Погибшее открытие
- Автор: Александр Числов, Яков Перельман
- Жанр: Детективы / Классическая проза
- Дата выхода: 2018
- Цикл: Библиотека приключений и фантастики
Читать книгу "Погибшее открытие"
III
В ближайшую среду у князя не предполагалось начинать какой-либо новой игры, так как предшествующее военно-морское сражение, длившееся шесть вечеров и кончившееся в ничью, всех утомило и всем надоело.
Поэтому князь, взявший на себя распорядительскую часть, волновался уже, чем занять своих гостей, как вдруг за день до среды и через два дня после покупки шкапчика, он получил письмо от студента, члена кружка, в котором тот просил разрешения привести одно постороннее лицо, которое студент аттестовал как великого, хотя и неизвестного математика, работающего преимущественно «в области бесполезного». Незнакомец, по фамилии Клобуко, прочтёт доклад о последовательности простых чисел и предложит им найденную формулу для всякого простого числа.
Князь, хотя такой доклад показался ему несколько сомнительным, но, не считая себя большим авторитетом в математике, решил всё же согласиться на приём Клобуко.
По средам все собирались к 8-ми часам и притом очень быстро, так что к четверти девятого все были уже налицо, кроме студента и Клобуко.
Князь, прежде всего, повёл гостей смотреть купленный им шкапчик, стоявший в гостиной рядом с кабинетом, где предполагался доклад, и где уже была приготовлена чёрная доска и мел. Все столпились около шкапчика, и князь, ещё и сам не очень-то разобравшийся в своём приобретении, долго копался, пока ему удалось, наконец, раскрыть шкапчик, превратив его в странный механизм, показавшийся при ярком свете люстры ещё более непонятным, чем в лавке антиквара.
Все с любопытством рассматривали механизм и пробовали привести его в действие. Вдруг ближе всех вертевшийся около шкапчика лицеист громко воскликнул:
— Я обрезался, господа… и притом кажется, очень сильно!
Его обступили. Он стоял бледный, отвернув лицо в сторону и поддерживая левою рукою правую.
— Извините, господа, я боюсь вида крови!.. Не откажите взглянуть, опасна ли рана?
Несколько человек поспешили с сочувствием и беспокойством осмотреть руку лицеиста, но с удивлением увидели, что на ней нет даже признака какой-нибудь раны.
— Вы, верно, укололись, а не обрезались? — сказал доктор, — сильна ли боль, и в каком месте руки?
Тогда лицеист нерешительно повернул голову, и вдруг лицо его выразило величайшее изумление, а затем растерянность и смущение.
— Боль… да, боль, — сконфуженно проговорил он: — Как это дико!.. я почувствовал, конечно, и боль, но ведь я видел также ясно и кровь, господа… кажется, здесь вот или здесь… Очевидно, я ошибся… Очень извиняюсь…
В эту самую минуту общего недоумения и вошли студент и Клобуко. Последний оказался весьма приличным на вид господином с бритым по-английски лицом и с чёрными с сильной проседью волосами. Одет он был довольно элегантно в смокинге. Он вошёл и поклонился с манерой хорошо воспитанного иностранца. Хозяин познакомил его с членами кружка и предложил ему посмотреть таинственный механизм, но гость с видимым недоумением рассеянно взглянул на шкапчик, потрогал два-три рычажка и затем, явно только из вежливости, прибавил:
— Да, кажется, весьма интересная штучка, — и тотчас же спросил, здесь ли будет происходить доклад.
Через некоторое время все разместились в кабинете, и лектор начал свой реферат, говоря по-русски плавно и без всякого акцента, хотя, может быть, и чересчур правильно выговаривая для настоящего русского. Первая часть его доклада, посвящённая истории и современному положению в науке вопроса о простых числах, была малоинтересна.
Сосед князя, доктор, толстый и весьма глубокомысленный мужчина, пользовавшийся в кружке немалым авторитетом, наклонился к его уху и спросил.
— Какой национальности этот господин?
— Не знаю, — отвечал князь. — Спросите студента, который его привёл.
Оказалось, однако, что и студент тоже очень мало знает про старика, с которым познакомился случайно всего два дня назад на публичном собрании астрономического общества.
