Жизнь на кончиках пальцев — 2

Глава пятая

— Выглядишь ты, подруга, даже хуже чем всегда, — вынесла вердикт внешности коллеги Звездинская. — Не знай я тебя, как облупленную, решила бы, что прошлялась ты всю ночь напролет.

Людмила Марковна, как всегда после утреннего урока, забежавшая в кабинет Мстиславы, потерла пальцами виски:

— Голова раскалывается третий день.

— Мне мой Лёшик привез из забугорья какую-то мазюку, — достала из стола матовую баночку, протянула, предлагая опробовать содержимое. — Сказал, что от мигреней самое то. Возьми, намажь, а потом скажешь мне — помогает или нет.

Милочка поняла, что Мстя делает из неё подопытного кролика, но возражать или возмущаться у неё просто не было ни сил, ни желания.

Резкий холодный запах заполнил кабинет, едва Людмила открыла баночку. Не обращая внимания на странный аромат, нанесла на виски по капельке содержимого. Голова действительно раскалывалась с самого утра, но едва вязкая мазь оказалась на коже, как боль словно начала растворяться и вскоре пропала совсем.

— Помогает, — удивилась столь быстрому действию Людмила, возвращая баночку её владелице.

— Умеют, буржуины проклятые, — ухмыльнулась Звездинская, пряча мазь обратно в стол. — Ну, рассказывай, как праздник провела? Наверное, снова с книжкой в кровати?

— Ты ведь и сама все прекрасно знаешь, — кивнула Милочка, — зачем спрашиваешь?

— Для приличия! — радостно оповестила Мстя. — Для поддержания беседы! — и тотчас перешла к рассказу, какой чудный вечер провела она сама в ресторане гостиницы Лондонская вместе со своим официальным любовником. Вздохнув, добавила, что с большим удовольствием «выгуляла» бы в ресторан Сереженьку, но он, как и все ученики, вчерашний вечер провел, чествуя и радуя выступлением «жирных баб», которые только и созданы, чтобы пахать на фабриках и заводах Южной Пальмиры.

— Все прошло нормально? — спросила Людмила.

— Угу, — кивнула Мстислава, — Любарский уже забегал, доложился. Так что скоро капнет на счет спонсорская денушка.

— Это хорошо, — согласилась Милочка. — Деньги училищу ох как нужны. Паркет в танцклассах просто умоляет о том, чтобы его перециклевали.

— Посмотрим, — изрекла Мстя. — Мне вон в кабинете ремонт тоже не помешает. Этот, — кивнула на стену, — уже из моды вышел. А я в училище провожу бремени больше, чем дома.

— Вроде, неплохой ремонт, — пробормотала собеседница, глядя на стену кабинета, обшитую тонкой ореховой планкой. — Впрочем, что я лезу со своим мнением. Поступай, как знаешь.

— Вот и не лезь! — разозлилась Мстя непонятно на что.

— Нужно написать план занятий на ближайшую неделю, — Милочка встала, собираясь покинуть кабинет Мстиславы, — пожалуй, я пойду.

— Иди, — милостиво позволила Звездинская. — У меня тоже работы невпроворот, а сижу и с тобой болтаю. * * *

Головная боль прошла, но Людмила чувствовала себя отвратительно. Словно по ней проехался асфальтоукладочный каток. Или, как минимум, избили палками. Она понимала, что это психосоматика. Что натренированному телу просто не от чего болеть, но легче от этого не становилось.

Вечерний урок она провела, что называется, «на автопилоте», мечтая только о том, чтобы этот бесконечный день побыстрее закончился.

К вечеру отчего-то похолодало. С моря задул ветер. Милочка быстро шла на остановку, мечтая лишь о скором прибытии автобуса и о том, чтобы городские власти не отключили горячую воду.

Недавно в городе начали переоборудовать автобусные остановки, снабдив их кроме холодных металлических скамеек, еще и стеклянными прозрачными стенками и такой же крышей. Кто-то умудрился разбить стекло в одной из стен, и теперь спрятаться от ветра стало практически невозможно.

