Чувства добрые

ДИКАРКА

Человек красив своей добротой. Но не той добротой, что заботливо припасена для подходящего случая. А той, от которой тепло всем. И даже крошечному пернатому, и дикому, недоверчивому зверьку…

Этот дом пустовал уже несколько лет. Неизвестно почему, но никто не въезжал в три светлые, сухие комнаты, хотя с квартирами в военном городке было плохо. Может, потому, что одна сторона дома выходила окнами на скалистую сопку и, когда свирепствовал июльский тайфун, желтые потоки воды и грязи хлестали по стенам и окнам. Стоял дом на отшибе, высоко над тротуаром, как голубятня, и совсем рядом шумело море.

Неизвестно, сколько бы еще он пустовал, если бы не приехал молодой лейтенант с женой. В штабе ему сказали, что квартир пока нет, намекнули: мол, надо было приезжать пока без жены. Заметив на лице молодого офицера растерянность, начальник штаба обратился к капитану:

— Товарищ АХО, да ведь есть, кажется, у тебя дом.

Капитан заморгал веками почти без ресниц и выпалил:

— Так точно, есть! Только там давно уже никто не живет.

— Вот и хорошо, — обрадовался лейтенант, но, тут же спохватившись, выжидательно посмотрел на начальника штаба.

— Вселяйтесь, лейтенант. А там посмотрим: появится возможность — переселим.

Так и решилась судьба долго пустовавшего дома.

С первых же дней от крыс не было спасения. Они осаждали этот дом упрямо, ожесточенно, точно хотели выжить людей. Вскоре вдоль стен через каждые полметра зазеркалились куски жести величиной с ладонь. Когда и это не помогло, дыры стали засыпать битым стеклом, подбрасывать мышьяк.

Как-то лейтенант встретил соседа, корейца Лю Чин Фу. Старик, как всегда, сидел на камышовой циновке, разостланной на камнях, и играл с голопузыми внуками.

— Хорошо спи, капитана? — добродушно спросил он лейтенанта, держа на тощих руках разом пятерых крепких малышей.

— Плохо, Лю, — ответил офицер и, присев на корточки, поманил бритоголового, с пучком волос на макушке, как у запорожца, мальца.

Маленький «запорожец» понимающе улыбнулся — черные глаза пропали в щелках припухших век, и он, как медвежонок, заковылял к соседу. Потом обнял лейтенанта за шею и начал увлеченно перебирать блестящие пуговицы с якорьками.

— Зачем плохо спи? — снова спросил старик. — Голова боли? Нехорошо.

— Нет, Лю, крысы все…

— Ай-я-я! — вскочил старик.

Внуки посыпались было, как семечки из перезревшего подсолнуха, но каким-то чудом успели зацепиться за плечи, за шею, а двое повисли на руках.

— Крысы шибко плохо.

— Плохо, Лю.

Вдруг Лю задумался и, цокнув языком, сказал возбужденно:

— Моя, капитана, выручай тебя, кис-кис маленький давай. Шибко злой. Вырастет большой — хороший будет.

Вечером старик принес крохотного, невзрачного котенка.

— Хороший кис-кис. Злой. Теперь твоя крыса убегай, — улыбаясь всеми морщинками лица, сказал Лю и погладил котенка, который тут же завалился на бок и, ощерившись, начал отбиваться передней лапой.

Зеленый ромбик в зрачках округлился, покраснел, глаза стали раскосыми.

— О-о! Шибко хороший кис-кис, — еще раз сказал старик и, все еще улыбаясь, вышел.

Котенок страшился всего. Когда к нему подходили, прилипал к полу, серая, в желтых разводьях некрасивая шерсть дыбилась, тупые ушки прижимались к головке, и он начинал шипеть с присвистом, как змея.

— Зачем, старик, принес такого дикаря? — спросила хозяйка после неудачных попыток приручить котенка. — Разве справится такой малыш с крысами?

Котенок уже сутки не ел: ни колбасы, ни курятины, ни мясного бульона. Он изредка лакал воду из блюдца и, когда в комнате никого не было, жалобно мяукал. Но стоило ему увидеть хозяев, он тотчас переставал плакать и забивался под кровать или за ящик.

— Какой самостоятельный! Гордец! И не пожалей-то его! — улыбалась женщина. — Что будем делать? Может, он больной?

Вечером лейтенант ушел дежурить на корабль. Хозяйка осталась одна. Котенок всю ночь пищал в соседней комнате и не давал уснуть.

