Балканская республика

Ави разжал пальцы, позволив пистолету с глухим звуком упасть на тротуар, и охотно уткнулся лицом в грудь обнимавшей его женщины. В вырез её блузки спадали рыжие локоны.

***

Црвениград уже покрылся сумерками: небо приобрело красивый насыщенный оттенок синего, поднималась луна. Сильно похолодало. Мирко в его костюме из дорогой, но слишком тонкой шерсти сделалось совсем некомфортно. Но о себе он сейчас думал в последнюю очередь.

Здоровяк волок к чёрному джипу Ави, который едва перебирал ногами. Что и говорить, сегодня подполковнику Госбезопасности Аврааму Шлиману досталось порядком — однако всё закончилось хорошо. И это оставляло приятное послевкусие заслуженной победы в короткой, но яростной схватке.

Очередной победы добра над злом, как бы приторно эти слова ни звучали. Достигнутой вовсе не одними лишь усилиями человека, которого только что вырвало на тротуар, но всё-таки именно он здесь стал главным героем. О котором, как обычно, и в Центре-то не все узнают.

Мирко помог Ави улечься на заднее сиденье внедорожника, подобрал выпавший из его кармана смартфон. Пассажира била сильная дрожь, так что Ковач снял пиджак и заботливо укрыл им Ави— а затем надолго зажал кнопку, регулирующую климат-контроль в задней части салона.

— Это вышло здорово, пан Ави. — сказал он, захлопнув за собой дверь. — Я имею в виду, что мы сегодня прямо герои. Особенно вы.

Шлиман закашлялся, попытавшись что-то ответить. Но затем всё-таки проговорил:

— Мирко, отвези меня домой, пожалуйста. А потом сходи в магазин. Купи литр. До понедельника меня не ждите, отключу телефон наху…

Фраза снова оборвалась кашлем. Мирко только усмехнулся: отключать телефон Ави было строго запрещено по должностным инструкциям, он никогда этого не делал. Только лукавил, как в утреннем разговоре с майором Станишевичем.

— Как скажете, пан Ави.

Внедорожник моргнул поворотником и мягко влился в поток на вечерней улице Црвениграда. Мирко забыл включить музыку, но кто-то сделал это за него: будь то Ави или Алиса — неважно.

«Hey you, out there on your own, sitting naked by the phone, would you touch me?»

Ну уж нет, это точно был не голос Роджера Уотерса… Кто-то мурлыкал колыбельную для подполковника с Той Стороны — природу которой Мирко даже не пытался понять. Просто знал оней чуть больше других.

«Hey you, would you help me to carry the stone? Open your heart — I'm coming home…»

Ави уснул — и Мирко надеялся, что ему снится что-то хорошее. Может, сама Алиса? Он никогда её не видел, но смел предполагать, что это должна быть красивая женщина. Огни города, который вскоре по обыкновению позабудет о потрясениях, вытягивались в длинные цветные полосы.

— Together we stand, divided we fall!.. — в такт Алисе пропел Мирко последнюю строчку.

Who the fuck is Alice? (глава 1)

Был прекрасный весенний день, но увы: ласковое балканское солнце, щебетание птиц и свежий ветерок остались снаружи. А в небольшой аудитории, напоминающей школьный класс — только гул потолочного вентилятора и запах свежевымытого пола. Даже окна закрыты.

Пластиковые парты — удобные стулья с откидными столиками, стояли в три ряда. За ними сидели мужчины и женщины в скучных костюмах, с приколотыми к лацканам бейджиками-пропусками. Напротив висела большая магнитная доска для маркера, а также круглые часы.

Спикер опаздывал на восемнадцать с половиной минут, что в этой организации было не принято.

— Ещё немного, и я иду за кофе. Кому-нибудь захватить?

— Автомат есть только в холле, а раньше времени туда не выпустят.

Смуглый молодой человек, стриженный по-военному, вздохнул. Он подумал о кулере, который стоял прямо за дверью: хотя бы воды попить точно не помешает. Никто из собравшихся толком не понимал, для чего они здесь — было лишь ясно, что дело серьёзнее официального повода.