Людмила, сжавшись в оставшемся целым углу, смотрела вдаль на дорогу, надеясь увидеть автобус, спешащий к остановке. Отчего-то ёкнуло сердце, когда на проезжей части появился черный БМВ, так похожий на принадлежащий Тимуру Халфину.

«Господи! Пусть это будет чья-то чужая машина!» — взмолилась Милочка. — «Мало ли в городе черных бэх?!»

Но Бог именно в этот миг был чем-то занят и просьбы не услышал.

Из притормозившего у остановки авто вышел Тимур и направился к быстро повернувшейся к нему спиной женщине. Коснулся её плеча:

— Идем в машину, — сказал, будто сегодня утром не произошло ничего необычного, будто в его привычках выставлять из спальни женщину, с которой провел ночь.

Милочка услышала, как сигналит подъехавший автобус, которому машина преградила доступ к остановке. Дернулась, собираясь юркнуть в автобус. Но рука Тимура крепко держала, железной хваткой стискивала плечо. Его тело преграждало выход из такого спасительного совсем недавно, безветренного уголка.

Милочка затравленно смотрела в лицо Тимура. Еще несколько секунд и она расплачется прямо тут. На виду у любопытных прохожих.

— Нам нужно поговорить, — Халфин ослабил хватку, но плеча своей пленницы из руки не выпустил. — Сядь, пожалуйста, в машину. Я отвезу тебя домой.

Людмила подумала, что не стоит устраивать скандал на виду у посторонних. Что нужно выполнить требование Тимура. Потому как просьбой его слова не выглядели. И тем более, у неё будет возможность вернуть наряд, в котором она вчера блистала, дарителю. Едва заметно кивнула головой.

Но Халфину этого знака хватило. Он отпустил плечо и согнул руку в локте, предлагая спутнице опереться. Ровно через пятнадцать секунд автомобиль сорвался с места, давая доступ к остановке беспрерывно сигналящему автобусу. * * *

Милочка вошла в квартиру и услышала, как за спиной захлопнулась дверь.

За все время, которое заняла дорога к её дому, ни она, ни Тимур не проронили ни слова.

Когда машина остановилась у подъезда, Людмила не стала дожидаться, пока перед нею откроют дверцу авто, а быстро вскочила и чуть ли не побежала по тротуару. Ни дыхания, ни звука шагов Тимура за спиной она не слышала, но понимала, едва ли не чувствовала кожей, что мужчина следует за нею.

— Подождите немного, Тимур Айдарович, — Людмила остановилась на пороге комнаты, — здесь, или на кухне, — ткнула пальцем в нужном направлении, — я постараюсь управиться как можно быстрее.

Ни торчать в крохотной прихожей, ни, тем более, следовать в кухню Тимур не собирался. Он шагнул вслед за Милочкой и одним неуловимым движением развернул её лицом к себе:

— Прежде чем ты примешь решение, прежде чем мы попытаемся построить отношения, ты должна знать, что никогда, ни при каких условиях ты не должна сомневаться ни в моих словах, ни в моих поступках. Не пытаться что-либо обсуждать. Не пытаться возражать. Помнить, что если я поступаю так, а не иначе, значит это нужно. Значит, выбора нет. И все, что я делаю, направлено во благо.

Людмила опешила:

— Какие отношения?! О чем ты говоришь?! — снова перешла на «ты». — После того, как ты поступил со мною сегодня утром, разве можно говорить о каких-то отношениях.

— Можно, — Халфин улыбнулся, — и даже нужно. Если ты готова принять условия. Просто я не хочу, чтобы твое, да и мое время было потрачено впустую, — снова повторил: — Если я что-то делаю — значит, так нужно.

— Но сказать мне, что попросту не можешь провести — это что, так трудно?! — продолжала недоумевать Людмила. — Ты не представляешь, что мне пришлось пережить?! Я ненавидела и себя и тебя! Мечтала попасть в аварию и погибнуть, только чтобы это забылось и исчезло!

