О дикий новый мир II / Победа Шрёдингера

========== Акт 1. Жизнь до/Явление ==========

Нет, правда немного забавно, что чуть ли не целых шесть первых лет жизни я считал себя абсолютно нормальным. Еще и мое детство пришлось на то время, когда все дошкольное образование было бесплатным и очень разные дети ходили в один детский сад, где было совершенно невозможно не поверить, что все люди родились и растут равными. Сами подумайте, даже если вы купаетесь в деньгах, как это выделит вашего ребенка? Золотом его не увешаешь, с гаджетами приходить нельзя, со своими игрушками (кроме дня «Приведи свою игрушку в детский сад») – тоже. Может, круто, что тебя приводит няня или привозит шофер? Опять мимо! Самое крутое, если тебя приводят и забирают родители, так что тут я был среди счастливчиков.

Да, там было здорово! У меня была куча друзей. Сейчас я вспоминаю, что не было лучшего друга, кого-то, о ком ты постоянно родителям рассказываешь, с кем вы неразлучны, кого до такой степени воспринимают, как часть тебя, что если он на прогулках пропадает из вида, воспитатель спрашивает именно тебя: «А где Джимми?». Да, лучшего друга из детского сада должны звать Джимми или Сэмми. Но мне нравились все: толстый Бен, блондинка Натали, чернокожая Джун, Эрик с заиканием, Эмма, первый год ходившая с заячьей губой, кудрявый Ги, Ай, которая всегда была в платке, и все остальные - мы были весёлой и разношёрстной компанией мелких детей.

Не всё было безоблачно. Иногда мне приходилось врать и изворачиваться. Помню, как минимум, один случай. Видимо, мы опять работали над навыками устной презентации (ну, чем еще заниматься четырехлеткам?), тема была «Приведи своего воображаемого друга и расскажи о нем». Вот тут я влип! У меня не было воображаемого друга! И вот сижу я на ковре, слушаю все эти потрясающие истории про говорящего лягушонка Милу, сорвиголову Мэй (вы угадали, она была воображаемой подругой Джун), пирата Ма Шу (это прямо открыло мне глаза на мир и меня самого, потому что я осознал, что мое туннельное мышление до этого ни разу не допускало мысли о пирате-азиате-девочке), кота (говорящего) Тома и даже дельфина Фифи (вот за кого я волновался, потому что Франц притащил его без воды!), и чувствую, что вот дойдет до меня очередь и…нет, меня бы не наказали, но все эти друзья стояли тут такой разнообразной занимательной толпой, что мне непременно хотелось сделать вклад в это видовое и этническое разнообразие. Но я помнил, как воспитатели всегда говорили нам о важности правды, и решил не врать. И вот Мартин кивает мне, все дети поворачиваются в мою сторону, и я немного дрогнувшим голосом говорю, что у меня нет воображаемого друга. Мартин почему-то сильно удивился и говорит:

- Бенни, ты уверен, что не хочешь рассказать?

Вот тут удивился я. Ведь я же четко сказал, что у меня его нет, а рассказать я как раз хотел!

А воспитатель продолжает:

- Мы ко всему относимся с пониманием, правда, ребята? Например, в твоей ситуации вполне нормально, если твой друг очень похож на тебя.

Я не очень понял, какая это «моя ситуация», но это натолкнуло меня на мысль. Я начал рассказывать, что мой воображаемый друг, действительно, выглядит совсем, как я, только он сильнее, взрослее и больше знает. Дошло до того, что я рассказал, как однажды гулял около дома и чуть не наступил на змею в траве. Она зашипела, но этот воображаемый друг-супергерой схватил ее и перебросил через забор!

В свете последующих событий эта история выглядит, ну, не знаю, жутковато, но и тогда она не прошла без последствий. Мартин предал конфиденциальность детсадовец – воспитатель, и пересказал все моим родителям. В тот же вечер за ужином мама и папа долго переглядывались, а потом папа откашлялся и произнес:

- Ты ни о чем не хочешь нас спросить?

- Можно мне собаку? – обрадовался я представившейся возможности

- Когда старше станешь. – разбила мою мечту мама. – Откуда у тебя эта идея про второго тебя?

