Дело советника криминальной полиции

К материалам вскрытия прилагались подробные описания детских лиц с застывшей улыбкой. Специалисты заключали, что дети даже не подозревали об опасности, что убийца, вынул пистолет из кармана и приставил к затылку в обоих случаях внезапно и незаметно, во время игры или веселой беседы. На одежде и теле убитых отсутствовали какие-либо следы насилия, совершенного перед убийством.

В последних папках, которые открыл Вики, содержались извлечения из различных специальных исследований — например, анализ микрочастиц, найденных на месте преступления. Экспертизы — это было известно Вики — не помогли обнаружить преступника, значение их состояло лишь в том, что они помогли бы идентифицировать подозреваемого, если, конечно, его отыщут… В этих последних папках содержались сведения об оружии — что оказалось самым интересным.

В Кнеппбурге и Цорне убийца применил одно и то же оружие. Пистолет калибра 6,35 мм с левосторонней нарезкой ствола, чрезвычайно редко встречающийся, совершенно особенный. Тщательный анализ результатов вскрытия доказал это неопровержимо. Пистолет, однако, не найден… Не найдены и пули, и стреляные гильзы. Поэтому отсутствовали фотографии орудия убийства. Все же один снимок существовал. Подобного пистолета. Представлен пистолет калибра 6,35 мм с левосторонней нарезкой ствола, с рукояткой в перламутровой насечке. Металлический герб устранен, виднелись отверстия от винтов. В одной части снимка весь пистолет располагался на черной доске, в другой — только ствол, а в третьей заснято отверстие ствола, значительно увеличенное. Это был образец орудия убийства. Всего в папках содержалось 15 актов, касающихся пистолета.

Вики заключил, что имеющиеся данные, пусть и весьма важные для полиции, ему мало чем помогут. Для него каким-то следом могло служить лишь последнее сообщение о пребывании Анатоля Брикциуса у Раймунда Себетани на Поточной улице — правда. Вики не понимал, почему подозрение пало на этого человека.

Вики собирался еще раз заглянуть в папку и списать точный адрес владельца виллы, когда в кабинет вошел камердинер.

С подчеркнутой пугливостью он огляделся по сторонам — этот человек редко прибегал к словам. И несмотря на странную усталость, которая все не проходила, Вики улыбнулся.

— Вы особенно не огорчайтесь из-за Турции. — Камердинер присел рядом с Вики. — У кого в жизни не бывает неприятностей — они и в детстве случаются, и в юности — что поделаешь? Полковник Зайбт объяснил бы вам это научно, он увлекается социологией. А знаете, что написал один швейцарский психолог — книга есть в нашей библиотеке: “Человек с юного возраста должен учиться преодолевать трудности, чтобы приготовиться к жизни, которая неизбежно принесет множество разочарований…” Вот так-то, господин Вики, жизнь часто приносит разочарования. — Камердинер бросил беглый взгляд на папки, лежащие на столе — Во всей истории человечества не найдется никого, кто бы прожил без трудностей, неудач, всяких препятствий. Горести и тревоги — верные спутники нашей жизни, таков наш удел на этой земле.

— Да я не беру в голову, — ответил Вики. — Я успел привыкнуть за все эти годы, может, даже больше, чем Март. Учусь не обращать внимания и не думать о его запретах. Хотя и трудно, меня же касается… Но этот запрет — конец света!

Лицо Вики потемнело, взгляд затуманился. Он покосился на камердинера, тот сидел неподвижно, с каменным лицом. Вики снова ощутил вдруг головную боль, не такую, правда, сильную, как утром.

Камердинер между тем продолжал:

— Я, откровенно говоря, не ожидал, что из-за одного-единственного вашего позднего прихода он пойдет даже на то, чтобы запретить вам поездку. Надо мне поразмыслить, может, что и подскажу. Впрочем… — Камердинер наконец пошевелился — рука его легла на папки. — Я давно ожидал какого-нибудь между вами конфликта — из-за господина Пирэ.

— Из-за Барри? Вы думаете, он запретил мне поездку из-за него?