Наконец дверь распахнулась: в аудиторию ввалился человек с толстой папкой подмышкой. Выглядел он неважно.

— Доброе утро, коллеги. Прошу, прошу, прощения за ожидание, да. Да.

Это был невысокий, очень худой мужчина средних лет. Длинные чёрные волосы, явно не мытые уже несколько дней, он собрал в хвостик. Мешки под глазами неудачно подчёркивались очками: круглые, в тонкой стальной оправе. Вошедший носил твидовый пиджак и ужасно мятую сорочку, без галстука и без бейджика.

Спикер протянул стопку бумаг блондинке со строгим каре — потому что она сидела ближе всех.

— Панна Николич, раздайте это, пожалуйста. Пожалуйста. Будьте любезны. Ручки есть у всех? Да-да. Спасибо.

Мужчина говорил торопливо и сбивчиво, дёргал головой туда-сюда, странно шевелил челюстью. На первый взгляд казалось, будто он сильно нервничает. Однако на взгляд проницательный сразу становилось ясно: дело совсем в другом. И никому из проницательных это не понравилось.

Блондинка раздавала листы, ещё чуть тёплые — едва из принтера, а долгожданный спикер начал говорить. По-прежнему почти скороговоркой.

— Итак, итак. Перед вами, панове и пане, особая форма о, о неразглашении. Изучите и подпишите её незамедлительно. До тех пор, пока не подпишете эти, эти бумаги, для вас я — Авихай Кофман, сотрудник первого класса бюро переводов Министерства иностранных дел Балканской республики. И должен провести, как вы, вы знаете — лекцию на тему особенностей арабского жаргона и эвфемизмов, распространённых среди, среди членов так называемого «Тысячелетнего халифата». Организации, как говорится, запрещённой на территории Республики, вы все в курсе, да. Да.

Мало-помалу он брал себя в руки начинал говорить более чётко. Между тем кто-то уже ставил подписи, особо не вникая в детали: дело привычное. Таких бумаг эти люди подписали за свою карьеру в Госбезопасности очень много.

— Кстати, если у кого-то действительно есть вопросы по, по этой теме, то я отвечу на них после нашей встречи, минут пятнадцать ещё останется, я думаю. Можете поверить, арабским я и правда владею в, в совершенстве.

Пока слушатели завершали положенные формальности, назвавшийся паном Кофманом шагал из угла в угол, сложив руки на груди. Блондинка собрала документы и вернула их мужчине.

— Благодарю, да, чудесно, спасибо. Итак, панове и пане, теперь мы можем перестать ломать комедию. Меня зовут Авраам Шлиман, я подполковник Госбезопасности, сотрудник Службы по защите государственного строя и борьбе с терроризмом, управления «Международный антитеррор», начальник отдельной следственно-оперативной группы особого подчинения. Как вы понимаете — для всех, кто не подписывал вот эти вот бумаги, бумаги, легенда про МИДовского переводчика и цель встречи не изменилась. Так уж сложилось, что я являюсь засекреченным сотрудником нашей великой и прекрасной организации, но все вы — достаточно важные для неё люди, чтобы наконец познакомиться со мной.

Офицеры прекрасно понимали: настоящие сотрудники спецслужб (тем более — в солидных чинах и при важных должностях) редко похожи на Джеймса Бонда. Но образ этого человека уж слишком плохо вязался с таким положением в организации. Скорее он напоминал какого-то полубезумного гика из лаборатории.

Шлиман повернулся к мужчине с военной стрижкой, который недавно мечтал о кофе.

— Наркоман, говорите?

— Что?.. Простите, я ничего не говорил.

— Ну хорошо, не говорите: думаете.

— Вы мои мысли читаете? — офицер принял это за шутку и даже улыбнулся.

— Знаете, если честно, то да. Да.

