тех времён. Наверняка кобели-производители нагло и цинично пользовались положением. Ещё, небось, и придирчиво выбирая: «С тобой не хочу, несимпатичная, и с тобой тоже — толстая, и ты старовата для меня, эксклюзивного молодца-красавца… А вот ты — пошли. Давай, ложись, раздвигай… А теперь — поработай-ка: ты сверху!..»

Сколько возможностей для создания поистине «драматических» романов!..

Впрочем, художественной литературы той эпохи почти не сохранилось. Архивы попали к нынешнему поколению амазонок, как ему объяснили, уже практически сгнившими. Это те, что были на бумажных носителях. Те же, что хранились в компьютерах, или на флэш-памяти, просто разложились, рассыпались в микрокристаллы кремния. Пусть и химически чистого, но абсолютно бесполезного… А произошло всё это потому, что те, кто выжил в чудовищной эпидемии, случившейся в середине двадцать первого века, утратили большую часть того, что называется «техническими и научными знаниями».

А ещё бы им их не утратить. По версии опять-таки Координаторши, влачащие жалкое полуголодное существование на подножном корму, словно дикие первобытные племена, немногочисленные выжившие группки носа не высовывали из джунглей центральной Африки, вот именно — боясь подцепить какую-нибудь заразу.