- Простите, я все выдумал, - признался я.

- Понятно, - сказал папа.

- Он не мог это выдумать, - возразила мама. У нее уже начала появляться эта манера говорить так, будто меня нет в комнате. Но обсуждение на этом закончилось. А я вот теперь думаю, может, я на самом деле что-то слышал? Нет, в глаза мне начнут все говорить только через пару лет, но ведь может так быть, что я сидел и играл в углу комнаты, а мама говорила отцу: «А вот Бенуа в его возрасте не играл в машинки, а изобретал новые возобновляемые источники энергии»? Возможно, я преувеличиваю, но могу я позволить себе быть немного необъективным?

А потом внезапно началась школа. Вот, знаете, до того, как я туда попал, я не употреблял сильных слов. Например, я не помню, чтобы говорил, что кого-то или что-то ненавижу. Но тут могу сказать точно, что ненавижу человека, который решил, что я должен быть отмечен, как особенный ребенок. Это настолько бесчеловечно и дико, что я до сих пор не понимаю, как сохранил хоть какую-то разумность. И ладно бы нас таких был целый класс или хотя бы десяток, но я был единственный во всей школе, у кого на рукаве пиджака и кармане рубашки под эмблемой учебного заведения была нашивка колбы с аббревиатурой PPFU. И я был настолько наивен, что думал – это просто, типа, мой герб, потому что этот рисунок было со мной весь детский сад: на шкафчике, горшке, стуле, папке с рисунками… Но ведь у всех там были картинки: кошки, клубнички, радуги, цветы, трехколесные велосипеды… У меня была теория, что это как-то связано с предпочтениями человека или его семьей. Эта теория вроде даже подтвердилась, потому что, когда я спросил у воспитателя (не Мартина, другого), что означает эта «банка», она ответила: «Это называется колба и означает, что твой папа - ученый». Это звучало разумно, и больше я об эмблеме не думал. Но в школе все было по-другому: в первый же день я заметил, что, видимо, я опять единственный из семьи ученого. А на первой перемене ко мне подбежал второклассник, который в отличие от нас, умел читать, ткнул пальцем в мою нашивку и прокричал: «Пи-пи фу!» Сомневаюсь, что он знал, что это значит, но самого сочетания звуков хватило, чтобы он захотел еще и толкнуть меня.

Я был в таком шоке, что не только дать сдачи, но и сказать что-то не мог. И да, до следующего года вся начальная школа, включая моих одноклассников (предатели!), звала меня Пи-пи-фу (кто поизобретательнее апгрейднули это до pee-pee-f**ck-you, гениально, не правда ли?)

К счастью, я не был ни особенно маленьким ни слабым. Поначалу бить людей было неприятно. Серьезно, когда мой кулак первый раз вошел в контакт с лицом обидчика, мне стало так гадко, что я тут же блеванул. Это стало дополнительной причиной для насмешек. Я решил, во что бы то ни стало, избегать физического контакта (вы только послушайте, что говорит тот, кого в детском саду называли Мистер Обнимашки!) и отделывался отборными ругательствами, запас которых я пополнил с двух до, минимум, ста всего за две недели. Несколько хуже стало во второй год, когда мы появлялись среди ребят постарше, и они начали уделять мне внимание (ага, у нас младшая, средняя и старшая школы были в одном здании. Помните, какая тогда перенаселенность была?). Они-то знали, что означает моя отметка, и невинным Пи-Пи-Фу не отделывались. С высоты прожитых лет большинство оскорблений кажутся бессмысленными, как, например, лабораторная крыса или инопланетянин, а многие и вовсе демонстрируют необразованность обзывающих, такие, как плевок, некрофил или кукуруза (ну это, последнее позволяло мне кричать в ответ: «Зато моя кукуруза побольше твоей!» хе-хе…Но все остальное, серьезно?!) Были и более-менее близкие к истине (ксерокс) и совсем ситаутивно-нейтральные (придурок, чудовище/монстр, странный и т.д.). Многим не хватало просто оскорблений, и они предпочитали комментарии или вопросы. Любопытно, какие? Вот несколько примеров:

- Это богопротивно.

