Краткая история Вьета (Вьет шы лыок)

Перейдем к третьей книге «Краткой истории Вьета», в которой, подобно второй книге, описываются по главам правления других четырех императоров династии Ли.

Правление Ли Тхан тонга (1127-1138). Глава, посвященная этому императору, весьма мала по объему, что отчасти объясняется относительной непродолжительностью его правления — всего десять лет. Столь же малочисленны и те отрывочные сведения, которые могут дать материал по религиозной жизни страны. На первых порах по-прежнему встречаются сведения о событиях, относящихся к буддизму: строительство ступ[134]; чудо, происшедшее у храма Ко фап, — зацвело сухое дерево[135], обнаружение древнего медного колокола из храма[136]. Сохраняются и варварские пережитки культа предков — сожжение наложниц императора после его смерти[137].

К концу главы появляются конфуцианские мотивы. Сообщается о появлении чудесной черепахи, на груди которой было четыре иероглифа: «Все Небо вечной святости»[138] — фраза, типичная для конфуцианской трактовки культа Неба.

В главе о Ли Тхан тонге, таким образом, нет резкого перехода от буддизма к конфуцианству, очевидно, вследствие того, что эволюция мировоззрения к конфуцианству носила постепенный характер. Это не могло не повлиять на автора третьей книги, окончательный переход которого к описанию исторических событий в чисто конфуцианском духе начинается только со следующей главы.

Правление Ли Ань тонга (1138-1175). В этой главе религиозно-философский фон претерпевает изменения. Буддизм отходит на второй план, о нем уже почти не упоминается. На первое место автор выдвигает конфуцианство.

Впервые в «Краткой истории Вьета» записано под 1156 г. «...построили... храм Конфуция»[139]. Также впервые сообщается о проведении экзаменов (1165 г.)[140].

Отмечается сооружение алтаря с целью «сделать его местом жертвоприношения Небу»[141]. Таким образом, в этой главе продолжаются упоминания о культе Неба.

В уста императора Ань тонга вложена автором типично конфуцианская фраза, которую он произносит, объясняя причину отказа в назначении своего сына Бао Куок выонга наследным принцем: «Являясь сыном, не почитает своих родителей, станет государем, то сможет ли любить свой народ?» Сыновняя почтительность (сяо) и любовь к народу со стороны императора — чисто конфуцианские понятия.

Но, как и в предыдущих главах, отмечается отливка статуй Брахмы и Шакьямуни[142], проведение обряда ритуальной пахоты. В годы правления Ли Ань тонга происходило также строительство поминальных денов и храмов[143].

Необходимо отметить, что поминальные дены строили во Вьетнаме и значительно раньше, однако в «Краткой истории Вьета» до сих пор не было упоминаний о них. Ден строился, как правило, небольшим. Он посвящался либо реально существовавшей личности, чем-либо прославившейся при жизни, либо духам.

Правление Ли Као тонга (1175-1210). Эта глава не только целиком пронизана конфуцианскими идеями, но и содержит критику практики буддизма (одновременно с признанием его силы и массовости), ярко выраженную в обращении придворного Дам Зи Монга к императору Као гонгу: «В настоящее время буддийских монахов и послушников приблизительно столько же, сколько слуг. Сами все вместе устанавливают себе учителя. Собираются все категории (***), живут вместе, совершают много позорных поступков. Или в священной обители пьют вино и едят мясо, в чистых буддийских монастырях предаются блуду, развратничают, днем спят, а ночью бодрствуют, подобно лисам и крысам, разрушают нравы, вредят религии, и это постепенно становится поветрием. Если не запретить, то через некоторое время это дойдет до крайности»[144]. И вслед за этим, заручившись поддержкой императора. Дам Зи Монг собрал всех монахов и послушников, оставил несколько десятков наиболее известных из них, а остальных расстриг.

Интересно отметить, что конфуцианец Дам Зи Монг выступает здесь за чистоту буддийской религии, хотя очевидно его стремление к ограничению буддийского влияния. Это лишний раз свидетельствует о господствующем положении буддизма в стране. Конфуцианцы только начинают завоевывать свое положение при императорском дворе, а ведь это уже конец XII в.

