Как лягут кости (редакция 2019 г)

Глава 7

Пахло жженой свиной щетиной и жареной камбалой. Я поморщился и, поднявшись на ноги с земли, отошел от трупа. Вернемся домой, усажу Наташку в ванну и заставлю отмываться. Да и сам, наверное, залезу в воду. И не только из-за пропитавшего все вокруг мерзкого запаха.

— Что скажешь, Наташа? — обратился я к девушке, все еще возившейся с трупом.

— Мало чего. Нам определенно повезло, что шашлычника спугнули. Но, судя по татуировкам, погибший из наших клиентов. Нужно будет посмотреть в картотеке…

— Что-нибудь еще? — я оглянулся на Орлова, все еще разговаривающего со свидетелем. Хороший парень. Нормальным, хорошим ментом станет. Только если правильным путем пойдет. Ну или по распределению к нам попадет, когда Академию закончит. Мы плохому не научим.

— Рана у него очень интересная. Взгляни, — попросила Наташа. Я склонился, вгляделся:

— Ничего интересного не нахожу. Рана как рана, — пожал я плечами.

— Ты не так смотришь, — усмехнулась Наташа. — Тут все не так просто. И не только потому, что рана была нанесена чем-то непонятным. Я не могу сказать, что это был нож…

— А что же? — удивился я. На мой взгляд рана была нанесена именно ножом, но я не эксперт, да и Наташе я привык доверять. Сказала, что не нож, значит действительно это было что-то другое.

— Сложно сказать. Края раны неровные, словно у лезвия были зубчики…

— Пила, что ли? — воскликнул я.

На мой возглас обернулись и Орлов, и свидетель, им опрашиваемый. У свидетеля, небольшого роста старичка, сразу стал такой затравленный вид… В чем-то я его понимаю. Даже мне, видевшему мертвых уже много раз, это зрелище не предоставляет никакой радости… А какого ему, человеку, который уже стоит на пороге посмертия и все не решается сделать последний шаг…

Кстати, интересно, о чем старичка так долго опрашивает Орлов? Ведь история банальная и ее можно рассказать в пару минут. Даже если у вас прогрессирующий склероз, и вы забываете все, что сказали некоторое время назад…

Свидетель, то есть нам уже известный старичок Пантелеймон Зурабович, возвращался домой с прогулки, когда заметил нечто странное: некий молодой человек в красной футболке и темно-синих джинсах скакал по поляне так, словно исполнял какой-то бесовской танец. Только вот в руках у паренька был не бубен или череп, а бутылка. А от нее на сотни метров разило бензином. Не успел Пантелеймон Зурабович окликнуть придурка, как вспыхнуло пламя. Ну старичок и заорал на весь свет благим матом. А паренек оглянулся, улыбнулся, и будто его и не было...

Вот так все и произошло. Если бы не Пантелеймон Зурабович, то достался бы нам очередной обгоревший до неузнаваемости труп. А так… Труп, конечно, есть. Но он не сильно пострадал. Не считая небольшой поджарки и огромной раны на шее...

— Возможно, — произнесла Наташа, прервав мои размышления. Я вздрогнул, представив, как наш шашлычник сосредоточенно пилит старой, уже заржавевшей и тупой пилой шею своей очередной жертвы.

— Вот еще. Зарики шашлычник не смог положить в глазницы, но оставил их рядом с трупом, — сказала Наташа, поднимаясь на ноги. — На них была цифра “4”. А под трупом есть еще одна характерная для шашлычника надпись. “⅓=1”. Думаю, бессмысленно спрашивать, понятно ли тебе что-нибудь. Потому что я ни фига не понимаю.

— Если ты про цифры, то да, — кивнул я. — Где третий?

— Какой еще третий? — удивилась Наташа.

— Ну как же! На дайсах какая была цифра? Четыре! А на предыдущем трупе — “2”. Дайсами наш шашлычник отмечает очередность жертв. По крайней мере, мне так это видится. Поэтому возникает вопрос: где третий?

— А тебе не кажется, Паш, что ты перебарщиваешь? Слишком сложно, на мой взгляд, — поморщилась Наташа.

— Ничего сложного, — пожал я плечами. — Я так это вижу. Но самое главное: у нас есть теперь небольшое преимущество.

— Это ты про то, что шашлычник не сжег труп до конца?

— Ну да, — кивнул я.

— И в чем здесь преимущество? Ну установим мы имя жертвы… А что дальше? Вдруг это просто случайность?

— Наташ, ты же знаешь, что случайности в нашем деле крайне маловероятны, — произнес я.

— Ты это Пантелеймону Зурабовичу скажи. Он до сих пор не может отойти от такой вот случайности.

— От похмелья он не может отойти, а не от увиденного, — усмехнулся я. — Орлов ему уже, кажется, все запасы конфет с коньяком скормил…

— А, вот чего он так долго его опрашивает? — улыбнулась Наташа.

