Зеркальный лабиринт. Выход есть всегда

— Люди убивают и тебя, и меня; вообще все, к чему прикасаются, — с болью сказала Река.

— Но ведь не все. Есть и те, кто меня любит, бережет.

— Ну кто? Назови хоть одного, — ехидно воскликнула Река.

— Я и знаю лишь одного. Точнее, одну. Это Мария. — В его голосе послышалась нежность. — Но есть и другие.

— Мария-художница? — уточнила Река.

— Да, — заговорив о Марии, Город покраснел, и облака над ним окрасились в розовый цвет.

— Ишь, как раскраснелся, — улыбнулась Река разбежавшимися по воде солнечными бликами, — неужели влюбился?

— Да, — выдохнул Город чуть слышно.

— Да-да-да, — зашелестели осенней листвой деревья в парках и на улицах.

— Мария тоже тебя любит, — немного подумав, сказала Река. — Она рисует только тебя. Лучше всего у нее получаются храмы и соборы. Она верующая?

— Конечно. Бог дал ей талант, и она отрабатывает его. Ради нее я терплю все, — признался Город. — Если бы не она…

— Если бы не она, то что? — насторожилась Река.

— Я жив, пока жива она. Это все, что я могу сказать. ***

О Марии Город узнал совсем недавно. ***

Год назад он находился в тяжелейшей депрессии, вызванной парадом геев, прошедших по центральному проспекту в конце весны. Сначала, увидев их, Город не поверил своим глазам. «Этого не может быть, это кошмарный сон», — решил он, но парад извращенцев оказался явью. «Они не люди», — думал Город, с жалостью смотря на толпу обнаженных, кривляющихся существ непонятного пола, вихляющей, развязной походкой двигавшихся под орущие звуки, даже отдаленно не напоминавшие музыку. Между ними двигались платформы с инсталляциями из живых человеческих тел. Больше всего это шествие напоминало бесовскую вакханалию, чем, в сущности, и являлось.

«Когда-то по моим улицам горожане ходили крестными ходами, защищая себя и меня от темных сил. Что случилось с людьми? Я не понимаю!!!» — затрясся в рыданиях Город. Но люди, увлеченные новым развратным зрелищем, не заметили небольших колебаний земли у себя под ногами.

После мерзостного парада Город оцепенел. Время шло, а ему становилось все хуже. Ни колокольный звон, звучащий все реже, ни ласковые слова Реки не могли его взбодрить. Стоило ему закрыть глаза, как врезавшиеся в память мерзкие картины вновь оживали.

Город всегда жил для людей, но после увиденной грязи понял, что больше никому не нужен. Как-то он вспомнил, что Река однажды сказала: «Для людей сегодня главное — набить повкуснее чрево и усладить свою плоть любым способом. Они перешли черту, и теперь их ничто не спасет от гибели». ***

Если бы Город мог говорить, то объяснил бы своим жителям, что те живут лишь потому, что кто-то из их предков угодил Богу добрым поступком, крепкой верой, почитанием родителей или от сердца поданной милостыней, а может, заботой о больном человеке или сироте. И если люди хотят, чтобы их дети жили, а род продолжался, то они должны одуматься, попросить у Бога прощения и прекратить беззаконие и разврат.***

Дружелюбный и жизнерадостный Город превратился в хмурого молчуна. Он перестал разговаривать с облаками и птицами и даже с Рекой. Горожане недоумевали — куда исчезло солнце? Почему летом с утра до вечера идет то дождь, то град? Птицы стали облетать Город стороной. Лишь некоторые люди понимали связь между прошедшим парадом и состоянием города.

И вот наступил момент, когда он понял, что ему незачем больше жить. Точнее, не для кого. Ведь Город всегда жил для людей, а теперь они в нем не нуждались.

— Господи, разреши мне умереть! — обратился он к Богу.

— Терпи! — снова ответил Господь. ***

Однажды светлой летней ночью измученный бессонницей и мрачными мыслями Город услышал давно забытые слова: «Я люблю тебя, Город!» «Мне послышалось», — решил он, но звонкий молодой голос снова прокричал: «Город, я тебя люблю!»

Напрягая ослабевшие от постоянного плача глаза, он вгляделся в то место, откуда доносился голос, и увидел на крыше дома хрупкую девушку в длинном легком платье, развевающемся под порывами ветра. Рядом с ней стоял мольберт с холстом, на котором сквозь тонкую пелену молочной ночи угадывались купола одного из его любимых храмов. «Слава Богу за то, что ты есть!» — снова закричала девушка.

— Мария, прекрати кричать! Всех соседей разбудишь! И что это за манера — рисовать на крыше по ночам! — высунулась из чердачного окна голова старушки в платке.