В притче о монахе-укротителе тигров из западных стран содержится насмешка над буддистами[145].

В главе проповедуются конфуцианские добродетели, в частности описывается чиновник То Хиен Тхань, наделенный автором всеми качествами «верного подданного». Вдовствующая императрица пыталась побудить То Хиен Тханя низложить молодого императора Као тонга, обещая за это богатства и почести. В ответ Хиен Тхань заявил: «Несправедливость, даже вместе с богатством и знатностью, не доставит радость верному подданному, человеку долга»[146]. Когда То Хиен Тхань заболел, то просил назначить на его место не того чиновника, который ежедневно ухаживал за ним, а другого, более способного, хотя тот и не навещал его во время болезни, так как был занят делами[147].

Дважды упоминается проведение экзаменов, причем отмечается, что выдержавшим экзамены жалуются ранги и классы.

Ли Као тонг вел праздный образ жизни, не уделял внимания государственным делам. Придворные чиновники, резко критикуя поведение императора, ссылаются на древних китайских императоров, цитируют Ши цзин, приводя это произведение в доказательство своих рассуждений. Летописец критикует Као тонга за его корыстолюбие, выражавшееся в продаже чиновничьих должностей и несправедливых конфискациях имущества. Однако эти конфуцианские рассуждения не производили впечатления на Као тонга. И только к концу его правления, когда смута охватила всю страну и началась феодальная междоусобица, Као тонг изображается раскаивающимся в своих ошибках[148].

В главе по-прежнему упоминается об установке в храмах статуй Брахмы и Шакьямуни[149], об увлечении императора тьямской музыкой. Интересно отметить, что подобное увлечение вьетнамских императоров тьямской музыкой отмечалось и во второй книге, однако если в ней оно не вызывает никаких возражений со стороны придворных и никак не осуждается, то в третьей книге содержится резкая критика этого увлечения. Один из придворных, по имени Нгуен Тхыонг, якобы заявил по этому поводу императору следующее: «Я видел, что в предисловии к Ши цзину сказано следующее: "Музыка страны, в которой происходит смута (имеется в виду Тьямпа. — А. П.), вызывает ропот и гнев. Управление в этой стране расстроено. Музыка погибшей страны навевает скорбные мысли. Ее народ страдает". Ваше величество слишком много ездит с инспекторскими осмотрами, а управление и религия (***) заброшены. Подлый люд [везде] дошел до крайней нужды, а здесь более всего. И ежедневно слушать грустную музыку — разве не признак смуты и гибели? Я знаю, что императорский экипаж, вернувшись, в другой раз не посетит этот дворец!» Вслед за тем в стране была большая смута, действительно так, как он сказал»[150].

Интересно отметить, что в названии должности Нгуен Тхыонга имеется иероглиф «буддийский монах» (***). Таким образом, автор третьей книги вкладывает в уста придворного буддиста конфуцианские рассуждения. Характерно также, что в сочинении Нго Ши Лиена приводятся слова Нгуен Тхыонга, однако в сокращенном виде — указанный выше иероглиф «религия» отсутствует, последних двух фраз нет, нет также подтверждения словам Нгуен Тхыонга: «Вслед за тем в стране была большая смута, действительно так, как он сказал»[151]. На данном примере можно проследить приемы, которыми пользовался летописец для выражения своего мнения. Малочисленность чиновников-конфуцианцев вынуждала автора третьей книги приписывать конфуцианские рассуждения чиновникам-буддистам.

Правление Ли Хюэ тонга (1210-1224). В этой последней главе третьей книги содержится весьма, мало сведений о религиозной жизни. Основное внимание в ней летописец уделяет феодальной междоусобице, борьбе за императорский престол. Но то, что имеется по интересующему нас вопросу, дает основание утверждать, что все происходящие события оцениваются с позиций конфуцианского учения. Интересно, что верноподданными конфуцианцами в этой главе изображены представители феодального дома Чан, узурпировавшего престол династии Ли. Человек, писавший третью книгу летописи, был подданным новой династии и, описывая ее членов согласно своим представлениям, приводил их поступки в строгое соответствие с конфуцианскими понятиями. Перед автором третьей книги стояла трудная задача, так как действия рода Чан, стремившегося силой захватить императорский престол, представляли собой сплошное нарушение конфуцианских норм.