Утром, возвращаясь со службы, лейтенант зашел к Лю и рассказал ему, что котенок ничего не ест.

— Ай-я-я! — захлопал себя по тощим бедрам старик и закачал головой. — Мой забыл. Бедный кис-кис! Корми его сырой мясо, сырой яйца. Мама его живи сопка, камень. Ай-я-я! Нехорошо моя делай, забывай. Он, маленький, кушай хочет, просить не умей…

— Дикий, что ли, он? — спросил лейтенант.

— Дикий-дикий! Шибко злой! Расти шибко сильный.

Дома лейтенант рассказал жене, что котенок дикий. Жена посмотрела настороженно на котенка, самозабвенно лакавшего сырое яйцо, и спросила:

— Оставим, что ли?

— Конечно, куда же его…

С этого дня котенка стали называть Дикаркой.

Была Дикарка не по возрасту серьезной, не гонялась за бумагами, как все котята, не висела на занавесках, скатертях, а передвигалась всегда бесшумно, крадучись. Солнечных зайчиков, за которыми с удовольствием охотились ее сверстники, Дикарка презирала. Ласки она не терпела, и, когда хозяйка брала ее на руки, Дикарка сжималась, как пружина, и начинала недовольно махать длиннющим хвостом, прядала ушами. Тогда женщина спускала ее на пол и спрашивала:

— Ну что тебе?

Кошка только отряхивалась и неслышно уходила в другую комнату.

Пробовала хозяйка брать Дикарку на постель, зная, что все кошки мира любят тепло. Однако котенок при удобном случае моментально покидал мягкое ложе. За такое упрямство и суровость хозяйка быстро охладела к Дикарке и даже перестала замечать ее.

Вот хозяин совсем другой. Он не мнет ее, как какую-нибудь тряпку. Но стоит ей подойти к нему и потереться боком о его ноги, он тут же наклоняется и говорит: «Ну что, соскучилась?» — проведет медленно сильной ладонью по спине, отчего хвост задрожит, а глаза сами закрываются.

Дикарке еще нравилось лежать на коленях у хозяина, когда он писал за столом. Распластав длинное гибкое тело, Дикарка могла часами лежать неподвижно. Она успевала вздремнуть; при этом видела все, что делает хозяин. Они не мешали друг другу. Если же хозяин начинал гладить Дикарку, она чуть-чуть высовывала розовый язычок и шипела с присвистом, под рыжевато-бурой шерстью проступали желваки.

— Ну ладно. Забылся, — говорил хозяин и убирал руку.

Жена спрашивала:

— Почему Дикарка любит тебя?

— Мы просто не навязываемся друг другу.

— Нет, она тебе навязывает свое, а ты все равно держишь ее на коленях. — В голосе жены слышалось недовольство.

Когда начинался такой разговор между супругами, Дикарка невесомо спрыгивала на пол и, печальная, уходила в другую комнату.

— Любит она тебя, — серьезно говорила жена.

Когда лейтенанта не было дома, Дикарка скучала, подолгу крутилась у двери, надеясь услышать знакомые шаги, ходила по комнате как тень.

Встречала же хозяина сдержанно. Радость ее выдавало только то, что она чаще прикладывалась к блюдцу с водой и, задрав хвост, как бы мимоходом, терлась о ногу хозяина. Дикарка не мурлыкала, как другие кошки. Она вся дрожала, как под током. Она не могла дождаться, когда хозяин снимет одежду, пахнущую морем, умоется и сядет за стол.

— Ты что же это все вокруг да около, а ко мне не идешь? — спросит хозяин.

И только тогда Дикарка вспрыгнет ему на колени.

Однажды к молодоженам зашел старый Лю. Держась за его шаровары, настороженно выглядывали два внука.

— Как живет, капитана? Крыса больше нету? Убегай? Кис-кис живи? Расти большой? — быстро-быстро спрашивал старик и тут же сам себе отвечал: — Хорошо живи. Кис-кис большой расти. Крысы убегай. Хорошо!

— Спасибо, Лю. Крыс действительно теперь нет. А Дикарка выросла.

Она лежала, растянувшись, в углу, как маленькая тигрица. Однако стоило малышам приблизиться к лейтенанту, как Дикарка зашипела и сердито забила хвостом по полу. Ребятишки отпрянули и спрятались за Лю.

