Кумуш-Тау — алые снега

* * *

Уже прошли они ту пещеру, где спугнул Бакиджан летучих мышей, где проснулось — всполошилось голосистое эхо.

...Пока Зебихон его оплакивала, успел приметить цепкий глаз: черная дыра, что повыше входа в Яман-Коя, вдруг задымила.

Сизый дымок все редел, и вот уже видно — один за другим выскакивают из дыры лопоухие трепыханчики...

Коршапалак — летучая мышь!..

Вот кого он принял за исчадие ада! Вот от кого бежал, словно курица, обжегшая лапки, — великий храбрец Бакиджан! А эти чудны́е мыши — не то звери они, не то птицы — испугались его. Вон, даже вылетают, не дождавшись вечера...

Тогда же он решил, что снова зайдет в пещеру. А оттого, что Зеби увязалась за ним, еще веселее и тверже шагалось.

Девчонка беспрерывно ойкала. Смешно даже, что может человек так бояться. Каждый камень казался ей затаившимся чудищем. Танцуют тени на извилинах стен — она уже хватает за руку:

— Смотри, смотри, шевелится!

И вдруг замерла. Точно мышь, наскочившая на кошку. Белая вся — от камня не отличишь.

— Слышишь — плачет?..

Хотел Бакиджан посмеяться — не смог: уж очень насторожилась Зеби. Вся — как тетива, напряженная. И он наставил ухо.

Тоненький голосок словно из-под земли пробивается. Жалобно бормочет, всхлипывает, а слов не разберешь.

— Это она притворяется... Заманить хочет, — шепчет Зеби, чуть шевеля одеревенелыми губами. — Ой, вернуться бы нам...

— Ягненок в трещину упал, там, на горе, — решительно определил Бакиджан. — Живой еще. Стонет. Найти надо, вытащить...

Как ни тряслась Зебихон — пошла за ним. Все свое упрямство под землей растеряла...

Стена справа была гладкая и блестела, как стекло. С потолка время от времени срывалась капля воды — ледяная, норовила прокатиться за шиворот. Жалующийся голосок то замирал, то расстанывался так уж нестерпимо... «Неужели ягненок так может?» — думал Бакиджан, но шагал молча, насупленный.

И вдруг — камень под ногами помягчел, поплыл.

Не успел Баки найтись, как и что, — уже съехал на ногах по скользкому глиняному откосу. Зебихон — катышком — за ним.

Вот где они очутились.

Сто каменных столбов подпирают каменный потолок. Сосульками меж них свисает застылый камень. Снизу тянутся то ли пеньки, то ли грибы, то ли цветы — все из белого камня, сверкающего, словно лед. И бежит, торопится, глубокую щель пропилив в каменном ложе, и поет нескончаемую песню, захлебываясь второпях — ручей...

Вот тебе и ягненок!.. Голос бегущей воды приняли они за его стенанье...

Совсем весело стало Бакиджану.

— Ого-гой! — крикнул он, приложив ладонь к щеке, ребром. — Эй, подземный дворец!

Ох, ты — какое проснулось эхо, как пошло метаться из угла в угол! Только все слова перепутало по-своему, ничего не поймешь.

Зеби замахала на него руками:

— Зачем ты? Зачем? А вдруг зашатаются своды — и как упадут на нас!

И пошла вдоль ручья тихонько. А Бакиджан увидел необыкновенный камень. Тонко выточенный, сквозной, был он похож на кисть цветов ширача, что качается по весне выше самой высокой травы. Когда скачешь на коне, вдруг — мягко, прохладно, душисто — заденет тебя по щеке...

Хотел он отломить, унести с собой это чудо, но камень только с виду похож на цветок. Никак с ним не совладаешь. А тут еще снова Зебихон зовет. И голосок дрожит, тоненький, как паутинка.

— Баки! А, Бакиджан!

— Ну что там у тебя! Погоди!

Как раз камень начал поддаваться...

— Баки!

Так вскрикнула, что ноги сами поднесли к ней.

Ничего не говорит, только тычет пальцем вниз.

Что это?

Такой след не может оставить никто из живущих. Огромные лапы впечатаны в сероватый камень. Борозда меж ними — словно кто-то волочил тяжелый хвост... Как бревно, хвост — какой же сам-то зверь?

— Аждар! — прошептала Зеби. — Царь змей!.. Отсохли бы мои ноги, зачем я пошла сюда!..

Слезы опять полились по круглым ее щекам, быстро-быстро, как весенний дождь. Вся она сжалась в комочек... Ай, эти девчонки, сто забот с ними!..

— Ты вот на что погляди, — сказал Бакиджан вразумительно. — Окаменели следы эти. Сто лет назад зверь проходил. А ты сегодня боишься...

Зеби размазала слезы кулаком. И сказала, глядя снизу вверх сияющими, мокрыми глазами:

— Все, все тут живое... Чудищ здесь не счесть... Только все они окаменели вмиг — потому что пришел настоящий храбрец. Мне бабушка говорила, что так будет...

— Так и смотришь своей бабушке в рот, — проворчал Баки. — Вот погоди, будем учиться в школе...