Парусник в тумане

Пшеничное поле с воронами

Скорпиус

Он садится на мокрую скамейку и поддевает носком ботинка мелкие гранитные камушки. Они похоже на те, что Роза звонким дождем вытряхнула из туфельки. Скорпиус складывает зонт и кладет рядом с собой.

Темно. Теплый свет фонарей едва освещает парк и дорожки, которые уже давно не шуршат под ногами.

Скорпиус обхватывает голову руками. Ему не хочется возвращаться домой. Не хочется видеть эти жестокие губы Розы, ее вьющиеся волосы, пахнущие хризантемой, смотреть в насмешливые глаза, извиняться, сидеть на маленькой неуютной кухне спиной к окну, глотать горький кофе, потому что сливки не куплены.

Что он делает не так? Что с ним? Еще так недавно он был счастлив, услышав громкое «да» и поцеловав пухлые губы, а теперь не хочет к ним возвращаться.

Скорпиус выдыхает облачко пара и закрывает глаза. Хочется спать. Хочется залезть под одеяло и не просыпаться неделю. И — тепла.

А завтра — снова на работу, в отдел, где помимо них с Альбусом еще двадцать сотрудников, в духоту, тесноту и обыденность. Скорпиус не знает, чего хочет. Но больше всего он не хочет оставаться в отделе до конца своей жизни, как отец. Ему кажется, что он добьется гораздо большего, чем пустое заполнение отчетов, расследование кровавых дел и стирание памяти магглам.

Он медленно поднимается по лестнице и заклинанием открывает дверь. Он надеется, что Роза давно спит, но на кухне горит лампа, и Скорпиус, сняв ботинки, проходит вперед по коридору. В сумке лежит рабочая мантия, которую нужно не забыть выложить и разгладить, но сейчас не до нее. Плевать.

Роза сидит чуть сгорбившись, обнимая ладонями чашку с дымящимся чаем. Она поднимает на Скорпиуса глаза — и тут же их отводит. Ее короткий фиолетовый халатик едва прикрывает бедра.

— Была в кафе? — спрашивает Скорпиус дрогнувшим голосом, изучая ее виноватое лицо.

Роза отрицательно качает головой, не разжимая губ.

— Что же ты ела? — интересуется он холодно, с привкусом горечи. — Не могла же ты весь вечер пить чай. На тебя совсем не похоже.

Роза резко ставит чашку на стол, и коричневые капли чая радостно выплескиваются на скатерть.

— Не будь таким жестоким, — говорит она глухо и поднимается. — Прости, если обидела тебя. Я не хотела.

Скорпиус складывает руки на груди и прислоняется плечом к косяку. Его охватывает странное спокойствие и равнодушие. В глубине души он все еще любит ее — но ту, другую Розу, какую он себе всегда представлял. Не эту странную девушку, которая живет только для себя.

— Дело не в тебе, — произносит он медленно, выдавливая из себя слова, как краску из тюбика. — Мы разные, Роза. Ты любишь работу больше, чем меня. Да меня ты и не любишь, никогда не любила. Зачем ты вообще сказала «да»?

Роза поджимает губы и обхватывает плечи руками.

— Слушай, Скорпиус, нам всего по двадцать два. Да, я люблю свою работу, да, я готова быть там днями и ночами, переводить документы и проходить аттестации. Я не готова сейчас выходить замуж. Рожать. Вести образцовую семейную жизнь. Я хочу быть свободной и делать, что хочу.

— Значит, ты не хочешь любить. Любовь, знаешь ли, подразумевает под собой какую-то заботу о другом. Почему ты сразу этого не сказала? Я бы не изображал из себя идиота, который слушает каждый твой вздох, — от боли в сжимающемся сердце у него кривятся губы.

Она смотрит на него расстроенно и одновременно сердито.

— Я думала, ты меня понимаешь.

— А как же постель? — он зло кивает в сторону спальни. — Это что, по-твоему?

Роза улыбается ему так, словно он — ребенок.

— Постель — это изюминка в повседневной жизни. Зачем отказывать себе в чем-то?

Не будь ханжой, Скорпиус. Будто тебе не нравилось, как мы прекрасно проводили там время.