Шлиман произнёс это с такой абсолютной серьёзностью, что некоторые в комнате переглянулись. На шутку совсем не походило…

— В народе говорят: слухами земля полнится… Даже для такой организации, как наша, это вполне справедливо. Уверен, как минимум некоторые из вас слышали байки о пане Ави. Это, это верно?

Никто не ответил, и явно не потому, что сказать было нечего. Шлиман выдержал паузу.

— Мне, в принципе, не требуется ответ словами. Но я всё-таки подполковник, а среди вас никого старше майора. С точки зрения субординации, субординации, было бы очень уместно ответить.

— Я слышала.

— И я.

— Я тоже.

Шлиман вытащил из внутреннего кармана пиджака пачку «Кэмел» и закурил, хотя делать это в здании Госбезопасности запрещалось. Он несколько раз торопливо затянулся, а потом кивнул.

— Прекрасно, прекрасно. Что же: пан Ави — не выдумка, и он сейчас перед вами. Хотя это не относится к теме разговора, но должен признать, что капитан Стоичков прав: я действительно сегодня употреблял определённые психоактивные вещества. Что совершенно не должно вас беспокоить, уж поверьте, поверьте. Я осуществил свою первую контртеррористическую, так сказать, операцию, в девятнадцать лет. Иными словами, я борюсь с исламским терроризмом ровно столько времени, сколько эта проблема стоит перед Балканской Республикой.

Ави потушил сигарету об магнитную доску и щелчком запустил её в урну. Не промахнулся.

— Я могу вас кое-чему научить.

***

Вагон дребезжал и качался на рельсах: многие составы метро Црвениграда требовали ремонта или замены. А здесь, на наземной линии, ещё и рельсы ни к чёрту не годились. Пути шли вдоль огромного парка на окраине столицы, совершенно заросшего и одичавшего: он напоминал лес из страшной сказки. По другую сторону проносились огни города — тёплые, разноцветные, манящие. Вагон словно оказался посередине между блистательным имперским прошлым и сомнительным настоящим Балканской Республики.

Юсуф плюнул на пол, который от этого мог стать только чище. Кивнул в сторону городских огней.

— Вот бы и туда самолёт захуячили.

— Лучше ядрёную бомбу.

— Ядерную.

— Я и говорю: ядрёную.

Шли первые числа ноября. Сентябрьский теракт в Нью-Йорке по-прежнему обсуждал весь мир, и Юсуф с друзьями тоже говорили о нём постоянно. Все трое были коренными, полноправными гражданами Республики — но на бумаге. Ведь мусульманское меньшинство всегда ощущало себя меньшинством. Особенно в столице.

Если ты мусульманин, то ничего хорошего от родины не жди. Её ведь когда-то отстояли в борьбе с турками, ты не забыл? В сраном семнадцатом веке! Седобородые мудаки из Сейма, называющие себя правоверными, постоянно чесали языками о всяком равенстве. О религиозной терпимости в светском государстве, об интеграции мусульман в общество. Однако реальная жизнь в исламских кварталах от этого не менялась совсем. У депутатов росли животы и дорожали тачки, в остальном же… можно подумать, будто лично Юсуф сжёг почти все христианские города на Балканах дохера веков назад!

А если к нему всё равно так относятся, то не грех и правда прирезать кого-нибудь.

— Думаешь, это сделал Усама бен Ладен? Ну, в Америке?

— А кто ещё? Только он мог. Нам бы такого человека, во чаво думаю. Воин!

Троица двигалась из вагона в вагон, от головы поезда. Время позднее, а в этом есть плюсы и минусы. Плюсы понятны. Темнота — друг молодёжи: в темноте не видно рожи. К ночи и без того плохо охраняемое метро полностью оказывалось во власти парней вроде Юсуфа и его приятелей. Минусы тоже очевидны: пустовато. Людей почти нет — и никого подходящего…

В очередном вагоне — таком же обшарпанном, разрисованном кривыми граффити — ехали трое. Юсуф окинул их оценивающим взглядом.