— Могу только прибавить, что он не поляк, — сказал студент.
— По выговору и не хохол, — заметил доктор.
— И не русский, — добавил князь, — фамилия какая-то странная, я такой никогда не слыхивал. Кло-бу-ко… Не румын ли?
— Фамилия не румынская. Я думаю, скорее, не француз ли? Если читать, например, так: Клод Буко или Кло де Буко…
— Но ведь читается вовсе не так, да и пишется в одно слово. Может быть, итальянец или немец?..
— Выговор, безусловно, не тот. Я думаю, по манере, что он едва ли не англичанин.
— Или, наконец, португалец! — решил доктор.
Так окончился этот разговор, а докладчик между тем перешёл к описанию того пути, по которому он шёл в своих математических изысканиях, Лекция стала интереснее; в этом старике чувствовались недюжинные математические способности, чисто юношеская энергия, твёрдая настойчивость в достижении цели и терпеливая, свойственная скорее уже старости, выдержка при неудачах. На работу, оказывается, были затрачены годы большого серьёзного труда.
Лектор стал излагать самую теорию и выводить формулы. Мел заскрипел в его руках и перед удивлёнными и мало привычными слушателями начали появляться одна за другой огромные сложные формулы. Изумительно было, как этот человек мог удержать в памяти такое огромное число формул, а писал он их, ни на секунду не останавливаясь, твёрдо, красивыми ровными буквами и цифрами.
Все формулы постепенно стали объединяться в одну; буквы окончательно заменили собою цифры, и, наконец, общая формула была выведена, заняв собою на доске девять строк ровных мелких рядов букв. Тогда началось постепенное упрощение формулы; приёмы, которыми это достигалось, были поразительны по своему остроумию и «математической красоте», как шепнул князю учитель гимназии. Одна за другой производились замены, соединения и сокращения, формула становилась всё короче и короче. Наконец осталась только одна строчка, заключавшая в себе простой одночлен.
— Милостивые государи, дальше этого упрощения я не пошёл, — сказал старик со скромным достоинством и не без некоторой иронии. — Но и эта формула уже является, кажется, достаточно ясной и простой. На этом я мог бы и окончить, но есть ещё один вывод, который я хотел бы иметь честь доложить почтенному собранию в заключение. Если вы
Единодушные рукоплескания были ответом лектору. Члены кружка, польщённые честью, которую оказал им Клобуко, избрав их кружок для своего поразительного доклада, повскакали с своих мест, с жаром потрясая его руки; кто-то пытался даже обнять лектора; князь настойчиво уговаривал Клобуко выпить стакан подогретого красного вина, «чрезвычайно хорошо действующего на утомлённое горло».
Только преподаватель гимназии сидел на своём месте, сжав кулаками голову, и шептал про себя: «Но этого не может быть! этого не может быть!»
Князь упросил товарища прокурора, который считался в кружке лучшим оратором, ответить гастролёру маленькой речью.
— Неловко, дорогой, ведь он иностранец, а у них это принято. Надо выразить ему от лица всех, от лица Петрограда, от лица науки, наконец, чёрт возьми, что мы оценили значение его замечательной работы… Я,
— И, кроме того, я ни на одном языке не говорю, кроме русского, — мрачно добавил товарищ прокурора.
Впрочем, речь была им сказана. Оратор коснулся истории математики, причём что-то очень долго и невразумительно рассказывал о папирусе Ринда, об Эвдоксе и Никомахе, но говорил воодушевлённо и с жаром, благодарил и прославлял лектора, увлекая всех своим энтузиазмом и, когда кончил, пот градом тёк с его лица.
Все зааплодировали и кинулись, было, снова пожимать руки великому математику, но… он во время речи незаметно исчез. Заглянули в гостиную, столовую, — там тоже его не было видно. Тогда кто-то догадался посмотреть в переднюю, — пальто и шляпа гостя исчезли. Очевидно, он удалился по-английски, не простившись.
— Скромность, благородная скромность! — воскликнул с энтузиазмом оратор.
— Очень уж вы его захвалили, — ядовито прибавил шахматист, страдавший завистью.
И вся компания, разговаривая с большим оживлением, направилась ужинать.