— Бабушка, но ведь совсем светло! Ты посмотри, какая красота вокруг!

— Иди немедленно домой!

Старушка, кряхтя, вылезла на крышу, подхватила мольберт и потащила его к темному провалу. Мария, вздохнув, пошла за ней. ***

С этого момента Город начал оживать. Любовь Марии вернула его к жизни. Чтобы порадовать девушку, он начал улыбаться, и солнце вновь появилось в небе. Позолоченные купола и шпили засияли, подчеркивая его красоту как наяву, так и на картинах Марии.

Город изо всех сил оберегал юную художницу. Он разгонял над нею облака, если во время дождя она забывала зонт. Улица около ее дома всегда была чисто выметена ветром. Город уговорил метель, чтобы та никогда не заметала дорогу, по которой ходила девушка. Холодные и злые ветры из уважения к Городу облетали дом Марии стороной. На ее окне всегда пели птицы. Чайки, позируя ей, замирали в воздухе. И даже Река переливалась для ее картин особенными красками. Благодаря заботе Города картины Марии были самыми красивыми из всех, что когда-либо писали художники.

Город узнал, что девушка жила с бабушкой и трогательно заботилась о ней. Старушка была великая молитвенница. Таких, как она, в городе осталось немного. Все они собирались на службу в маленькой церкви на окраине, где служил старенький священник-монах.

Поглощенный заботой о Марии, Город почти не обращал внимания на то, что происходит вокруг, не замечал, что время сжалось до предела и дни мчатся с ужасающей скоростью.

Все чаще его навещали ураганы, оставляя после себя поваленные деревья, оборванные провода, исковерканные машины. Теперь даже ради Марии Город ничего не мог изменить. Любовь в людях охладела окончательно, они жили в злобе и ненависти друг к другу. Город наводнили иноверцы. Рядом с церквями все чаще возводили мечети. СМИ с утра до ночи вещали о толерантности и все громче призывали к абсолютной свободе — освобождению от еще теплившейся в некоторых людях совести и нравственности.

Климат изменился — арктический мороз зимой и африканская жара летом вперемешку с ураганами доводили людей до умопомрачения. Летом они задыхались от дыма бушевавших вокруг Города лесных пожаров, зимой гибли под обвалами снега и гигантских сосулек. Медицина не успевала изобретать препараты для лечения новых вирусов.

Пришло время, когда Город стали покидать немногие оставшиеся в нем христиане. Убегали от грязи и разврата поближе к монастырям.

Уехала и бабушка Марии. Девушка оттягивала момент расставания с любимым Городом как могла, но однажды в ее окно постучал белоснежный голубь, и она поняла — пора.

В последний раз она шла по Городу, прощаясь с дорогими ее сердцу местами, а он смотрел на нее сквозь слезы, падавшие солеными каплями ей на лицо. «Не плачь, — утешала его мысленно Мария, — я знаю, что настанет время, и ты станешь еще прекраснее. И твои горожане будут любить друг друга и тебя всем сердцем!»

В этот же вечер, забрав с собой все картины, Мария уехала. ***

Горожане проснулись от страшного грохота и бросились к окнам. Многие, видя происходящее, столбенели от ужаса. Такого урагана в городе еще не бывало! Шквальный ветер рвал провода, словно взбесившийся пес. Деревья и даже бетонные столбы ломались, словно спички, облицовочная плитка домов шрапнелью летала по улицам. Несколько резких порывов — и невидимые могучие руки принялись срывать крыши. Машины, трамваи, автобусы — весь транспорт — перекатывались по дорогам, словно пустые консервные банки. Со всех концов Города раздавались взрывы. Только что спокойная Река, внезапно ощетинившись, с невероятной скоростью пошла на Город. Люди, живущие в центре, забрались на крыши, но там свои жертвы ждал ураган, сдувая их, как воздушные шарики. В дальних районах новые дома-небоскребы складывались внутрь, погребая под собой тысячи жителей.

Неотделимый от жителей Город страдал от невыносимой боли, умирая вместе с людьми. Но он знал, что ничего изменить уже нельзя. Беды не случаются с людьми просто так. ***

Через несколько дней Река вернулась в свободные от гранита берега. Города больше не было. Холмистая равнина, иссеченная дорогами, напоминала объемный топографический макет. От зданий не осталось не только камней, но и пыли. Ничто не напоминало о том, что когда-то на этом месте жил прекрасный многомиллионный Город.

Измученная природа отдыхала. Прохладный ветерок закручивал на Реке легкие кудряшки. Стояла звенящая тишина.

А над невидимыми престолами церквей и соборов стали хорошо слышны ангельские голоса, славящие Бога…