— Скорей всего. Это назревало с тех пор, как он понял, что Пирэ — ваш лучший друг. Как только узнал, что дружба с Барри Пирэ означает для вас нечто большее, чем весь его дом. Как только господин советник почувствовал, что дружба уводит вас из дома в совсем другой мир. Думаю, каждая ваша встреча вызывала у него досаду. Ему казалось, что после посещений дома Пирэ вы стали несерьезно относиться к нему, насмехаться над его образом жизни, что вы ускользаете от его влияния. Вы никогда не задавали себе вопрос, почему отца не беспокоят ваши приятельские отношения с господами Рихтером и Гофманом? Почему он не имеет ничего против них? Вы, похоже, дружите с ними тоже, но мало встречаетесь вне школы… Они редко приходят сюда и почти не звонят… Такие отношения ничем не угрожают ему. Но господин Пирэ — совсем другое дело. Он пригласил вас в Турцию на все каникулы — это для советника уже слишком. Понимаете, господин Вики… — камердинер чуть усмехнулся, — я думаю, он искал случая, подстерегал повод запретить поездку. Мне кажется, он вчера был рад, что вы вернулись поздно. Мне кажется… — камердинер умолк, потому что в холле послышались шаги, но так как там могла проходить только Бетти, снова заговорил: — …что ваш отец против путешествия и дружбы с господином Пирэ еще по какой-то личной причине. Может быть, это у него связано с чем-то личным, воспоминаниями юности. Так бывает, господин Вики. Если кого-то в молодости укусит змея, — продолжал с усмешкой камердинер, — он всю жизнь следит, чтобы дети его не гуляли на солнце по каменистым вересковым урочищам. Если кто-то в молодости проигрывал в шахматы, ему не хочется, чтобы этой игрой увлекались его дети. Ваш отец никогда не любил уступать, но когда-то он вынужден был уступить, спасовать — кто знает, может быть, в дружбе, путешествии или в чем другом… Не знаю, в чем, но ему пришлось потерпеть поражение — не сердитесь, но голову даю на отсечение, что по своей вине… Но у него всегда виноваты другие или же обстоятельства. И если что-нибудь подобное произошло — а я уверен, так оно и было, — не смирился и не забыл. И, по всей вероятности, что-то с ним стряслось в вашем примерно возрасте. Он хочет, удержав вас в своих руках, взять реванш за проигрыш, который постиг его. Не имею ни малейшего представления, что случилось с ним, возможно, это связано еще со Студенческим союзом, в таком случае все известно господину Зайбту или господину Растеру, но все равно: тут важна сама схема события. И если я прав, то уже давным-давно господин советник почувствовал отвращение к близкой дружбе и научился холодности и суровости. Или наоборот: он отроду был человеком жестким и холодным и поэтому не мог ни с кем подружиться по-настоящему. И не желает, чтобы и вас связывала с кем-то тесная, сердечная дружба. Так же точно он обращался с вашим братом. — Помолчав, камердинер добавил: — Кое в чем он выиграл благодаря своему характеру: в полицейской карьере.

— Но почему должен расплачиваться я, как мне все это выносить? Из-за него у меня все время какая-то усталость и голова болит. И не только голова — все болит. Но вчерашнее его выступление — это уже чересчур! Я звонил утром Барри, он успокоил меня немного. Посмотрите, что он мне подарил — золотые часы. Он никогда не купил бы мне ничего подобного.

Камердинер наклонился и стал рассматривать часы на руке Вики.

— Прекрасные часы и, заметьте, очень дорогие. Особенно хорош браслет. Он знает?

— Я сам ему показал, он бы все равно увидел. Заявил мне черт знает что — я, мол, не имею права принимать такие подарки.

— Ему неприятно, — заметил камердинер, — что часы подарил не он, а ваш лучший друг. Ему друзья не дарили подарков, и девушки, наверно, не дарили. Вот он и рассердился еще больше. Что касается запрета…

— Я считаю, — Вики резко вскочил с кресла и распрямился, будто пытался сбросить с себя какой-то груз, — что он посягнул на мою свободу. Он ни во что не ставит мою жизнь, вмешивается в нее так грубо…

Вики побледнел, приложил руку ко лбу — голова раскалывалась. Камердинер спокойно смотрел в окно, за которым тихо падал снег, но лицо его еще больше окаменело. Он успокаивающе махнул рукой, предлагая Вики снова сесть.