— Полчаса после работы и до твоих дополнительных подготовок к аттестациям.

— И все-таки.

— Я думал, ты меня любишь. Хотя бы немножко.

Роза раздраженно хмурится. Она устала, и разговор, ведущий в никуда, начинает ее раздражать — Скорпиус видит это по ее глазам.

— Нельзя «немножко» любить. Ты мне нравишься, очень. Мне хорошо с тобой. Разве этого недостаточно?

Он отрицательно качает головой.

— Ах да, твоя мать ведь была совсем другая…

Скорпиус с яростью ударяет кулаком по стене.

— Не трогай мою маму! Если твоей плевать на своего мужа — а ей плевать, Роза — это не значит, что все женщины одинаковые. Хотя ты, видимо, в нее.

Роза приподнимает брови, с трудом сдерживая бешенство.

— Что за бред ты несешь?

— Я сложил камешки в туфлях с идиотскими ремарками Виктора о прекрасных лондонских парках. Ты гуляла с ним, но не со мной. Не надо врать, — Скорпиус выставляет вперед ладонь. — Я знаю, когда врут. Просто признайся.

Роза бледнеет. Он никогда не видел, чтобы она так бледнела — и теперь боится, что она упадет в обморок. Ему все еще не плевать на нее.

— Клянусь, у нас с ним ничего нет, — говорит она торопливо, делая к нему осторожный шаг. — Мы просто гуляли в обед несколько раз, пока ты был занят. Скорпиус, честное слово, я тебе не изменяла.

— Какого дьявола ты сказала мне «да»? — спрашивает он настойчиво, взяв ее за плечи.

— Ты был такой неугомонный, и твои глаза…

— Ясно, — он отшатывается назад, отпуская ее, и широкими шагами возвращается в прихожую. — Из жалости. Ты согласилась со мной встречаться из жалости. И спала со мной тоже из жалости. Прекрасно. Просто потрясающе. Великолепно. Лучше не бывает.

— Скорпиус, подожди, — она идет следом за ним. Идет — не бежит. — Скорпиус, пожалуйста, не надо так резко все обрывать. Да, я пожалела тебя, я вела себя как дура, но ты мне нравишься, правда. Не уходи. Пожалуйста. Останься.

Она протягивает к нему руки, и на мгновение его сердце оттаивает и снова бьется. Но ее слова — о его деде и отце, ее злые губы, ее жестокие глаза все еще живы в его воспоминаниях, и мысль, что она не любила его — только жалела, пульсирует в висках. Чувствуя себя растоптанным и оплеванным, он молча берет сумку и тянет на себя дверь.

— Поговорим потом, ладно? Переночую у Поттеров.

Роза отчаянно прижимает руки к груди.

— Но уже почти час ночи, они давно спят.

Скорпиус молча выходит из квартиры, не отвечая и не оборачиваясь. Ему больше не хочется спать — хочется проснуться и понять, что все это — лишь кошмар. Но так не будет. И теплый дождь, падая на лицо, вторит его мыслям.

Трансгрессировав, он некоторое время стоит у темного дома, жадно вдыхая ночной воздух, полный запаха сирени и жасмина. Потом, аккуратно ступая по каменным плитам дорожки, обходит дом и тихо стучится в окно.

Сонное и удивленное лицо Лили появляется за стеклом спустя пару минут.

— Что случилось? Новое убийство? — спрашивает она, ловко подняв раму вверх. На ней белая пижама с голубыми розами, и волосы, растрепавшиеся во сне, длинными прядями падают на грудь.

Скорпиус устало качает головой.

— Можно, я у вас переночую?

— Конечно, — Лили отступает назад, не раздумывая. — Я сейчас тебя тихонечко к Альбусу приведу. У меня только кресло свободно, на нем спать неудобно… Ты паршиво выглядишь и, по-моему, горишь.

Она невозмутимо касается прохладной ладонью его горячего лба. Скорпиусу отчаянно хочется закрыть глаза, но он сдерживается.

— Хочешь огневиски? У меня чуть-чуть есть. Я не пью, только простуду лечу.

