Просмотренные до рассвета

Глава 15

Они вернулись в прошлое в январе, после Рождественских каникул. А это значило, что Драко, выполняя задание Волдеморта, уже подменил профессору Слизнорту бутылку медовухи на отравленную. Гермиона помнила из будущего, что эта бутылка так и не дойдет до профессора Дамблдора. Слизнорт откроет ее раньше, и медовухой отравится Рон.

Кэти Белл всё еще не вернулась из Мунго. На Хэллоуин она случайно дотронулась до проклятого ожерелья и чуть не погибла. Теперь Гермиона знала, что это Драко купил то ожерелье, чтобы убить профессора Дамблдора. И это он наложил на Кэти Империус, чтобы она отнесла ожерелье в замок. Гарри догадывался, что за этим стоит Малфой, и продолжал следить за ним.

Гермиона теперь после уроков сидела в библиотеке, чтобы после войны поступить на факультет колдомедицины, а так же ходила в больничное крыло помогать мадам Помфри. У нее она взяла бутылек с настойкой бадьяна — Гермиона помнила, что в будущем Рон неудачно аппарирует и ему расщепит руку. Она помнила, что видела в одной из линий жизни в потоке времени, что забыла настойку бадьяна, когда в спешке собирала сумочку со всем необходимым. Рона расщепило, и им пришлось искать ближайший город и поселение волшебников, чтобы найти настойку.

Малфой бывал в библиотеке так же часто, как и она. Ей не надо было его видеть, чтобы знать, что он тут, сидит в секции зельеварения, а иногда в секции древних рун, а потом уходит в кабинет Снейпа. Гермиона могла почувствовать каждый его шаг. И думала о нем постоянно.

Она не могла выбросить из головы образ, который увидела в потоке времени, — берег моря, все залито солнечным светом, они с Драко идут, взявшись за руки, и улыбаются. Так хорошо. Так светло. И когда Гермиона уставала читать книги по биологии, она рисовала эту картинку — на обрывках пергаментов, между записями, на морозном стекле, в своем воображении.

Четырнадцатого февраля в спальне появился букет роз. К букету не прилагалась валентинка. Розы были слегка помятые, словно прибитые дождем, который шел все утро и всю ночь. И никто из мальчиков не признался от кого, а главное, кому предназначен этот букет.

Когда никого не было рядом, Гермиона уткнулась носом в цветы, и ей даже показалось, что вместе со знакомым ароматом она почувствовала капельки дождя, который прошел где-то в будущем.

У нее не было никакого подарка для Драко, кроме ее любви, которая пульсировала в сердце. Ей не оставалось ничего другого, как передавать ему свои чувства: свою нежность, свою любовь, свою веру, что все будет хорошо.

На зельеварении их не ставили вместе. Но это не мешало ей чувствовать его каждой клеточкой тела и знать, что он всегда смотрит на нее, когда она особенно низко наклонялась над котлом с кипящим зельем.

На Пасхальных каникулах Гермиона поехала домой. Было так странно после стольких лет, наконец, вернуться туда. Как будто ничего не случилось. Как будто она не стирала родителям память. Как будто они не расставались на девятнадцать лет.

Мама привычно отчитывала ее за слишком легкую, по ее мнению, одежду. Вместо ответа Гермиона бросилась к маме и обняла ее:

— Я тебя люблю, мама, мамочка.

— Я тоже, дорогая. — Мама погладила ее по спине. — Что-то случилось? Почему ты плачешь?

— Я ужасно скучала.

Это были самые длинные каникулы в ее жизни и одновременно самые короткие — ведь она так долго не видела маму и папу. В детстве казалось, что родители — это единственное, что никогда не изменится. В детстве казалось, что родители всегда будут рядом. И вот теперь она знала, что скоро сама сотрет им память о себе. Она обнимала их особенно долго перед тем, как Хогвартс-экспресс повез ее обратно в школу.

