Малой кровью

Глава шестая

Совинформбюро, из вечернего сообщения от 08.08.1941

В течение 8 августа наши войска продолжали вести бои с противником на Кексгольмском, Смоленском, Коростенском, Белоцерковском направлениях и на Эстонском участке фронта.

Наша авиация во взаимодействии с наземными войсками наносила удары по мотомехчастям и пехоте противника и атаковала авиацию на аэродромах.

В течение 7 августа уничтожен 21 немецкий самолёт. Наши потери — 14 самолетов. Днём 7 августа вблизи Москвы нашим истребителем сбит один немецкий самолет-разведчик, экипаж взят в плен. * * *

Танковое подразделение капитана-орденоносца Петрова атаковало севернее пункта И. танки и мотопехоту противника. Бой длился семь часов. В схватке с врагом особенно отличилась рота старшего лейтенанта орденоносца Рубанова. Зайдя во фланг немцам, танкисты смело ударили по фашистам. Старший лейтенант Губанов, лейтенант Балюра, младший лейтенант Козиленко и командиры машин орденоносцы Гороховский, Горовон, Бугров и Сергеев уничтожили во время атаки но два-три немецких танка. Всего в этом бою танковое подразделение капитана Петрова уничтожило до 40 танков противника. Гусеницами советских танков раздавлено несколько немецких противотанковых орудий. * * *

Герои Советского Союза старший лейтенант Бригинец и штурман Коротаев, будучи в разведке, заметили два вражеских самолёта. Советские лётчики быстро пошли на сближение с противником. Блестящим манёвром тов. Бригинец зашёл в тыл фашистским самолётам. Штурман Коротаев немедленно использовал выгодную позицию и несколькими короткими пулемётными очередями поджёг оба «Хейнкеля». Фашистские самолёты рухнули на землю. * * *

Советские бомбардировщики атаковали крупную германскую танковую часть. Самолёт батальонного комиссара Нежданова поразил прямым попаданием пять немецких танков. Эпизод 1. Горячее эстонское гостеприимство

К середине дня, проведенного в блуждании по эстонским лесам, стало ясно: партизанить, не имея запасов продовольствия, — затея изначально безнадежная.

До позднего утра рота оставалась на месте. Отдыхали, приводили себя в порядок. Но сначала позавтракали, прикончив все припасы. Дело в том, что у морпехов не нашлось своего тороватого майора Петренко, и сухой паек на Гогланде они получили по минимуму, на один день. Пришлось с ними делиться, да еще у курсанта Белопольского канул во вчерашней вечерней свистопляске «сидор», вместе с сухим пайком, разумеется. В общем, позавтракали плотно, аппетит у всех был зверский. И на том продукты кончились. Гонтарь хотел было отложить в НЗ пару банок тушенки, но потом махнул рукой: съедайте, дескать, всё. Понял, что на семнадцать ртов те две банки — только аппетит дразнить.

Об обеде в тот момент не задумывались. Будет день, будет и пища. Может, уже через пару часов натолкнутся на своих и проблема рассосется.

Не натолкнулись. А рассосалось лишь утреннее чувство сытости.

Шли, как и запланировал Гонтарь, местами глухими, безлюдными. На дорогах не задерживались, быстро пересекали их и снова уходили в лес. Никто на пути не встретился — ни свои, ни немцы, ни мирные жители. Сначала это радовало, но чем дальше, тем чаще приходила Якову мысль: даже в лесу должен кто-то жить. Отчего бы им не напороться на сторожку лесника? С погребом, набитым припасами? Охотничья избушка тоже подойдет, лишь бы там нашлось, чем подзаправиться.

С боеприпасами дело обстояло не лучше, чем с провиантом. Перед выступлением собрали вместе все патроны, у кого сколько осталось (у некоторых не осталось ничего), затем поделили поровну. В результате боекомплект Якова вырос аж в два раза: было два патрона, а стало целых четыре! А иным из морпехов досталось вообще по три, общее число на семнадцать не делилось. Так что не приходилось жалеть, что последний «дегтярь» канул в вечерней облаве — таскать пулемет было бы тяжело, бросить жалко, а стрелять из него все равно нечем.

