Дело об убийстве маркиза де Лианкура

— Все, кто присутствовали в тот момент на месте преступления, видели графа де Лорма, склонившегося над раненным в грудь маркизом де Лианкуром, готовым испустить последний вздох. Кровь на его руках была самым ярким доказательством его вины. Однако впоследствии были обнаружены и иные улики, подтверждающие его злобный замысел. В его доме на Королевской площади были обнаружены написанные его рукой письма в адрес его друзей: маркиза Ардена и графа де Фонтейна, в которых он обсуждал возможность продажи им части земель Лианкура, а также рыцарям Элоту и Герлану, находящимся в настоящее время в луаре Синего грифона. Указанным алкорцам он сообщал, что очень скоро станет маркизом де Лианкуром и сможет влиять на политику при дворе, а также на ход переговоров между нашим королём и альдором. То, что он заранее готовился к убийству своего деда, может подтвердить и свидетель обвинения барон Аларед, служивший графу де Лорму оруженосцем. Я прошу суд допросить его в этом зале.

— Пригласите свидетеля и приведите его к присяге, — распорядился судья.

Клерки суда тут же отправились выполнять его приказ, и в зал, гордо подняв голову, вошёл Эдам в новеньком, богато отделанном камзоле. Он прошествовал к кафедре, которую уступил ему обвинитель и, подняв руку, принёс присягу о том, что обязуется говорить правду, а также осознаёт, что если он нарушит эту клятву, то будет наказан в соответствии с королевским эдиктом.

— Назовите ваше имя и сообщите, кому вы служите, — потребовал клерк после этого.

— Я Эдам Ариан барон Аларед, ваша честь, служу оруженосцем барону де Сегюру графу де Лорму.

— Что вы можете сказать об убийстве маркиза де Лианкура? — спросил судья, строго взглянув на юношу.

— К сожалению, ничего, — пожал плечами тот, — потому что, отправившись на пир к господину коннетаблю, его сиятельство не пожелал взять с собой ни меня, ни другого оруженосца Шарля Дарси. Мы остались дома и о случившемся узнали, лишь когда маркиз Делвин-Элидир привёз домой госпожу графиню. Она была в слезах и сказала, что маркиз ранен, а нашего хозяина арестовали.

— Позвольте, ваша честь! — вскочил с места прокурор, и Ковелье кивнул ему. — Господин барон, говорил ли вам ранее ваш хозяин, что намерен убить своего деда и забрать себе Лианкур?

— Нет, господин королевский прокурор, ничего подобного он никогда не говорил.

— Он выражал недовольство тем, что маркиз стесняет его в средствах и нерачительно относится к своим землям?

— Мой хозяин заботами маркиза де Лианкура теперь очень богат и в средствах не стеснён, — возразил юноша. — Что же до земель, то, насколько мне известно, у моего графа и со своими землями забот хватает, не то чтоб зариться на чужие. К тому же он всегда с уважением относился к своему деду и обращался к нему с надлежащей почтительностью, а последнее время я начал замечать, что между ними появилась и родственная привязанность.

— То есть вы утверждаете, что ваш хозяин не убивал маркиза де Лианкура?

— Данная мною только что клятва не позволяет мне делать заявлений относительно того, чему я лично не был свидетелем, на месте преступления меня не было, потому я не вправе судить об этом. Однако если вы спросите меня о том, что я об этом думаю, то я скажу вам, что мой хозяин не мог сделать ничего подобного, потому что он благородный рыцарь и почтительный внук.

— Но на предварительном допросе вы говорили совсем другое! — нахмурился прокурор.

— На предварительном допросе я ничего подобного не говорил, господин обвинитель, — парировал Эдам. — То, что происходило, нельзя было назвать допросом, поскольку меня просто били и требовали повторить на суде ту ложь, о которой вы говорите. Меня арестовали без предъявления приказа об аресте, заперли в крысиной норе и таскали в камеру, где какие-то люди избивали меня и угрожали убить, если я не буду свидетельствовать против хозяина. Я отказывался. Однако, понимая, что после суда моя жизнь не будет стоить и ломаного гроша, я был вынужден принять предложение графа де Полиньяка, который обещал выплатить мне триста золотых марок, если я всё же оговорю моего господина. Я согласился, однако, сейчас я принёс присягу перед лицом богов и короля, и эта клятва для меня выше, чем данное ранее обещание коннетаблю.