— Не надо.

Они тихо выходят в темный коридор и останавливаются. Пальцы Лили, теплые и тонкие, появившись из черноты ночи, берут его за запястье и осторожно тянут за собой. Скорпиус не сопротивляется и покорно идет вслед за ней, с трудом передвигая уставшие ноги.

— Ты тоже считаешь, что я не должен видеть деда? — спрашивает он вдруг, не останавливаясь.

— Не думала, что тебе важно мое мнение, — шепчет она, и в шепоте — горечь. — Я же ерундой занимаюсь, а вы все…

— Лили.

Даже в непроглядной темноте он чувствует, как она вспыхивает. В Розе такого огня нет.

— Твоя бабушка спасла моего отца. Я не знаю, какой человек твой дед на самом деле, но я бы встретилась с ним хотя бы ради нее. Так, это комната Джеймса… Значит, родительскую мы уже прошли. Люмос!

Ее маленькое овальное лицо резко выхватывается светом из темноты, и Скорпиус замечает бледные пятна веснушек на ее порозовевших щеках. Несколько секунд они разглядывают друг друга, потом Лили поворачивается к двери и тихонько стучится.

— Ал! Альбус! Проснись!

Скорпиусу отчего-то не хочется, чтобы он просыпался, но он молчит, глядя на нечеткий профиль Лили, на котором играют блики света. И он невольно признает, что она красивее Розы.

— Что еще? — голова Альбуса с растрепанными волосами возникает в двери, и Скорпиус шумно выдыхает. — Новое убийство? Ты разгадала знаки?

— Разгадала, — шепот Лили наполняется радостью. — Завтра, как только проснусь, буду у Джеймса в кабинете. У меня есть отличная версия. Не против, если у тебя Скорпиус переночует? Я ничего не скажу Джеймсу, клянусь.

Альбус сдавленно смеется и открывает дверь шире, впуская его в комнату. Скорпиус устало падает на кушетку и, подложив под голову маленькую подушку, закрывает глаза. Ему снится пшеничное поле, и над ним — кружащиеся аспидные вороны.

Лили

— Сера и ртуть, — заявляет она нервно, и пальцы Тедди тут же сжимают ее руку под столом. — Три главных элемента алхимии: сера, соль и ртуть. Все, что я знаю об этом — эти три вещества входят в рецепт составления философского камня.

— Эти три элемента значат столько, что у нас как минимум пять теорий, — скептически отзывается Альбус. — И думаю, версия с философским камнем как раз нерабочая. Просто потому, что ради камня не надо убивать людей. Придется думать дальше.

— И быстрее, — Джеймс смотрит на карту с точками убийств. — Похоже, ребята, еще одного мы точно не спасем. Нападение уже завтра, у нас нет никаких зацепок. А твоя теория со звездами, Альбус, летит ко всем чертям.

— Думаешь, я этого не понимаю? — огрызается тот и проводит рукой по лицу. — Предлагаю всем вернуться на рабочие места и подумать над версиями. Через два часа собираемся здесь и обсуждаем варианты. Кто считает, что ему помогут книги, может поискать в библиотеке. Нельзя сидеть и ждать очередной труп, отец и так вчера спрашивал, где новые отчеты. Если моя версия со звездами не работает, то точки должны соединяться в алхимический символ. Какой — мы должны выяснить.

Лили берет со стула сумку и выходит в душный коридор.

— Наверное, загляну в библиотеку, — говорит она, поворачиваясь к Тедди. — Зайдешь со мной? А то я как-то пыталась книгу взять, так мне заявили, что я здесь не работаю и нужен пропуск.

Он бросает взгляд на наручные часы и с сожалением разводит руками.

— Прости, Лил, пора бежать, на мне еще два преследования сегодня.

— Не опасные? — нервно интересуется она, касаясь его руки.

Тедди улыбается, и его волосы мгновенно меняют цвет: из русых становятся синими. Лили до ужаса хочется запустить в них свои пальцы и поцеловать его губы, прижаться к нему сильнее и вдохнуть его запах…

— Совсем немножко, — он целует ее в щеку и, развернувшись, почти бежит к лифту.