— Наберитесь терпения, иначе нервы не выдержат. Знайте: придет и ваш час, как пришел час вашего брата.

— Когда еще, — протянул Вики, — я ведь так просто не могу уехать — а как же Барри? И в Турции хочется побывать. Если он не уступит, перееду к Пирэ. У них вилла огромная, найдется для меня комната. Вот что бы он, интересно, сделал, если бы я ушел из дома к Пирэ?

— Не самый лучший выход, — камердинер неодобрительно покачал головой, — он явился бы за вами и устроил грандиозный скандал.

— А если он сам выгонит меня? — предположил Вики с торжествующим смешком, как человек, которого внезапно осенила замечательная идея. — Что тогда?

Тут и камердинер не удержался от улыбки.

— Здравая мысль. К тому же вы сами пришли к ней, без подсказки. — И он с плутовским испугом огляделся по сторонам, хотя их могли подслушать разве что привидения. — В таком случае, если бы вы ушли к господам Пирэ, он смог бы явиться за вами только с повинной головой. Ваше преимущество в том, что ваш отец невластен применить к вам никаких санкций. Он вправе приказывать вам, запрещать, но за непослушание может покарать только угрозами. Вот он запретил поездку в Турцию, но если вы поедете, не подаст же он на вас в суд. — Камердинер наклонился к Вики и перешел на шепот: — Он и из дому вас никогда не выгонит. Представляете, что начнется, если людям станет известно, что главный советчик криминальной полиции выгнал из дому сына? Уход вашего брата еще как-то удалось замять, господин Март закончил университет и нашел себе работу в другом городе. Но вы-то — другое дело, вы еще учитесь, — Вики слушал, не пропуская ни слова, головная боль сразу прошла. — Знаете, господин Вики, есть запреты, которые надо уважать, на них держатся хорошие законы. Нельзя предавать, лгать, воровать, совершать клятвопреступления, нельзя посягать на чужую жизнь… хотя о посягательстве на чужую душу — об этом в законах не пишется… Вот поджоги делать нельзя, а в душу наплевать — пожалуйста… Бывают и неправильные запреты, вы и сами знаете. И если, следуя им, вы нанесете ущерб здоровью или душе человека, такие запреты уважать нельзя. Дурными бывают иные приказы, дурными могут быть и запреты. Что, просмотрели папки или еще почитаете?

…Ближе к полудню Вики охватила тоска. А тут еще эта постоянная усталость… Он лег. Некоторое время лежал на тахте, закинув руки за голову, глядя в потолок и время от сремени на свои замечательные золотые часы. В голове всплывали всякие сведения, вычитанные из документов об убийствах. Вспомнилось предложение Гофмана походить по захудалым пивным. Чего он никак не мог понять, так это почему именно Анатоль Брикциус попал под подозрение. Вспомнил и Себетани, у которого в течение двух дней квартировал Брикциус…

Мысли то и дело возвращались к запрету отца и беседе с камердинером. А где теперь Барри? В полдень семья Пирэ должна была прибыть в курортный городок — посмотреть отель, где они собирались провести Рождество. Вечером они вернутся.

Ему сразу становилось легче на душе, как только он представлял себе, что завтра обязательно встретится с Барри и в Турцию поедет наперекор всему. К полудню, когда он пошел на кухню обедать, голова была уже ясной, хотя усталость не прошла. Есть не хотелось. От первого он отказался, и Бетти не настаивала. Она неслышно сновала по кухне, собирала на стол, толковала о всяких своих заботах — что нужно купить кофе и джем, что в холодильнике уже неделю стоит полдюжины пива, может, хоть на праздник выпьют, а то только место занимают бутылки. Рыбу, салат и шампиньоны лучше купить послезавтра. На столе перед Вики появились салат, хрен, жареный картофель с вырезкой. Вики положил себе всего понемногу, достал из холодильника лимонад, из буфета — стакан.