В школе в теплые майские дни Гермиона ходила делать уроки во внутренний дворик. Она садилась под старой грушей, раскрывала учебник, но заниматься совсем не хотелось. Всё в этом месте напоминало ей о Драко. Она помнила, что в их реальности в те дни Драко был сам не свой, а она эгоистично думала, что дело в ней, и очень расстраивалась, и иногда начинала спорить с ним без всякой причины. Они даже ссорились. Если бы она тогда могла посмотреть на всё с высоты, она бы никогда не стала тратить время на ненужные переживания и ссоры… А теперь у нее остались о тех днях только воспоминания и этот дворик, в котором она иногда могла смотреть на него. Но он почти не приходил. Крэбб и Гойл курили у старого фонтана вдвоем.

Она помнила поцелуй, случившийся накануне битвы с Гарри. Драко поцеловал ее здесь под старыми арками, увитыми плющом. Это произошло где-то в конце весны-начале лета, когда Кэти Белл вернулась из Мунго. Кэти еще не вернулась, но Гермиона каждый день чувствовала беспокойство. И чтобы унять его, иногда заглядывала под мантией-невидимкой в заброшенный туалет для девочек. Драко обычно сидел на подоконнике и вел беседы с плаксой Миртл.

— Наверное, ты не обнимал ее до легкого хруста… — говорила Миртл, кружа над лужей на грязном полу туалета.

— Обнимал каждое утро…

— Ты забывал говорить ей, что она самая красивая…

Он усмехался.

— Да… наверное, иногда забывал…

— Ты думаешь, она будет счастлива с рыжим?

Драко смеялся в ответ.

— Она тут, под мантией-невидимкой, слушает о чем мы говорим… — сказал он, смотря прямо на Гермиону, когда она в очередной раз пришла убедиться, что он в порядке.

Гермиона, не желая связываться с ревнивым привидением, скорее бросилась прочь из туалета.

В тот день, когда случилась Сектумсемпра, в Большой зал вошла Кэти Белл. Она только что вернулась из Мунго. Кэти остановилась и взглянула на Драко. Он посмотрел на нее в ответ. А затем перевел взгляд на Гермиону. В тот момент она почувствовала всё, что чувствует он. До нее только тут вдруг дошло, что он тоже помнил и ждал этот день. Он медленно встал в полной тишине. И в такой же тишине пошел прочь из зала. Гермиона чуть не вскочила, чтобы броситься за ним. Но в этот момент мимо нее пронесся разъяренный Гарри. Он обо всем догадался. Догадался, что это благодаря Драко Кэти оказалась в больнице. Гермиона вцепилась ладонями в столешницу. Время текло. Может быть, в этот раз они смогут договориться, и Гарри не пошлет в него Сектумсепру? Может, в этот раз… Ее пронзила острая боль. Перед внутренним взором возник Драко в луже крови. Гермиона продолжала стоять, вцепившись ладонями в стол, хватая ртом воздух, чувствуя его боль.

Потом все закончилось. Позже она узнала, что Снейп пришел вовремя и успел спасти его. Но Драко все равно попал в Больничное крыло.

В гостиной гриффиндорцы громко возмущались тем, что Снейп в наказание оставил Гарри на отработку.

Гермиона сидела молча. Наконец она не выдержала:

— Неужели вам совсем его не жаль?

— Гарри? — спросил Рон.

— Драко! Он же чуть не погиб!

— А почему мы должны его жалеть? — покраснев как рак, сказал Рон.

Гермиона поджала губы, чтобы не сказать все, что она думает о них, и вышла из гостиной.

Рон не пошел за ней. Хотя он уже бросил к тому времени Лаванду. И, честно говоря, Гермионе было жаль Лаванду. Да и Рона, который никак не мог определиться с тем, кто же ему нравится, ей тоже было жаль.

Она пришла к Больничному крылу, чтобы увидеть Драко, но в этот раз смотрела на него издалека, желая, желая, желая, чтобы он скорее поправился. Уходя, она встретилась со Снейпом в коридоре. В конце июня Драко впустит в Хогвартс Пожирателей, а Снейп убьет профессора Дамблдора на Астрономической башне.