— Ага, — кивнул я. — Между прочим, эти конфеты тебе предназначались…

— Так, — строгим тоном произнесла Наташа. — Пора заканчивать допрос и гнать этого свидетеля в шею. А то потом будут ходить в народе рассказы, как мы бедных старичком спаиваем…

— Успокойся, Наташ, дома у нас есть точно такие же конфеты, — произнес я. — Вернемся с работы, и лопай их сколько влезет…

— Меня одно беспокоит… — неожиданно задумалась Наташа. — Как шашлычник так просчитался? Он же всегда выбирает безлюдные места… А тут уже дважды нам показался. Зачем?

— Думаю, все просто. Он очень самоуверен, — ответил я. — И играет с нами. А то, что его засекла видеокамера и Пантелеймон Зурабович… Сама понимаешь, Наташа, это не улики даже. Что мы видели на картинке? Размытый силуэт. И только. А старик? Спроси его сейчас, он тебе двадцать описаний шашлычника сделает. И ни одного правдивого. Я более чем уверен, что шашлычник все это знает. И потому позволяет себе такие вольности. Тем самым он показывает, что не боится нас.

— А как же труп? — спросила Наташа. — Он же всегда их прожаривал до неузнаваемости. Разве это не ошибка?

А труп… Не уверен, что он нас наведет на какой-нибудь след. Скорее всего, тут действительно сработал случай, — серьезно ответил я и повернулся к Орлову: — Дима, заканчивай со свидетелем!

Мои слова не убедили Наташу, я это хорошо видел, но она не стала спорить, только вздохнула и позвала санитаров, что уже несколько минут сидели неподалеку.

— Много времени уйдет на установление личности убитого? — спросил я спустя некоторое время, когда мы уже сели в машину и ехали в РУВД.

— Не думаю. Лицо хорошо сохранилось. И татуировок достаточно для опознания. Я, конечно, не специалист ФЭС, но все-таки кое-что умею…

— Да ладно тебе, Амелина не дотягивает до твоего уровня, — засмеялся я.

— Кто бы говорил, Круглов местного пошиба, — усмехнулась Наташа.

Сериал “След” был одним из наших с Наташей любимых. Конечно, убийств, воровства и других приключений нам хватало и на работе, но то, как они расследовались… Это приводило нас в неописуемый восторг, и мы порой подолгу обсуждали, возможны ли такие технологии сейчас. Обычно мы сходились на мнении, что это фантастика… Лишь изредка в этом сериале мы видели то, что стало для нас уже давно обыденностью. Но все равно он нами был любим, и нередко друг друга мы представляли кем-нибудь из героев этого сериала.

Да, глупо, да, немного по-детски. Но в нашей профессии без такого совершенно никак. Или жить с фантазией и юмором, или сойти с ума. Третьего варианта пока для нас не существовало.

Наташу всегда бесило сравнение с Амелиной Оксаной. Не только потому, что по внешности они были совершенными противоположностями, но и потому, что Наташа считала героиню Амелиной туповатой курицей, ничего не умеющей без своего компьютера.

Мне же импонировало сравнение с Кругловым. Были у меня такие самонадеянные мечты — стать похожим на него в его годы.

Конечно, кто-то сейчас скажет, что следак вообще о таком не должен думать. Он должен, просто обязан размышлять только о деле и о том, как ему поймать преступника. Но на самом деле все не так. И следак любит порой помечтать о какой-то хрени, к примеру стать Кругловым из сериала. А еще следак хочет жрать, срать, трахаться, валяться с любимой женой в кровати до обеда и пукать в трубку, когда по ней с ним говорит его начальник. Вот чего на самом деле хочет, наверное, любой следак. И уж тем более, наверное, главной мечтой любого полицейского было и будет одно — не думать о работе. В идеале — вообще не работать.

Кто-то так и делает. Я так не умею. Молод еще, наверное. Я до сих пор не могу смириться, что не раскрыл дело Львинских, не смог спасти милого мальчика Веню, что выбросился из-за навязанных ему долгов из окна восьмого этажа своего дома. У меня было много дел, за которые мне стыдно. Не только как служителю закона, но как человеку. Жаль, что некоторые из моих сослуживцев давно забыли, каково ими быть.

Пока я размышлял, “бобик” привез нас к крыльцу РУВД, где нас уже встречал сам начальник. Шиповалов был явно не в духе. Он нервно прохаживался взад-вперед, то и дело бросая взгляды на дорогу. Когда же машина остановилась возле РУВД, лицо Сани просияло, и он подскочил к “бобику”:

— Паш, не высаживайся, — воскликнул он, едва я открыл дверь. — Дело…

— Саня, мы только приехали! — рявкнул я. — Что, некого послать, что ли?

— Вот именно, — кивнул Саня. — Там дело необычное… А вы у нас лучшие спецы…

— Льстец, — усмехнулась Наташа. — Я могу хотя бы улики по шашлычнику занести в отдел?

— Да, конечно, — кивнул Саня. — Лев Борисович, примите, — попросил он отца Наташи, неизвестно как появившегося рядом.

Наташа аккуратно перелезла через меня и, выйдя из машины, начала что-то рассказывать отцу. Что именно — я не услышал, но обсуждение было довольно бурным.

— Так что случилось? — спросил я недовольно у Сани.

— У нас… оборотень там. Самый натуральный...