— Кис-кис хороший! Любит капитана шибко, — обрадовался старик. — Твоя тоже любит?

— Конечно, — засмеялся лейтенант. — Как же иначе? А если нет — чепуха какая-то получится. Эксплуатация.

Однажды вечером кошка впервые вышла на улицу. Она растерянно потопталась на камнях, то выпуская, то пряча когти, принюхиваясь к незнакомым запахам. И вдруг огромными прыжками помчалась на сопку.

— Дикарка! Дикарка! — позвал хозяин.

— Неужели она не вернется? — спросила жена.

— Не знаю. Ведь дикая. Посмотрим…

Женщина ушла домой, а муж еще долго стоял и звал Дикарку.

Солнце уже наполовину затонуло в море, раскалив у горизонта воду, скалистые сопки дыхнули жаром, зазвенели цикады, заквакали приглушенно в расщелинах лягушки.

Ночь наступила сразу, точно задернули над землей гигантскую штору, расписанную звездами.

Человек сидел на теплой каменной ступеньке и терпеливо ждал Дикарку. Уже несколько раз звала домой жена, а он все не уходил.

Кошачьими глазами перемигивались в чернильном небе звезды, дзинькали цикады, в камнях шуршали ящерицы, а может, и змеи — здесь их вдосталь. Вдруг рядом появились две звезды и медленно стали приближаться к человеку.

— Дикарка!

Кошка тут же вспрыгнула на колени хозяина и, вытянув шею, неумело коснулась его подбородка.

После этого случая хозяева уверовали, что Дикарка никуда не убежит. И в самом деле, она могла часами пропадать в скалах, но всегда возвращалась. Соседские кошки не признавали Дикарку, она — их.

Дикарка, как и все кошки, боялась воды, моря. Но когда хозяйка шла на берег встречать мужа, кошка следовала за ней. Она терпеливо ждала хозяина, забравшись на крышу или акацию. В такие минуты воробьи могли, не рискуя ничем, спокойно расхаживать перед самой ее мордой.

Как-то раз, когда корабль только пристал к берегу, лейтенанта сразу же вызвали в штаб.

— Я быстро, вы домой идите, — сказал он жене. — Дикарку забери.

Дома кошка лениво пошла в свой угол и, грустная, растянулась на подстилке. Хозяйка впервые заметила, что она почти в два раза длиннее обычных кошек.

— Не скучай, скоро вернется твой хозяин, — заметила женщина, накрывая на стол.

Дикарка благодарно махнула длинным, уплотненным на конце хвостом.

— Придет, придет…

Вдруг внимание хозяйки привлек какой-то шорох над головой и легкий звон люстры. Она подняла голову и застыла в оцепенении: по стержню люстры сползала черная змея. Хвост ее был еще в отверстии потолка, откуда торчал крюк для подвески абажуров.

Змея медленно сползала, слегка покачивая плоской головой. Звякнула выпавшая из рук посуда, и хозяйка, вскрикнув: «Дикарка!», в ужасе отскочила от стола. Змея на миг застыла, ощупала раздвоенным языком стекляшки и еще быстрее начала спускаться.

Крик хозяйки, подобно пружине, подбросил Дикарку. Она не выгнулась дугой, не фыркнула, ощетинив усы, не сузила глаза до вертикальной черточки, — она стала сейчас еще длиннее, вся расслабившись, пошла к столу.

Кошка бесшумно вспрыгнула на стол, не задев ни блюдечка, ни чашки. И тут ее заметила змея. Она зашипела громко, как гусыня, — видно, такая встреча не входила в ее расчеты. Какое-то мгновение змея и кошка мерили друг друга ненавидящими взглядами. Вдруг враги бросились друг на друга. Зазвенели стекляшки люстры, загрохотала посуда. Дикарка успела схватить змею за шею и стала рвать ее зубами, когтями. Змея не раз пыталась обхватить метровым туловищем своего врага, но кошка ловко увертывалась. В какое-то мгновение змея освободилась от кошки и успела скользнуть к дыре в полу. Но Дикарка одним прыжком настигла ее и сомкнула зубы на шее змеи. Собрав последние усилия, змея начала извиваться так, что кошка замелькала в воздухе, как прыгающий мяч. Потом змея сразу обмякла, раскрыла оранжевую пасть, показались тонкое основание языка и огромное, похожее на вход в нору горло, глаза блеснули в последний раз и подернулись пленкой… Змея походила сейчас на кусок старого швартового каната.