- А ты появился из салфетки, которая завалялась в мусорной корзине твоего брата?

- А ты тоже будешь братом своего ребенка?

- А это правда, что тебя слепили из какашек? (аплодисменты шедевру!), и многое другое.

Знаете, что самое обидное? Если бы не эта чертова нашивка, этого всего бы не было, потому что, объективно, ко мне не за что было цепляться. Я не был тупым или слишком умным, заикающимся, да даже просто рыжим или с большим носом! Пожалуй, я должен был быть в лиге нормальных или чуть выше.

И вершина всего этого великолепия – я вначале не понимал, что происходит, за что со мной так обращаются. В конце концов, я не выдержал и спросил у учительницы. Она недоверчиво посмотрела на меня:

- Что ты имеешь в виду, ты не понимаешь? То есть…конечно, тебя не за что оскорблять… Но…ты же знаешь, что такое PPFU?

Я помотал головой, мучительно вспоминая, не пропустил ли я урок с такой темой.

- Я не имею права вмешиваться, но сейчас же позвоню твоим родителям.

Папу с мамой вызвали с работы, отправили для беседы со школьным психологом, а потом привели туда и меня.

- Что у тебя с рубашкой? – поприветствовала меня мама.

- В меня кинули кукурузой в кетчупе, - ответил я, психолог нахмурилась, а мама, тяжело вздохнув, сказала:

- Мы с твоим отцом любим тебя.

- Я вас тоже.

- Мы должны тебе кое-что рассказать. Жаль, что нас вынуждают сейчас, когда тебе трудно будет все понять.

- Дорогая, нам не нужно вдаваться в научные подробности, - вставил отец.

- У тебя был брат. Его звали так же, и вы…вы очень похожи…недостаточно…но сильно. Во время ужасных событий 14 лет назад он погиб, - мама уже заливалась слезами, но старалась говорить спокойно. – Через три дня после того, как получил золотую медаль. Знаешь, он занимался фигурным катанием…он был очень талантлив, наш Бенуа…

Мне передалось всеобщее горе, и я тоже всхлипнул, хотя еще не понимал, как это связано со мной.

- И у нас было несколько беспросветных лет. Мы потеряли все! У нас даже ни одной вещи его не осталось… А потом происходит чудо! Я увидела сюжет про проект «Воссоединение семьи», и мы с твоим отцом не успокоились, пока нашу заявку не приняли. И после этого я столько всего сделала, я даже принимала участие в ток-шоу, несмотря на всю ненависть к таким вещам, все ради того, чтобы вернуть Бенуа! И нас выбрали! У нас было целых два источника ДНК: пробы крови, которые брали перед одними из соревнований в Торонто, и слюна, которую мы отправляли в лабораторию, когда выясняли предрасположенность к генетическим заболеваниям. Она в конечном итоге и сработала. Даже на этом этапе все было под вопросом, потому что суррогатную мать мы себе позволить не могли, а мне было уже за сорок. Но все получилось – и родился ты! Это было, как машина времени: я держала тебя на руках, а видела себя и Бенуа больше 20 лет назад. А потом ты начал расти, и я находила все больше отличий.

- Извините, - прошептал я, хотя понял всего процентов 10.

- Тебе не в чем извиняться, - заверила меня психолог.

- Совершенно верно, - подтвердил отец. – Никто и не думал, что ты будешь точной копией.

Но по лицу мамы я понял, что именно этого она и ждала.

И вот вопрос, дорогие друзья, как я должен был себя после этого вести? В идеале, постараться приблизиться к оригиналу. В моем случае, задача практически невыполнимая. Ну, родители после откровения показали мне его фото из интернета, выступления и даже небольшое видео с семейного праздника, которое завалялось на канале моего дяди. Да, я начал уделять больше времени французскому, не спорить, когда мама предлагала какую-то стрижку, но на большее моих способностей не хватало. Окей, признаюсь, я даже на фигурное катание пошел! Ненавидел там почти все, не без труда уговорил отца перевести меня на хоккей, где и остался. Но этого явно было недостаточно.