— Ты бы не отнеслась к моим требованиям настолько серьезно, как нужно, если бы я просто попытался объяснить необходимые условия жизни рядом со мною, — вздохнул Тимур. — Ты мне очень нравишься. И ты — та женщина, которая сможет соответствовать. Если, конечно тебя устроит, — повторил: — Не задавать вопросов, не обсуждать мои действия, коль скоро я этого не позволю. Даже если тебе покажется, что мои поступки оскорбительны и предосудительны, прими их как данность и необходимость.

— Какие странные условия, — пожала плечами Милочка. — Кто ты такой, Тимур Халфин? Что дает тебе право так себя вести?

Тимур словно не услышал вопроса, продолжил излагать свои мысли:

— Этот разговор между нами состоялся в первый и последний раз. Я никогда не подвергну твою жизнь опасности. Но если я что-то сделал или чего-то не сделал — ты должна знать, что так было необходимо. Мне не нужна рядом женщина, от которой не знаешь чего ждать, не нужна взбалмошная истеричка, а потому я был честен с тобой, — усмехнулся, — насколько это для меня в принципе возможно. Ты можешь все обдумать, прежде чем дать ответ. Но, если ты примешь условия, если захочешь быть рядом со мною — можем попробовать. Не исключено, что я в тебе не ошибся, — повторил уже более уверенно, — а я не ошибся! И у нас все получится. Если же нет — я пойму. Если мои условия не приемлемы для тебя — мы больше никогда не увидимся и постараемся друг друга забыть.

— Что получится? — лепетала Милочка. — Я ничего не понимаю, — почувствовала, как снова заломило виски.

— Завтра утром тебя отвезут на работу, — казалось, что Халфин и не собирается продолжать разговор. — Я приеду вечером и хочу получить ответ, — шагнул к двери, собираясь покинуть квартиру.

— Подожди! — крикнула Милочка в спину. — Забери платье! Мне оно не нужно.

— Мне тоже не нужно, — Тимур остановился, но не обернулся. — Можешь выбросить на помойку, — отодвинул язычок хлипкого замка и захлопнул за собой дверь. * * *

Милочка замерла в центре комнаты, уставившись на злополучное платье.

«Выброси на помойку!» — вспоминала слова Тимура, — «Может, и выброшу! Но только после того, как постараюсь понять, о чем он говорил! Что это за странности?! О таких требованиях в начале отношений никто не слышал!» — голова разболелась не на шутку, а потому, Милочка вздохнула и пошла в кухню. Ромашковый чай лучшее средство от мигрени. Если, конечно, не считать «мазюку» от любовника Звездинской, опробованную сегодня днем.

Она обрадовалась, убедившись в том, что горячую воду не отключили. Повернула вентиль крана до упора, вылила под струю два колпачка драгоценной пены и отправилась в кухню заваривать чай.

Через четверть часа Людмила, поставив на бортик чашку с чаем, погрузилась в ванну. Сделала глоток. Потом еще один. Тепло обволакивало изнутри и снаружи. Она быстро допила чай и закрыла глаза, опустившись в воду по самый подбородок. Ей нужно хорошенько обо всем подумать… * * *

«Что предлагает Тимур? Начать строить отношения? И это значит, что она ему, как минимум, нравится! Ведь говорить о чем-то подобном с женщиной, к которой безразличен — глупо!» — Милочка пошевелила пальчиками ног, улыбнулась. Продолжила размышлять дальше:

«Но эти его условия ей непонятны! Как и утренняя холодность. Как то, что он выпроводил её из дома, даже не попрощавшись! Почему он так поступил?! Неужели ради того, чтобы дать ей прочувствовать вот это требование: никода не задавать вопросов и принимать все, как должное? Но ведь он мог просто сказать!» — тут же ответила на собственный вопрос:

«А разве я в полной мере ощутила бы всю подоплеку его слов, не окажись в такой ситуации, как нынче утром?! Конечно — нет! Покивала бы головой, но не поняла, о чем он говорит!» — вздохнула: