Запах тлена. Записки на полях

Amat Victoria Curam (победа любит старание)

В доме твоём обитает злобный

Старый колдун и спящая дева.

Он яд разливает по длинным колбам,

А дева словно безумная матерь-Ева.

Хорошая всё-таки вещь — трансфигурация. Я кручусь перед небольшим зеркалом, так и этак пристраивая на голове лимонную шляпку с гигантским пером, полученную из старой чернильницы.

— Привет, — Рабастан вваливается нетвёрдой походкой, покачивая бутылкой огневиски в руке.

— Привет, — осторожно отвечаю я, не зная, что ждать от него в этом состоянии. — Что празднуешь?

— Первый день на новом посту, — Рабастан разваливается на кровати: морда в полог, руки раскинуты, словно он собрался делать «ангела» на моём покрывале. Точнее его — все-таки это дом Лестрейнджей. И это единственное, что меня удерживает от того, чтобы согнать Рабастана с кровати.

— Полежишь со мной?

— Нет.

— Нет так нет, тогда сыграем в шахматы? — он демонстрирует клетчатую доску, которую до этого сжимал в свободной от бутылки руке.

— Сыграем. Но я почти не умею.

— Ну, я попробую тебя научить, — физиономия у него становится озабоченной, и я понимаю, что в роли учителя он почти так же хорош, как Гермиона в роли балерины. Я довольно смутно себе представляю, кто такие эти балерины, но Грейнджер любила повторять нечто такое: «Из тебя, Луна, такой же комментатор, как из меня балерина». И хотя Она говорила, что комментатор из меня презабавный, в остальном не было причин не верить Гермионе. Но, признаться, Гермиона Грейнджер — на редкость ограниченная особа.

Рабастан с важным видом садится на стул, дважды промахнувшись мимо него, и неловкими руками расставляет фигурки, которые пользуются его состоянием и ускользают от пальцев. Поймав дерзкого белого ферзя, возглавлявшего армию пешек и уже промаршировавшего к краю стола, я водружаю его на доску, а остальные маленькие фигурки, потеряв боевой дух, тоже вскоре покорно занимают свои места.

— Ну, это пешки. Ими можно пойти в самом начале.

— Пожалуй, давай пропустим вступительную часть, — я выдвигаю свою фигурку на клетку вперёд. — Тебе не кажется, что профессор Снейп как-то странно смотрит на Джинни?

— Не знаю, мне обычно есть, чем заняться, помимо разглядывания его жёлтой рожи, — Рабастан после небольшой паузы хмыкает и прикладывается к бутылке. — Может, ревнует?

— Кого? Джинни?

— Ну, нет, Тёмного Лорда, ясное дело. Снейп же у него в любимчиках ходил, а тут вроде как конкуренция.

В этом могла быть своя правда, но что-то не давало мне покоя, звенело внутри тревожным колокольчиком.

— А вообще — он же на всех смотрит как на грязь под ногами. Только для Руди и Люца иногда делает исключения.

— А для тебя?

— Для меня тоже нет. Я же учился на курс младше, и повоевали вместе мы недолго. Раз — и он на свободе, а я в тюрьме. И сытый голодному не товарищ.

— Что там у тебя? — мне слышится какое-то копошение и писк из карманов Рабастана.

— А, это! Это тебе, — он выуживает из карманов мантии двух карликовых пушистиков — лилового и жёлтого — и выпускает их на столешницу. Они смешно попискивают и подпрыгивают на месте.

— Ой, какие красивые, — и такой же точно был у Неё. — Сложная трансфигурация.

— Зато кормить не нужно, — он берёт их за ворсинки и сажает мне на ладони. Арнольд — Её пушистик — оставил после себя только пуговицу в кармане кофты, где Она носила его с тех пор, как нам пришлось скрываться в Выручай-комнате. Что означало лишь то, что Фред, трансфигурировавший волшебного зверька, умер. Но Она до последнего верила, что просто потеряла забавное существо.

— Где ты взял их?

— Купил у Джорджа Уизли.

— Купил?

— Ну, конечно, купил, я же убийца, а не мелкий вор, — он стучит себя пальцем по виску, словно я сморозила величайшую глупость. И довольно ухмыляется кровожадной улыбкой. Это он так шутит, и, судя по подобным высказываниям, не я одна тут ненормальная.

— Значит, Тёмный Лорд сдержал своё обещание насчет Уизли?

— Конечно, сдержал. Он держит все обещания, которые ему выгодны, — произносит Лестрейндж с какой-то зловещей интонацией.

— Что ты имеешь в виду? — мысли разбегаются, хотя это, наверное, понятно даже ребёнку.

Но Рабастан не отвечает, он уронил голову на руки и, кажется, заснул. Я убираю назад жёсткие пряди его волос, которые падают на лицо и трепещут от дыхания как паутинки на ветру.

* * *

С похмелья Лестрейндж злой и помятый. Рычит, огрызается и сосёт мятный леденец, чтобы сбить перегар. На мне Её изумрудное платье в пол. Оно не очень мне идет — оттеняет лицо и делает его жёлто-зелёным. Ну и ладно, всё равно никто из нас не позаботился о вечернем платье, а наряды матери Рабастана для маггловских вечеринок совсем не годятся. Зато волосы уложены Её заботливой рукой и умащены «Простоблеском», и, в общем, пребывают в таком порядке, как никогда.

— Прекрасно выглядишь, — сипит Рабастан, и я вижу, что ему даже смотреть на меня больно.

— Угу, как тыква в период цветения, — он пожимает плечами, словно вообще не знает, ни что такое тыква, ни, тем более, как она цветёт. — Выпил бы ты зелье какое-нибудь.

— Уже. Скоро должно подействовать.

Мы трансгрессируем от крыльца и попадаем в вонючую подворотню с грязно-жёлтыми мусорными бачками. Затем выруливаем на магистраль и, дождавшись зелёного света светофора, перебираемся к зданию, вход в которое обрамляют массивные колонны, а у самых дверей стоят вышколенные швейцары. Правила дорожного движения нам объяснил Снейп, и, кажется, это единственное, что он помнит о маггловском мире. А вот разбор политического устройства немагической Великобритании уже моих рук дело, но думается мне, Рабастан не понял и половины того, что я пыталась донести до него.

Возле здания стоит высокая темнокожая девушка, в платье белом и таком открытом, что все идущие мимо мужчины разевают рты и чуть не падают, не в силах оторвать взгляд. Ведь ладно дело бы было только в платье. Женщина красивая, как с картинки: высокая грудь, покатые плечи, длинные ноги, тонкие ключицы. Прелесть, а не женщина.

— Лилит, рад тебя видеть, — Рабастан близко-близко подходит к брюнетке и целует её тонкие пальчики с кучей золотых колец на них.

— Знакомься, дорогая, это Луна Лавгуд — наш перспективный стажёр; Луна — это миссис Забини — моя школьная подруга и просто великолепная женщина.

«Перспективный стажёр?» — переспрашиваю я сама у себя и мысленно делаю зарубку убить этого беспардонного кретина при первой же предоставленной возможности.

Миссис Забини улыбается и мне, и Рабастану и немного зябко потирает себя по оголённым плечам (вечереет и уже довольно прохладно).

— О, нет, никаких миссис. Называй меня Лилит, милая. Ты почти опоздал, — кокетливо обращается она снова к Лестрейнджу, впрочем, нельзя отделаться от мысли, что она нервничает.

— Прости, если заставил тебя ждать.

— Пока мы обмениваемся любезностями, Лилит совсем замёрзнет, — меня до ужаса раздражают масляные глаза Рабастана, и приходится быть почти грубой.

Женщина смеётся, и смех её — как перезвон колокольчиков.

«Ну, просто невозможно быть такой совершенной», — угрюмо думаю я, следуя за этой парочкой. Рабастан придерживает дверь и пропускает её вперед. А потом и меня.

— Она что, Пожирательница Смерти? — тихо спрашиваю я у него, когда узкая и почти голая спина Лилит резко уходит вперёд.

— Нет, так сказать, вольный наёмник. Тёмный Лорд предлагает ей хорошие гонорары за помощь деликатного рода.

— А почему у неё нет метки, раз она так ценна?

— Ну, Лилит аполитична, да и боец из неё никакой. В общем, слишком много шумихи без толку. Кроме того, клеймо лишит её возможности носить столь открытые платья.

Я хмыкаю, мысленно соглашаясь с ним, одновременно пытаясь припомнить всё, что слышала об этой женщине.

— А правда, что она убила своих четверых мужей?

— Пятерых. Один был маггловским художником. Очень известным, кажется. И, вообще-то, это были несчастные случаи. По крайней мере, ни одну смерть не смогли признать умышленным убийством. Но я думаю, просто Министерство пока не научилось распознавать Вуду.

Мы нагоняем Лилит в конце холла, где она уже приоткрыла дверь в зал, из которого доносится жизнерадостная музыка, а нам путь преграждает охрана. Один из них сначала проверяет наличие наших имён в списках, а другой тем временем принимается осматривать Рабастана. Когда охранник с недоумением обнаруживает кобуру на запястье Лестрейнджа с закреплённой в ней волшебной палочкой, приходится всё-таки приложить и его, и напарника «Конфундусом».

— Зря только со списком заморачивалась, — Лилит тягостно вздыхает и качает головой. — В следующий раз возьми маленькую сумочку, наложи на неё незримое расширение и спрячь туда обе палочки, — говорит она мне, почему-то не надеясь на благоразумие Лестрейнджа. Видимо, достаточно хорошо его знает. Потом улыбается недоумённо озирающейся охране и, наконец, входит в зал. А за ней и мы.

Между круглыми столиками, прикрытыми белоснежными скатертями, скользят дамы, наряженные в роскошные платья и увешанные драгоценностями, и мужчины, одетые во фраки. От блеска камней в свете искусственного освещения хочется прикрыть глаза. Рабастан подает мне руку, выпрямляет спину и становится словно другим человеком. Я обхватываю его за локоть, и мы прибавляем ходу, чтобы совсем не потерять из виду Лилит, которая, как экзотичная рыбка, уже нырнула в привычный водоём, то там, то здесь мелькая каштановым хвостом волос.

— Дорогой, надеюсь, вы не заскучали? Я знаю, что мой друг — не самая весёлая компания, — мужчина в маггловском костюме из блестящей переливающейся ткани сидит за столиком с постным выражением лица и нервно постукивает по столешнице холёными пальцами. И было от чего: слева от него восседает Северус Снейп с лучшей из своих брезгливых физиономий, в маггловском фраке и с зализанными назад волосами. Выглядит он при этом так нелепо, будто солиста группы «Крылатые ублюдки» заставили изображать судью в Визенгамоте. К этому моменту мы уже нагнали Лилит и могли предположить, что мужчина, сидящий рядом с профессором, и есть «тот самый Министр», о котором так много разговоров было в доме Лестрейнджа в последнее время. К слову сказать, мне даже удалось побывать на собрании Пожирателей Смерти, где Рудольфус Лестрейндж, опираясь плечом на каминную полку, сверлил меня презрительным взглядом. Должно быть, ему казалось оскорбительным, что от расторопности какой-то выскочки зависит настолько важная операция. Однако Рабастан со свойственным ему пофигизмом утверждал, что всегда можно (и даже лучше) шарахнуть «Империусом» или «Конфундусом», и никому эти дипломатические игры не нужны. Так что и от моего провала ничего не изменится. Тёмный вообще не стеснял никого в средствах, главное — чтобы была выполнена задача. Народа у нас было не так чтобы много, даже если предположить, что все магическое сообщество подчинится Тёмному и включится в новую войну, а врагов — предостаточно. Один Отдел международного сотрудничества (в ведомстве младшего Лейстренджа) устранил трёх европейских магов, наблюдавших события в стране и пытавшихся связаться с кем-то из уцелевших Орденцев. А ведь явно кого-то не поймали. Я думаю, Тёмный спешит, потому что эта его война и так затянулась. Но магглы — это ведь не так просто, верно?