Гранат осталось девять штук. Курсанты свои сберегли почти все, сойтись с немцами в ближнем бою не довелось. Плюс к тому Гонтарь хозяйственно забрал гранатный подсумок покойного Федоркина. А у морпехов гранат изначально не было, не получили на Гогланде.

— Как ты свою гранату умудрился истратить? — удивленно спросил Яков у Гонтаря. — Вечером с немцами нос к носу столкнулся?

— Нестеренке отдал, — неохотно ответил Гонтарь. — А он ее... в общем, помнишь бойца с бедром раздробленным? Которого на плащ-палатке тащили?

Яков кивнул.

— Нестеренко ведь его в лесу оставил, когда мы от дороги драпа дали. В кустах, где погуще, положили. И гранату ему мою Нестеренко выдал: мол, ежели сумеем, так вернемся за тобой, а не сумеем, так ты знаешь, что делать. Вот как, Яш, оно на войне бывает.

Некоторое время Гонтарь шагал молча. Потом добавил:

— Вот тока взрыва я там, за спиной, не слышал. Может, боец решил еще пожить, хоть бы и в плену. Или ничего не решал, в беспамятстве лежал, когда немцы подошли. Плох он уже был...

Яков представил себя на месте того морпеха. Вот он, Яков, лежит в кустах, и нет сил даже подняться на ноги, а немецкие голоса все ближе, — и рубчатый корпус «лимонки» стиснут в руке. Хватило бы духу отогнуть усики, выдернуть чеку и прижать гранату к сердцу? Он не знал.

Спросил у Гонтаря:

— А ты бы оставил раненого — вот так, одного в лесу и с гранатой?

Старшина ответил без раздумий:

— Ежели совсем край, ежели всем гибнуть или одному, так оставил бы. Даже без гранаты оставил бы, будь гранат мало. * * *

Грибы в лесу не попадались. Орехи тоже, равно как и избушки охотников со сторожками лесников. Срывали, правда, на ходу и отправляли в рот спелую чернику, а на привалах подкреплялись ей основательно. Но молодые голодные желудки явно не принимали всерьез такую пищу, все настойчивее требовали чего-то более питательного.

Назревала мысль, пока никем не озвученная: надо выходить к какой-нибудь деревне, пусть даже с риском напороться на немцев.

Но сначала они вышли к речке, неширокой и мелкой, по колено. На карте речка изображалась тоненькой и извилистой синей ниточкой без названия.

Дно было песчаное, вода прозрачная и холодная, — наполнили фляги, посчитав, что из таких родниковых речушек пить сырую воду можно, понос не проберет.

— Рыбешка-то тут водится, — констатировал Гонтарь, заметив, как от берега метнулась стайка мальков. — Уха на обед будет.

— А ловить чем? — скептически спросил Яков. — Пилотками?

— Не, руками. Тока гранату сначала кинем.

Пошли вдоль берега, отыскали омуток, там было поглубже и дно не просматривалось. «Лимонка» шлепнулась в речку, приглушенный взрыв взметнул воду. Залегшие бойцы поднялись, подбежали к берегу, напряженно всматриваясь: что всплывет?

Увы, улов не порадовал. Вспыли несколько захудалых рыбешек с чайную ложку размером. И одна более приличная — но лишь одна, а желающих отведать ушицы было семнадцать.

Гонтарь решил продолжать, отыскали второй омуток, но там вообще всплыли лишь три маленьких рыбки и ни одной большой. На том рыбалка завершилась, оставшиеся гранаты стоило поберечь.

Добычу выпотрошили, сварили в двух котелках. Породу рыб Яков не опознал, в Волге такие точно не водились. Один из морпехов сказал, что это форельки, дескать, у них, под Мурманском, часто попадаются, причем большие вырастают. Здесь отчего-то не выросли.

— Благородная рыба, — вздохнул Гонтарь. — Считай, царской ухи похлебаем.