— Этот мальчишка лжёт! — крикнул с места взбешённый де Полиньяк.

— Я могу предоставить суду в качестве доказательства моих слов как полученные мною деньги за вычетом тех, что я вынужден был потратить на покупку новой одежды взамен испорченной в темнице, так и следы побоев, которые эта одежда скрывает, — пожал плечами юноша. — К тому же, хочу обратить внимание, что я хоть и служу оруженосцем, но я дворянин, я барон крови, я верный слуга короля, участвовавший как в горном походе короля Ричарда, так и в походе на луар. Потому я считаю эти обвинения во лжи оскорбительными.

— У прокурора есть вопросы к свидетелю? — поинтересовался невозмутимый судья. — Может, у подсудимого есть вопросы к нему? Что ж, господин барон, вы можете покинуть зал или остаться здесь как слушатель.

Чинно поклонившись королю и суду, Эдам отошёл к скамье и сел рядом с Теодором Шарбо, следившим за происходящим с явным удовольствием.

— У вас есть ещё свидетели, господин обвинитель? — взглянув на прокурора, спросил Ковелье.

— У меня есть свидетели, которые могут подтвердить, что это граф де Лорм убил некого Паже, являвшегося свидетелем его преступления, — не совсем уверенно произнёс тот.

— Мы сейчас рассматриваем дело об убийстве маркиза де Лианкура, а не некого Паже, — напомнил судья. — К тому же, насколько мне известно, с момента ареста обвиняемый находился в камере под охраной службы прево, потому ваше утверждение о том, что он умудрился убить какого-то свидетеля, выглядит, по меньшей мере, странным. У вас есть ещё доказательства его вины или свидетели?

— Нет, ваша честь.

— У подсудимого есть вопросы к обвинению?

— Да, ваша честь, — поднялся с места Марк. — Я хотел бы взглянуть на письма, которые якобы нашли в моём доме.

— Предъявите подсудимому эти доказательства, — распорядился судья.

Клерк тут же поднёс ему папку. Марк раскрыл её и просмотрел бумаги.

— У меня нет вопросов, ваша честь, но я заявляю, что эти письма — подделка. Это несложно доказать, потому что слишком многим, бывавшим при дворе короля Армана, известно, что я ещё в те годы был дружен с маркизом Арденом. Мы были подростками, он был лишь на пару лет старше меня, и между нами сложились дружеские отношения. С тех пор мы всегда обращались друг к другу по имени, а в этом письме я почему-то обращаюсь к нему официально, да ещё с перечислением всех его титулов и регалий. Граф де Фонтейн и вовсе в течение нескольких лет был моим подчинённым, и перед ним я тоже не стал бы так расшаркиваться. К тому же мне совершенно точно известно, что ни Арден, ни Фонтейн не обладают достаточным богатством, чтоб скупать земли на юге, и подобное предложение к ним о продаже земли было бы, по меньшей мере, неуместно. Что касается Герлана и Элота, то их совершенно не интересуют мои амбиции и переговоры о мире, поскольку первый давно оставил службу и живёт своим домом то здесь в Сен-Марко, то в луаре у родственников жены. Элот же — лишь капитан при энфере Синего грифона, он хорошо известен многим нашим рыцарям, и они могут подтвердить, что он не лезет в дела своего сюзерена и не занимается политикой. Если мои объяснения требуют доказательств, то я прошу вызвать в суд в качестве свидетелей маркиза Ардена и графа де Фонтейна.

— Я протестую, ваша честь! — воскликнул прокурор. — Это воспрепятствует быстрому рассмотрению дела в суде! Подсудимый намеренно тянет время.

Марк пожал плечами.

— Тогда я прошу допросить барона Аллара, барона Адемара и маркиза Делвин-Элидира, которые могут рассказать о моих отношениях с маркизом Арденом, а также королевского гвардейца Клемана и капитана Арно, служивших под моим началом вместе с Фонтейном и Герланом. Относительно Элота пояснения суду может дать алкорский посланник барон Фромен. Поскольку все указанные лица находятся сейчас во дворце, а трое из них — непосредственно в этом зале, то никакой задержки процесса не будет. Кроме того, я прошу суд предъявить представленные обвинением письма вместе с иными документами, написанными моей рукой, сведущему в почерках человеку, который изучил бы их с целью установления подлинности или подделки.