Гермиона помнила, как в их будущем в последний день июня она вместе с Роном, Джинни, Невиллом и Луной билась с Пожирателями в коридорах замка. И когда она уворачивалась от заклинаний, Драко, который сражался на стороне врагов, затащил ее в пустой кабинет. Он всё ей рассказал, — рассказал про свое задание, про шкаф, про то, что случилось на Астрономической башне.

— Ненавижу тебя, — кричала она, — ты мерзкий человек! Ты убийца! Я думала, что ты другой! Ты…

— Какой — другой? Ты знала, какой я! Я не Поттер. Да и ты не он! Разве не ты шантажировала Скитер? Разве не ты подожгла мантию Снейпу? Кто ты такая, чтобы меня судить?!

— Никто, — ответила она, подняв подбородок, — тебе я никто.

— Я сделал это, потому что у меня не было выбора! Я не хотел никого убивать! Он бы убил моих родителей, если бы я не починил чертов шкаф!

— Убирайся! — Гермиона толкнула его в грудь. — Уходи!

Драко долго смотрел на нее. Гермиона помнила, что выдержала его взгляд. А затем он развернулся, и когда она увидела его спину, то подняла палочку, чтобы проклясть его…

Но в тот миг вдруг поняла, что он уходит. Он уходит. И больше она его не увидит. Это было гадкое убийственное предчувствие. И Гермиона не смогла произнести заклятие. Наверное, она должна была сказать что-то другое, поддержать его — ведь он не хотел убивать. Он верил ей. Он не ушел, не признавшись ей во всем. Гермиона помнила, как обдумывала это потом в палатке, чувствуя свою вину, желая всем сердцем повернуть время вспять — и в этот раз поступить по-другому.

В последний день июня Драко открыл Исчезательный шкаф, и через него в школу вошли Пожиратели. Профессор Снейп убил Дамблдора на Астрономической башне. Затем Драко бежал. Конечно, никакого разговора у них не произошло. И она даже не встретила его в замке, когда сражалась в коридорах вместе с друзьями.

После похорон они с Гарри и Роном поднялись на Астрономическую башню.

— Ты думаешь, Драко мог убить профессора Дамблдора? — спросила она.

Рон сидел в отдалении. На шестом курсе он пережил отравление медовухой, неудачный роман с Лавандой, и теперь она должна делать вид, что влюблена в него.

— Он мог, — ответил Гарри. — Он мог это сделать легко. У него очень быстрая реакция. В туалете я выпустил в него то заклинание от врагов от страха, думал, он меня убьет.

— А на Астрономической башне?

— Он убрал палочку.

— Я пойду с тобой, — сказала она, не дожидаясь того, что Гарри скажет, — я пойду искать Крестражи с тобой.

Она посмотрела на Рона, который сидел с побитым видом. От него теперь зависит все.

Когда случится битва за Хогвартс, ей придется поцеловать Рона, ведь в ее сне именно с этого поцелуя и начались их отношения. Драко это почувствует. Вероятно, тогда он возненавидит ее по-настоящему. И когда они встретятся через девятнадцать лет в Хогвартсе, он даже не захочет на нее посмотреть. Но… но если они снова будут стоять там, во дворе школы, то теперь она будет знать, что именно хотела ему тогда сказать. Теперь она знает, зачем искала его в тот день и почему он ей снился. Он затянется сигаретой и спросит, о чем она хотела поговорить. И она ответит в этот раз, что была с ним счастлива. Потому что, кажется, она так никогда ему это не сказала.

Впрочем, это тоже вряд ли случится. Чем дальше они уходят по новой линии жизни, тем призрачнее становятся воспоминания о той, где они были вместе. А потом их воспоминания друг о друге и вовсе превратятся в обрывки снов, или чью-то несбывшуюся мечту. И, вероятно, через девятнадцать лет она даже не вспомнит, как любила его, как просыпалась с ним утром, и как… как хотела остаться с ним.

— Что? Что случилось? — спросил Гарри.

— Ничего, — сказала она, утирая слезы. — Я плачу из-за Профессора Дамблдора.