Запах тлена. Записки на полях

Выходит Рудольфус. Желваки его худых впалых щёк гуляют вперёд-назад.

— Что вы здесь застряли, мисс Лавгуд? Готовы к аппарации?

Внезапно продрогнув от холодного воздуха, я сую руки в карманы, раскачиваясь с пятки на носок.

— Рабастан просил задержаться, чтобы мы могли переговорить, когда он получит распоряжение Тёмного Лорда.

— Рабастан, — повторяет мистер Лестрейндж раздражённо, и вдруг лицо его прорезает нелепая, кривая улыбка. — Ваша беседа не терпит отлагательств? — я охотно мотаю головой из стороны в сторону. — Запомнили координаты для аппарации?

— Я бы хотела войти в ученический отряд, — выпаливаю на одном дыхании.

— И речи быть не может! Я отвечаю за всех перед Тёмным Лордом. Конечно, вы можете спросить позволения у него лично.

И продолжает усмехаться, зная, что легче сунуть голову в пасть дракона, чем снова очутиться на аудиенции у Тёмного.

— Если же разрешение не будет получено, то у вас есть полчаса, чтобы добраться до места, — мистер Лестрейндж смотрит на алый краешек светила, поднявшегося над горизонтом, а затем на часы, которые показывают положение Старших и Младших планет. Миниатюрная модель Солнца пульсирует красным.

— Я поняла, сэр, — покорно говорю я, внутренне закипая.

Когда Рудольфус исчезает, появляется Рабастан и идущий вровень с ним мистер Малфой. А всё-таки здорово мы их взгрели тогда — на четвёртом курсе. Немного остыв от этой мысли, я замечаю, как Люциус Малфой отходит в сторону от шатра, давая Лестрейнджу время.

— Я хочу остаться с Джинни, — заявляю без предисловий.

— Нет, послушай, — мужчина крепко хватает меня за плечи. — Я всё понимаю, но прошу тебя, оставайся с Рудольфусом. Он прикроет тебя в случае чего, и мне будет спокойно, пока я не смогу присоединиться к вам. Джин неопытна, сама знаешь, ей будет не до тебя.

Неприятно думать о том, что он прав. Неприятно настолько, что выдержка оставляет меня, заставляя отросшие ногти впиваться в мягкую плоть ладоней.

— Куда вы? — упрямство вынуждает плотно сжать губы, игнорируя его слова.

— Магглы должны уйти из Британии. Тогда мы получим долгожданную свободу, — я в изумлении смотрю на Лестрейнджа. Как могут два человека остановить лавину, уже сорвавшуюся со склонов гор? Магглы — это не туповатые великаны, позволившие втянуть себя в чужую вражду. Едва ли они так легко сдадутся.

— Пообещай мне, что присоединишься к Руди, — Рабастан вновь ощутимо встряхивает меня, словно пытаясь выбить сопротивление. — Нет никакого делового соглашения, Луна. Я люблю тебя, — первый луч солнца слепит глаза, мешая рассмотреть его взволнованное лицо. Мне никогда не признавались в любви. Сердце бухает со страшной силой о клетку рёбер, и кровь мгновенно приливает к белой коже щёк. Я совсем не знаю, как реагировать, а Лестрейндж всё не сводит с меня своих обеспокоенных глаз.

— Пообещай.

Рабастан — единственный человек, кроме, пожалуй, папы, кто принимает меня такой, какая я есть. Но даже больше: мне порой кажется, что он совсем не замечает всей той шелухи, которую я слой за слоем наношу на себя — беззащитную, ранимую девочку, так рано оставленную матерью. Не обращает внимания на мозгошмыгов, на нарглов, на заглотов, как бы сильно я ни убеждала себя в их существовании…

И это… Это ведь не так уж и мало, верно?

— Хорошо, возвращайся скорее, Рабастан, — с тяжёлым сердцем говорю я, в последний раз оглянувшись на палатку Тёмного, и трансгрессирую к остальному отряду мистера Лестрейнджа.

И что теперь мне осталось?

Стоять на берегу в ожидании цунами, которое либо вознесет наш мир на вершину могущества, либо окончательно смоет его с лица земли. Бриз бросает в лицо солёные морские капли, и я мысленно ставлю последнюю пометку в истории безумной Луны; истории, впрочем, и не обо мне вовсе. Полностью оправдав этим свое школьное прозвище, я так же мысленно расписываюсь на полях и смотрю, как гигантская волна, поднявшаяся на горизонте, закрывает собой новорожденное солнце.

Vale(1).