Так, Чан Ты Кхань, сражавшийся против императорских войск, утверждал, что не имеет никаких дурных помыслов против императора, а хочет лишь стать его опорой, оказать ему помощь, в чем он давал клятву Небу[152]. Захватив столицу, Чан Ты Кхань призывает императора вернуться в нее, прикрываясь конфуцианскими рассуждениями о своем долге подданного по отношению к государю[153]. Это, однако, не помешало его сородичам впоследствии заставить Хюэ тонга отречься от престола и покончить с собой, уничтожить всех членов императорской семьи и их сторонников. Передачу Хюэ тонгом престола Чанам один из членов этого рода, Чан Тху До, оправдывает ссылками на волю Неба и на древних китайских императоров Яо и Шуня[154], действия которых, по мнению конфуцианцев, являются примером для подражания всем правителям. Династию Чан, узурпировавшую престол, особенно привлекал в деяниях Яо и Шуня их отказ передавать власть своим сыновьям, недостойным ее, и избрание посторонних людей, заслуживших эту власть своими добродетелями. Интересно отметить, что, придя к власти, Чаны не только не следовали примеру Яо и Шуня, а пошли еще дальше — из боязни потерять престол они заключали браки только внутри своего рода.

Таким образом, текст третьей книги пронизан конфуцианскими идеями. В ней содержится много рассуждений о правомерности восшествия на престол того или иного монарха. Императорская власть определяется волей Неба. В тексте третьей книги четко прослеживается отражение конфуцианской концепции об императоре как Сыне Неба.

Примером для подражания в этой книге представлены чиновники, обладающие чувством долга по отношению к правителю. Придворные в своих речах цитируют классический конфуцианский канон Ши цзин в доказательство своих рассуждений. Текст изобилует ссылками на древних китайских императоров, в нем приветствуются мероприятия, способствующие распространению конфуцианства.

В третьей книге проявляется негативное отношение к еще сильному буддизму, в то время как во второй книге нет никаких проявлений такого рода.

Проведенный анализ второй и третьей книг «Краткой истории Вьета» делает очевидным их резкое различие по религиозному и идеологическому содержанию и направленности. Объяснить это обстоятельство тем, что автор летописи объективно отражал религиозную систему Вьетнама в ее развитии, отмечая господство буддизма в первую половину правления династии Ли (вторая книга) и доминирующую роль конфуцианства во второй половине (третья книга), нельзя. Фактические данные о распространении религий и верований в стране (строительство храмов, монастырей, святилищ) свидетельствуют о преобладании буддизма над всеми другими религиями в течение всего периода правления династии Ли, хотя некоторое усиление позиций конфуцианства в XII в. имело место. Действительно, конфуцианские сентенции в третьей книге отражают в основном взгляды автора и придворных конфуцианцев эпохи Чан. В «Краткой истории Вьета», в том числе и в третьей книге, данных о распространении конфуцианства в стране почти нет. О господстве же буддизма в стране в период правления династии Ли неоднократно писали авторы летописей XIII-XV вв. В летописи XV в. «Полное собрание исторических записок о Великом Вьете» содержатся комментарии Нго Ши Лиена, в которых он критикует всю династию Ли за ее приверженность буддизму и полное незнание древних установлений, освященных конфуцианством. В той же летописи имеются и комментарии Ле Ван Хыу, взятые из его сочинения «Исторические записки о Великом Вьете» (1272 г). В них также критикуется буддизм, идеями которого руководствовались императоры династии Ли. О преобладании буддизма над другими религиями в конце XIII в., при Чанах, писал китайский посол, посетивший Вьетнам в этот период: «Хотя и есть храмы предков, но нет обрядов жертвоприношений по сезонам или по годам, только лишь Будде поклоняются с наибольшим почтением»[155]. Это высказывание свидетельствует лишний раз о том, что культ предков во Вьетнаме традиционный и не испытывал влияния китайского конфуцианства.