— Поскольку обвиняемый отрицает подлинность представленных обвинением доказательств, суд считает обоснованным его просьбу, — провозгласил Ковелье.

— Ваша честь, — произнёс Марк. — Мне тоже надоело сидеть в камере и не хочется впустую тратить время его величества и королевского суда. Я прошу вас допросить одного единственного свидетеля, после пояснений которого уже не будет нужды в проведении других действий.

— Что может пояснить ваш свидетель? — уточнил судья.

— Он может рассказать, что произошло на самом деле, как был ранен маркиз де Лианкур, и кто на самом деле это сделал.

— Почему суду неизвестно, что такой свидетель имеется? — Ковелье сурово взглянул на обвинителя, но тот картинно пожал плечами и закатил глаза. — Кто ваш свидетель? — спросил судья, взглянув на Марка.

— Его сиятельство маркиз де Лианкур, — ответил тот с улыбкой.

— Но… — начал было Ковелье, и тут к нему подбежал бледный и испуганный клерк и что-то зашептал на ухо. Судья изумлённо взглянул на него, и он закивал. — Пригласите его, — решительно кивнул Ковелье.

Клерк выбежал из зала, присутствующие на заседании придворные недоумённо перешёптывались, поглядывая то на графа де Лорма, который выглядел триумфатором, то на короля, с искренним любопытством следившего за происходящим. Наконец, гвардейцы распахнули двери, и по проходу между скамьями гордо прошествовал маркиз де Лианкур в своём немного старомодном бархатном наряде, и на его груди вызывающе блестела копия цепи коннетабля королевства.

От Марка не укрылось, как поспешил к дверям сидевший на задней скамье Брикар, но только усмехнулся и, отыскав среди зрителей барона Адемара, с улыбкой кивнул ему.

— Ваше сиятельство, выходит, вы живы? — спросил Ковелье, не скрывая своего в какой-то мере радостного изумления.

— Я приношу извинения как моему королю, так и королевскому суду, — поклонился старик, — и могу объяснить эту странную ситуацию лишь тем, что я действительно едва не был убит и, опасаясь за свою жизнь, счёл возможным распространить слух о своей смерти, дабы обмануть покушавшегося на меня убийцу.

— Можете ли вы рассказать, что произошло на самом деле? — спросил судья.

— Позвольте мне сперва, как положено, принести присягу, чтоб мои показания были надлежащими, поскольку я намерен сейчас в этом зале указать на человека, покушавшегося на меня.

Подняв руку, он произнёс слова клятвы и снова взглянул на Ковелье.

— Хочу сразу же сказать вам, ваша честь, что мой дорогой и любящий внук граф де Лорм не имеет никакого отношения к этому вопиющему злодейству. И мне больно видеть его на этой скамье, потому я поспешу рассказать о том, что произошло в тот день в доме графа де Полиньяка с тем, чтоб это место занял тот, кто этого заслуживает. Во время пира ко мне подошёл лакей и сказал, что мой внук просит меня пройти в дальнюю гостиную для разговора один на один. У меня не возникло сомнений, что это так и есть, поскольку в этот момент Марк взглянул на меня, и я счёл это подтверждением его просьбы. Вслед за лакеем я прошёл в дальние помещения и, оказавшись в той комнате, заметил позади себя движение. Тот человек подскочил ко мне, вырвал из ножен на моём поясе кинжал и попытался ударить меня в сердце. Однако я схватился за рукоятку кинжала и попытался увернуться. Увы, я уже не так силён и расторопен, как в былые годы, и клинок всё же вонзился мне в грудь. Я упал на пол, а тот человек настороженно взглянул на дверь и поспешно вышел в другую, скрытую за портьерой. Именно тогда на пороге и появился Марк. Увидев, что я ранен, он сразу кинулся на помощь, опустился рядом на колени и приподнял меня. После этого я и лишился чувств.