Запустив зубы в доставшийся ему хвостик той рыбки, что побольше, Яков подумал, что в уху царям наверняка добавляли соль. Ладно картошка, ладно лук и специи, но без соли уха не уха.

Однако съел все, и косточки обсосал, и жиденький бульончик выхлебал. И добавки бы попросил, но ее не было. А ведь еще позавчера вздыхали, обедая в столовой: опять макароны, сколько ж можно... Сейчас бы тарелку этих макарон, тушенкой заправленных, эх...

Зато шагалось после «царской» ухи легко, ни малейшего намека на послеобеденную сытую тяжесть. * * *

— Восьмое августа сегодня, — сказал морпех Паша. — Мой день рождения... Мама вместо торта пирог с черникой испекла бы, очень уж я такие люблю. Большой пирог, круглый, а сверху цифры из теста, возраст, значит. Я те цифры первыми отрывал и съедал, они такие хрусткие, такие...

— Замолкни, именинник! — оборвал Гонтарь кулинарные воспоминания. — На, вот, прими подарок и наши поздравления, но только замолкни!

Извлеченный из вещмешка подарок оказался куском колотого сахара. Паша поблагодарил и сказал, что употребит вечером, за чаем.

— Откуда у нас чай? — спросил один из морпехов.

— Листья брусничные заварим, — не смутился Паша. — Если порубать нечего, то горячего хлебнуть всенепременно надо.

Яков неожиданно рассмеялся негромким и безрадостным смехом.

— Зря смеешься, — обиженно сказал Паша. — Мой дедушка всегда говорил, что кишки хоть чем-то заполнить надо, чтоб не ссохлись.

— Я о своем, Паша. Восьмое августа... Свадьба у нас на этот день назначена была...

— Да, неудобно как-то получилось, — сказал Гонтарь. — Гости собрались, невеста в белом платье у ЗАГСа ногти грызет, жениха на горизонте высматривает, а он тут по лесам шляется.

Как всегда, шутил Гонтарь с каменным выражением лица. Яков не стал обижаться, хотя тему для шутки приятель выбрал не самую удачную. Но хоть немного поднял бойцам настроение, заставил улыбнуться.

Развития темы дня рождения и свадьбы не получили. Спереди раздался негромкий крик:

— Дорога!

Яков удивился. Если верить карте, никаких дорог здесь не было.

Как тут же выяснилось, шагавший в головном охранении морпех погорячился. Дорогой две накатанные во мху песчаные колеи можно было назвать с большой натяжкой. Ездили здесь исключительно телеги, ни единого отпечатка автомобильного протектора на песке не осталось.

— Телеги это деревня, — сказал курсант Белопольский. — А деревня это еда. Пойдем по дороге? Уж здесь-то немцев точно не встретим.

Логика в его словах была железная, не поспоришь. Трудно было представить, что фашисты решат взять под контроль этакую «трассу».

— Пойдем, — согласился Гонтарь. — Вот тока куда? Направо или налево? Ошибемся — и притопаем заместо деревни на какое-нибудь ихнее дальнее поле. Или на покос.

На карте небольшие деревушки были обозначены и справа, и слева, а этой лесной дороги не было, — и вопрос остался без однозначного ответа.

Гонтарь поразмыслил и решительно указал рукой направо: туда, мол, пошагаем.

— Почему? — негромко спросил Яков.

— Потому что я так решил. А иначе можно стоять и репу чесать до морковкина заговенья. * * *

Цена решения, принятого старшиной Игнатом Гонтарем, была выше, чем ему представлялось.

Как раз накануне, вечером седьмого августа, немецкие войска вышли к побережью Финского залива и тем самым рассекли на две части 8-ю советскую армию, оборонявшую Эстонию. Остатки роты находились как раз посередине.

Поверни рота налево — могла бы при везении соединиться с частями 10-го стрелкового корпуса, угодившего в окружение, отступить с боями к Таллину и героически погибнуть во время его трехнедельной обороны. Или, если повезло бы еще раз, оказаться среди тех частей, что успели эвакуироваться на кораблях Балтфлота.